Харама
Шрифт:
Фаустина собрала со стола кожуру и выбросила ее в окошечко над плитой. Снаружи донеслось кудахтанье кур.
— Да, старые, теперь уже не надо скрывать.
Она сняла с плиты горшочек, открыла крышку и через ситечко вылила содержимое в стакан. Поставила стакан на блюдце и подала Шнейдеру вместе с сахарницей и ложечкой.
— Португальский кофе, — сказала она. — Попробуйте, понравится ли вам?
— Danke sch"on[19], — торопливо поблагодарил старик. — Кофе сеньоры Фаустины
Фаустина села напротив и облокотилась о стол. Шнейдер размешал сахар и с ложечки попробовал кофе.
— Ну как?
Шнейдер причмокнул. Трижды помахал ложечкой в воздухе, словно дирижерской палочкой, и трижды повторил:
— Замечательно. Замечательно. Замечательно.
— Рада, что вам нравится. Только мужу об этом ни слова: я купила кофе потихоньку от него, и если он узнает, за два дня ничего не останется.
Она подняла глаза. В кухню вошли Кармело и дон Марсиаль.
— Добрый вечер.
Шнейдер повернулся на стуле к двери:
— О, это мои друзья. Очень рад. Как дела? Как дела? — И улыбнулся тому и другому, слегка наклонив голову.
— Как поживаете, сеньор Эснайдер? — сказал дон Марсиаль. — Вы тут, я вижу, кофе попиваете, а? В этом доме вас принимают хорошо, не можете жаловаться!
— О нет, нет, вовсе нет, — засмеялся Шнейдер. Затем, тыча указательным пальцем в грудь дону Марсиалю, добавил: — А я знаю, зачем вы сюда пришли. — И, снова засмеявшись, повернулся к дымящемуся кофе.
— Еще бы вам не знать! Глядите, как он обрадовался. Но не торопитесь, пейте ваш кофе не спеша, а то обожжетесь.
Кармело молча улыбался. Фаустина сказала:
— И надо же было вам прийти как раз сейчас и взбудоражить человека вашей распрекрасной игрой, не даете спокойно кофе попить.
Шнейдер допил кофе и встал:
— И эта причина — игра в домино. Что ж, я готов. — Взяв шляпу, он поклонился Фаустине: — Сеньора Фаустина, я вам очень благодарен за кофе, — и указал на дверь вытянутой рукой, церемонно приглашая Кармело и дона Марсиаля пройти вперед.
— Сначала вы, — сказал дон Марсиаль.
Все трое вышли из кухни. Завидев их, Кока-Склока закричал:
— Косточки уже на столе! Можно начинать игру! Ну что, сеньор Эснайдер? Готовы к бою?
— Вот именно, — ответил тот.
Над столом возвышалась лишь голова Коки-Склоки: грудь и плечи едва были видны. Руки плавали по мраморной столешнице, мешая косточки.
— Кому достанутся две самые крупные, играют вместе.
Вскоре вошел мужчина и засаленном синем комбинезоне, по лицу у него стекали струйки пота. Поздоровался.
— И сегодня тоже? — спросил его Лусио.
— И сегодня тоже, сеньор Лусио. Ни даже воскресенья… Только что слез.
Шнейдеру выпало играть с доном Марсиалем.
— Садись туда, Кармело, —
Маноло все еще стоял и шаркал ногой по цементному полу.
Вдруг он обратился к хозяину:
— Я пройду, с вашего позволения.
— Ладно, иди, делай что знаешь.
Когда Маноло вышел, Маурисио сказал:
— Ну и тип!
— Слишком уж ты крут с парнем. Обычное дело. Никто зятьев особенно не жалует. Будь это хоть сам святой Антоний.
— Какой там святой Антоний! Хвастун и прохвост. Такого обормота во всем мире не сыщешь. Я этого типа с его гладкой рожей просто видеть не могу, клянусь тебе, сил моих нет глядеть, как он выставляется.
— Вот увидите, — сказал шофер, — как вы ему будете благодарны, когда в один прекрасный день вам подкинут сюда внучонка.
Маурисио поставил перед ним стакан:
— Сюда? Ну, если пойдет в отца, то, сдается мне, будет у него не ахти какой любящий дед. Представляю, что за сокровище получится. Это мы еще посмотрим.
— Ты уж совсем ожесточился. Так заранее невзлюбить несчастное дитя, которое еще и не заказано.
Шестерочный дубль достался дону Марсиалю.
— Ну вот он, — сказал дон Марсиаль, выкладывая дубль на стол брезгливым жестом, будто то был таракан.
Кока-Склока посмотрел на кости:
— Сейчас мы тебе ответим.
Шнейдер клал косточки домино очень аккуратно, а Кока-Склока бил ими о стол изо всей силы.
— А мы вот так! — кричал он при этом.
— Что значит так? — сказал дон Марсиаль. — Так ты только стол расколешь. Неужели нельзя полегче?
— Как это полегче! Всякая кость вдвойне к месту, если прихлопнешь как следует! Мы из вас дух выбили, вот вы и протестуете.
Шнейдер смеялся и аккуратно клал кость.
— А вы не смейтесь, сейчас я вас прокачу. На следующем круге.
— Я так не думаю, — ответил тот, глядя на костяшки. — Но думаю, что я будет прокатиться.
— А вот увидите.
Кармело развлекался, глядя на Коку-Склоку, и был доволен, что тот оказался его партнером.
Но вдруг Кока-Склока сжал кулак и заорал:
— Черт тебя раздери! Ну что ты поставил, дурья башка? Чем ты думал? Совсем не соображаешь! Видел же, что они ехали, так делал бы забой, а ты им подыграл. Для чего ты им развернул по четырем? Специально берег для них эту кость?.. И думаешь, что ты очень умный? Прокатился? Трепло! Ненормальный!..
— Э, ну хватит, — оборвал его дон Марсиаль. — Гляди, как ты не любишь проигрывать. Что набросился на Кармело? Ты вроде бабы: те всегда пользуются своей слабостью, чтобы ругать всех и вся, в этом их сила. Вот и ты осмеливаешься обзывать Кармело, потому что знаешь, что он тебя поколотить не может, — ведь ты кто? Лягушка обсохшая! И вполсилы шлепка не выдержишь.