Харама
Шрифт:
— Так ты завтракать не будешь?
— В том-то и штука. А может, твои заглянут ко мне и принесут мой завтрак сюда? Все стоит на кухонном столе, невестка должна была приготовить. Тогда они избавили бы меня от ходьбы по такой жаре.
— Что еще прикажете, сеньор маркиз? Они и так будут нагружены, а тут еще сверх всего доставляй сюда ему домашнюю еду.
— Тогда ладно, шут с ним, с завтраком. Захочется, так сам пойду. А нет — съем вечером, какая разница.
Прошел товарный поезд, и по ту сторону переезда показалась
— Эй, Мигель! Алисия! Мы здесь!
— Привет, ребята! Давно ждете?
Шлагбаумы медленно поднялись. Велосипедисты вошли на переезд, ведя велосипеды за руль.
— Как мы важничаем, что приехали на мотоцикле! — сказал Мигель, подходя к Себасу и его невесте.
Велосипедисты обливались потом. На девушках были яркие платки, повязанные так же, как у Паулины. Молодые люди — почти все в белых рубашках. Только один был в майке с поперечными синими и белыми полосами, похожей на матросскую тельняшку. На голове — носовой платок с четырьмя узелками на углах. Штанины заправлены в носки. У остальных были велосипедные зажимы. Высокая девушка, которая шла последней, обиженно кривилась и проклинала свой велосипед, переводя его через рельсы и неровности настила.
— Вот черт! Ну что за старая развалина!
На ней были очки с синими стеклами в замысловатой оправе, которая словно продолжала ее брови вразлет, и это придавало лицу загадочность, делало ее похожей на японку. Она тоже была в брюках.
— Как видишь, я сдержала слово, — объявила она Паулине, поравнявшись с ней.
Паулина посмотрела на брюки.
— Слушай, как здорово! Они так тебе идут, прелесть! Я в своих рядом с тобой — пугало огородное! У кого ты взяла?
— У моего брата Луиса.
— Они тебе в самый раз. Ну-ка, повернись.
Та заученным движением крутнула бедрами, не выпуская руля велосипеда.
— Да из тебя выйдет натурщица! Какие формы!
— Комплименты потом, не то нас поезд переедет. — И девушка свела велосипед с рельсов.
— Что, кто-нибудь шину проколол? — спросил Себас товарищей.
— Слава богу, нет. Из-за Мели[5] задержались — она каждые двадцать метров останавливалась и заявляла, что таким аллюром не может и никто не заставит ее лезть из кожи.
— А каким же аллюром она может?
— Да ну ее…
— И что тут такого? Никто вас не просил меня дожидаться. Я и одна спокойненько приехала бы сюда.
— В этих штанах ты одна далеко бы не уехала, это я тебе говорю.
— Ну да! Это почему же?
— А потому, что многим захотелось бы тебя проводить.
— И на здоровье, мне даже было бы приятно, лишь бы попался не такой, как ты…
— Ладно. Что мы торчим тут на солнце? Поехали.
— Мы выясняем будущее Мели.
— Ну, это ты оставь
Многие уже ушли.
— Ты похуже велосипеда не мог мне подобрать?
— Милый мой, да я схватил первый, какой мне дали. А ты что, хотел топать на своих двоих?
— Давайте поедем, какой смысл идти пешком.
— Это худшая из развалин, на которые я когда-либо садился, клянусь, не хватает только для маскировки выкрасить ее в хаки, как в армии делают.
— Как доехала наша еда?
— Не знаем, — ответил Себастьян. — Еда все еще лежит в коляске. Придем — посмотрим, не растряслось ли что-нибудь. Думаю, что нет.
Мигель и его девушка пошли пешком, ведя велосипеды за руль, чтобы составить компанию встречавшим, остальные сели на велосипеды и уехали. Паулина сказала:
— Вообще-то трясло здорово, судки черт знает как грохотали.
— Лишь бы не открылись…
— А знаешь, хозяин кафе нас помнит, он меня сразу узнал.
— Ну да?
— Но тебе вспомнил и спросил, верно, Паулина? Он сказал: «Тот, который пел».
Остальные уже подъезжали к кафе. Парень в полосатой майке, ехавший впереди, свернул направо. Одна из девушек пропустила поворот.
— Сюда, Луси! — крикнул он ей. — Поезжай за мной! Гляди, вон уже и кафе!
Девушка повернула и поехала с остальными.
— А где же тут сад?
— Вон за той стеной, не видишь, что ли, из-за нее торчат верхушки деревьев?
Собрались все, остановились у дверей.
— О, здесь неплохо!
— Заметь, Мели всегда последняя.
Один из прибывших поглядел на вывеску и прочел:
— «Разрешается приносить с собой закуску»!
— Я первым делом выпью такую кружищу воды, такую кружищу, с церковь величиной!
— А я — вина.
— Это с утра пораньше?!
Вошли.
— Осторожно, милая, тут ступенька.
— Спасибо, я вижу.
— А где мы оставим велосипеды?
— Пока что у входа. А потом нам скажут, куда поставить.
— Я тут ни разу не была.
— А я был, и не раз.
— Добрый день.
— Оле! Добрый день.
— Фернандо, помоги, пожалуйста, моя юбка за что-то зацепилась.
— Здесь уже попрохладнее.
— Да, тут хотя бы дышать можно.
— Вот ваше лицо я помню.
— Как поживаете? Как дела?
— Как видите, поджидаю вас. Я уж тут удивлялся, что это вы нынче летом глаз не кажете.
— Если можно, будьте добры стакан воды.
— Почему же нет. Ну, а тот, высокий, который пел? Мне, кажется, сказали, что он с вами.
— Да, он приехал, сейчас придет со своей невестой и с теми, что приехали на мотоцикле. Им, видно, нравится солнышко.
— Сегодня, пожалуй, оно никому не нравится. Да, конечно, эти бутылки вина для вас.
На стойке, сияя, стояли в ряд четыре одинаковых литровых бутылки с красным вином.