Харикл. Арахнея

Беккер Вильгельм Адольф

И без того уже было пора идти на рынок, чтобы встретиться с Ктезифоном и отыскать трапецита, которого ему нужно было видеть, поэтому, передав Ману ящик с золотом и велев ему следовать за собою, он вышел из дому.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Трапециты

Рынок был уже полон, когда Харикл пришёл туда [53] . Во всех его отделениях продавцы скрепили уже плетёнки своих лавок и выставили товар на столах и на скамейках. Тут булочницы сложили в высокие кучи свои круглые хлебы и пироги и преследовали криком и бранью прохожего, который нечаянно опрокидывал одну из этих пирамид; рядом дымились котлы с варёным горохом и другими овощами. Там, на горшечном рынке, горшечники восхваляли достоинство своей посуды, далее, на миртовом рынке продавались венки и ленты, и не одна хорошенькая продавщица принимала к вечеру заказы на венки, а может статься и на что-нибудь иное. Здесь можно было найти всё необходимое, начиная с ячменной крупы и до самых лакомых рыб, чеснок и фимиам, чистое прозрачное масло и превосходнейшие благовонные мази, свежий

сыр и сладкий мёд гиметтийских пчёл, наконец, наёмных поваров и рабов и рабынь — всё это было здесь в изобилии, и каждое на своём месте. С громкими криками носили свой товар разносчики, а время от времени проходил по рынку общественный глашатай, возвещавший громким голосом продажу дома и вновь прибывших товаров или же объявлявший о награде, назначенной за открытие какого-либо воровства или за поимку сбежавшего раба.

53

Когда речь идёт о рынке какого-нибудь древнегреческого города, отнюдь не следует представлять себе рынок этот помещающимся на какой-нибудь площади. Под рынком надо скорее разуметь целый квартал, который подразделялся на отдельные части, которые назывались по имени товара, в нем продававшегося: рыбным, овощным, горшечным миртовым рынком и т. д. Афинянин делал на рынке свои ежедневные закупки или сам, или через раба. Раб, на которого была возложена эта обязанность, назывался ?????????. Случалось, впрочем, что закупки производились и рабынями. Свободные женщины никогда не посещали рынка. Показываться на рынке могли лишь гетеры, но отнюдь не почтенные гражданки. Лавки продавцов ?????? устраивались, как кажется, из плетёнок, сделанных из прутьев. Более всего посещаемым и самым важным для гастронома отделением был рыбный рынок. Продажа рыбы начиналась в известный час. О начале её возвещалось звонком, вслед за которым все устремлялись туда. На рынке помещались также и столы трапецитов. По всей вероятности, отделение трапецитов служило также местом, где сходились люди богатые и знатные. Собирались на рынке поутру, в начале третьего часа, который соответствовал нашему девятому, а расходились никак не позже полудня. Впрочем, как место прогулки, рынок посещался и во всякое другое время дня. Должно, однако ж, заметить, что продажа товаров и в особенности съестных припасов производилась не только на рынке, но и в других частях города, а некоторые из товаров, как, например, солёная рыба, должны были продаваться за городскими воротами. Надзор за продажею возлагался на так называемых агораномов, которые и составляли рыночную и торговую полицию.

Рабы и рабыни, а также и люди свободные, выбирая и торгуясь, расхаживали по рядам продавцов и запасались всем необходимым на день. Иной останавливался долее чем нужно у стола хорошенькой продавщицы или же, подойдя к корзинке торговца плодами, ласково заговаривал с ним с целью поесть незаметно фруктов, в то время как кто-нибудь другой покупал или разменивал драхму. Но вот раздался звонок на рыбном рынке и возвестил о начале торговли. Все устремились туда, чтобы не прозевать своей важнейшей покупки. Идя к столам менял, Харикл должен был пройти по этой части рынка. Было забавно смотреть, как любители рыбы пускали в ход всё своё красноречие в надежде победить убийственное хладнокровие продавцов, упорно стоявших на своей цене.

— Сколько будут стоить эти щуки, коли я возьму их пару? — спросил торговца какой-то гастроном, стоявший возле него.

— Десять оболов, — отвечал тот, почти не глядя на вопрошавшего.

— Дорого — возражал этот, — ты отдашь за восемь? — Да, одну.

— Друг, — продолжал покупатель, подавая ему восемь оболов, — бери деньги и не шути.

— Я сказал их цену, не хочешь, так проходи мимо.

Подобных сцен было немало, и Харикл с удовольствием остался бы здесь долее, не будь с ним Мана, который нёс драгоценный ящик.

В отделении трапецитов он встретился с Ктезифоном, который в ожидании его ходил взад и вперёд. Как хотелось ему поделиться с ним своим счастьем, но чудной старец строго запретил ему говорить о случившемся. Впрочем, то, что он вновь купил дом своего отца, не могло оставаться тайною, рассказать же другу, что он узнал Фориона как честнейшего и благороднейшего человека считал он своей обязанностью, так как и Ктезифон слышал про него дурное.

— Непостижимо только то, — сказал он в заключение, — как мог этот человек, олицетворение честности и великодушия, прослыть за скупца и ростовщика.

— Это меня нисколько не удивляет, — сказал Ктезифон. — Толпа судит обыкновенно по внешности. Часто самый отъявленный негодяй слывёт образцом добродетели, между тем как порядочного человека не умеют ценить по заслугам. Я думал именно об этом в ту минуту, как ты пришёл. Посмотри-ка, вон там пробирается вдоль стенки человек, с кислой физиономией и длинной бородою; он подражает спартанцам, а потому ходит постоянно босиком, в плохенькой одежде и не обращает, по-видимому, никакого внимания на то, что происходит вокруг него. Не следует ли счесть его человеком в высшей степени серьёзным, скромным и самых строгих правил? Но, могу тебя уверить, нет той гадости, которой бы он не творил ночью, когда сходится с товарищами в своём притоне. Да, — продолжал он — человеку, желающему изучать людей, весьма полезно ходить сюда почаще и наблюдать. Взгляни ещё вот на этого человека, который идёт нам навстречу в сопровождении трёх рабов. Как он гордо смотрит перед собою, даже не поворачивает головы, чтобы не иметь необходимости поклониться кому-нибудь. Его одежда спускается до самых пят, а руки разукрашены множеством колец [54] ; он громко говорит с своими рабами о серебряных кубках, рогах и чашах для того, чтобы все проходящие слышали его, и чванится, как будто нет ему равного на свете. Ну, а как ты думаешь, кто он такой? Человек самого низкого происхождения, который ещё недавно был в нищете, а теперь разбогател. Теперь он показывается только в отделении трапецитов и, недовольный своим именем, удлинил его

на два слога, стал называть себя вместо Симона — Симонидом. Он полагает, вероятно, что имя изменяет человека. Я часто видывал его прежде, как он в грязном платье носил покупки за ничтожную плату, а теперь он обиделся бы ужасно, если б дурно одетый человек вздумал заговорить с ним. Посмотри также и направо: видишь этого сухощавого человека с чёрными взъерошенными волосами, который расхаживает по рыбному рынку, ничего не покупая, и только за всем наблюдает; это один из опаснейших сикофантов. Подобно змее или скорпиону, ползает он по всему рынку и, держа всегда наготове своё ядовитое жало, зорко высматривает, нет ли где человека, которого бы можно было погубить, сделать несчастным или по крайней мере хорошенько обобрать, пригрозив подачей опасного доноса. Ты никогда не увидишь, чтобы кто-нибудь с ним разговаривал или был в его обществе; но, как тень безбожника в царстве Гадеса [55] , по изображению живописца, человека этого постоянно окружают проклятия, клевета, зависть, раздор и вражда. Да, в этом заключается несчастье нашего города, что он питает и поддерживает ядовитое отродье сикофантов и пользуется ими как обвинителями, так что самый честный человек вынужден льстить им и стараться привлечь их на свою сторону, чтобы оградить себя от опасности [56] .

54

У греков было в обыкновении носить кольца. Они служили им отчасти как печати, отчасти как украшение. Ношение колец считалось также признаком свободного человека.

55

Гадес, Аидес, Аидоней, позже Плутон — бог подземного неведомого мира, айда или ада.

56

Афиняне держались того же мнения, что и Цицерон: accusatores multos esse in civitate utilo est, ut metu contineatur audacia (государство нуждалось в обвинителях, а потому и вознаграждало их); хотя и не непосредственно. Вследствие этого были люди, которые жили засчет того, что за деньги выступали обвинителями, в большинстве же случаев вымогали их страхом доноса. Хотя за неправильную жалобу и наказывали, но само ремесло, по крайней мере в позднейшее время, было вряд ли запрещено законом.

— Да, конечно, это можно поставить в укор Афинам, — сказал Харикл, — но знаешь ли, кто обращает на себя моё внимание гораздо более, чем все те, на которых ты мне указывал? Вон те молодые люди, которые шляются около продавщиц благовонных мазей. Посмотри, какими франтами они расхаживают, как растопыривают руку, чтобы самым кончиком пальца почесать голову или тщательно поправить волосы, чёрный цвет которых, может быть, куплен ими здесь же. Для меня нет ничего противнее молодого человека с таким женственным лицом и сладким голосом, от которого разит благовонными мазями и который, чего доброго, держит в руках букет цветов или душистый плод. Вообще, как отличается нынешняя жизнь на рынке от той, которую рисовал мне отец по воспоминаниям из своей юности, когда молодые люди совсем не посещали рынка или, краснея и со стыдом, торопились пройти через него, если необходимость заставляла их сделать это.

— О, эти времена давно уже прошли, — сказал Ктезифон, — мы сами разве не молодые люди, однако ж мы на рынке.

— Да, но по необходимости, — возразил Харикл, — и ты мне вовремя напоминаешь, что нужно идти разыскать трапецитов Диотима и Ликона. Мне бы хотелось, чтобы ты пошёл со мною. Я знаю, что дела с менялами производятся обыкновенно без свидетелей, но в данном случае ты можешь мне понадобиться. Эти менялы не всегда бывают людьми честными и часто водят за нос человека неопытного, посредством всевозможных обещаний и увёрток.

Ктезифон охотно согласился. Трапециты, из рук которых Харикл должен был получить большую часть своего состояния, были совершенно разными личностями. Диотим, человек уже пожилой, пользовался репутацией чрезвычайно честного человека. Он был не только менялою, но другом и доверенным лицом Хариноса. Когда последний, боясь обвинения, решился оставить Афины, то он возложил на этого, уже испытанного трапецита продажу своего дома, рабов и прочего имущества. Ему же поручил он также собрать большую часть розданных взаймы денег. У Диотима должна была храниться ещё довольно значительная сумма, которую Харикл и намерен был потребовать теперь обратно.

В ту минуту, как он подошёл к нему, Диотим выплачивал деньги какому-то человеку, по-видимому иностранцу. На столе, с которого тот брал пересчитанные деньги, лежал лист бумаги, заключавший в себе долговое обязательство получателя.

— Ты получил от меня всю сумму сполна и чистыми деньгами, — сказал трапецит, — а взамен неё оставляешь мне клочок бумаги, купленный тобою, вероятно, за два халкуса [57] . Но помни, что существуют законы, которые защитят мои права.

57

Халкус — самая мелкая монета, 1/8 часть обола, следовательно 1/2 копейки.

Человек обещал исполнить все условия договора и удалился. Диотим достал свою торговую книгу, вписал в неё несколько слов, спрятал бумагу в ящик, в котором лежало много таких же документов, и обратился затем к следующему, дожидавшемуся вместе с другим, по-видимому низкого происхождения, человеком.

— Я купил у него раба за две мины, — сказал первый. — Заплати их ему. Из моей расчётной книги видно, что у тебя есть ещё моих семьсот драхм.

Трапецит взял снова свою книгу.

— Расчёт твой верен, — сказал он. — Ты забыл только лаж на триста пятьдесят эгинетийских драхм [58] , которые я заплатил Пазеасу за купленную тобою слоновую кость.

58

Эгинетийская драхма была тяжелее, а следовательно и ценнее аттической.