Харикл. Арахнея
Шрифт:
— Однако, — сказал Главкон, — надо дать им отдохнуть. Лизитл, вели принести коттабос [88] , дай и нам показать нашу ловкость.
— Да, коттабос, — вскричали все, и слово это, словно электричество, привело всё общество в движение.
— Ну, Харикл, — воскликнул Ктезифон, — ведь это игра сицилийская, ты должен играть лучше нас всех.
— Да, я умею играть, — отвечал он, — но, может быть, игра эта более любима здесь, в Афинах, чем у себя на родине.
— Как же мы будем играть — с чашечками или с Маном?
88
Коттабос был одной из любимейших игр греков. Говорят, что игра эта была перенесена в Грецию из Сицилии. Она игралась двумя различными способами, с многочисленными вариациями. Вот самое понятное из дошедших до нас объяснений: ставился высокий шест или палка, на верху которой находилось коромысло с висевшими на концах чашками; под каждой
— С Маном, — решил Главкон, — тут можно лучше выказать своё искусство.
Посередине круга был поставлен высокий канделябр; на нём висели весы с чашкой, которая, опускаясь, должна была касаться головы стоявшего под нею Мана. Главкон подошёл, держа в руке до половины выпитый киликс.
— Прекрасному Агатону! — воскликнул он и выплеснул остаток вина в чашку.
Но лишь несколько капель попали в неё, так что она только откачнулась в сторону.
— Нет, он меня не любит, — промолвил он, печально возвращаясь на своё место.
— Надо стараться выплеснуть всё вино сразу, — сказал Ктезифон.
Он взял кубок, и, как мяч, полетела кверху брошенная влага и, падая, наполнила всю чашу, так что она низко опустилась и, долго колеблясь, несколько раз звонко ударялась о бронзовый череп фигурки. Игра продолжалась, и все поочерёдно принимали в ней участие. Одним удавалось, другим нет. Наконец и Главкону посчастливилось получить лучшее предсказание относительно любви его мальчика, но Ктезифон попадал лучше всех.
— Да, — сказал Главкон, — он бросает вино лучше, чем пьёт; но теперь мы-таки заставим его пить. Подайте большой кубок, который бы вмещал по крайней мере десять киатосов, принесите также и венок на грудь. Мы будем пить все вкруговую, что за беда, коли мы хватим немного через край. Земля пьёт, растения пьют, и, как роса небесная их освежает, так веселит наш дух вино. Оно усыпляет заботы, подобно тому как усыпляют человека сок мака и мандрагор, и возбуждает весёлость так же, как масло оживляет огонь.
Принесли большую чашу. Главкон взял её и, обратясь направо, сказал:
— Ктезифон, пью за нашу дружбу и любовь, — и залпом, не переводя духа, осушил чашу.
— Конечно таким образом ты заставляешь меня изменить моему намерению, — отвечал Ктезифон.
— Я дам тебе отличный совет, — крикнул ему Стефан, — не робей: сегодняшний хмель мы прогоним завтра другим.
— Стоит только есть горький миндаль, — уверял Эвктемон, — и будешь в состоянии пить очень много, это самое лучшее средство.
Заздравные тосты продолжались; общество стало шумнее. Многие велели подать себе рога. Навзикрат обнимал одну из флейтисток, другая била в барабан, стоя на коленях перед Калликлом. Коттабос был забыт.
Всё это время танцоров не было в зале, но вот явился содержатель труппы и объявил, что будет исполнен мимический танец. Елена примет Париса у себя в таламосе и, склонясь на его уговоры, решится бежать с ним. Внесли богатое ложе, а затем, в одежде невесты, вошла и сама Елена. Выражение её лица и каждое её движение изобличали беспокойство и душевную борьбу; было ясно, что она ждала любимого человека. Грациозно опустилась она на пурпурное покрывало своего ложа; когда же раздались звуки флейты, игравшей фригийскую мелодию, и возвестили приближение Париса, беспокойство её заметно возросло; молодая грудь вздымалась выше; она не встала, не пошла к нему навстречу, но видно было, как трудно ей победить томительное желание и остаться на ложе. С выражением самой нежной любви подошёл к ней, танцуя, Парис. Он сел на ложе и нежно обвил рукою её прелестный стан. Когда же она, стыдливо, но страстно обняла его и ответила на его поцелуй, зрители были не в состоянии сдерживать долее свои чувства; произошло всеобщее смятение; все клялись, что это не представление, а действительность, что девушка и мальчик любят друг друга на самом деле. Всякий желал бы быть на его месте, и многие лишь с трудом удержались, чтобы не последовать за парою, которая удалилась, нежно обнявшись.
— Раб, мои подошвы! — крикнул Навзикрат.
— Куда ты? — спросил его Лизитл.
— Куда же, как не к Антифиле, — ответил он, — разве можно думать теперь о чём-нибудь ином.
Подобные же чувства пробудились, по-видимому, и в других; только Главкон, Эвктемон и Стефан заявили, что не уйдут из дома, пока не будет выпит весь кратер. Все остальные поднялись.
— Зажигайте
— Благодарю тебя, — сказал Харикл, протягивая ему руку, — моим венком я украшу герму перед твоей дверью.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Кораблекрушение
В последних числах Гекатомбеона, рано утром, когда солнце, только что поднявшись над зеркалом моря, озарило своими первыми лучами верхушки Акрополиса и высокую статую богини-покровительницы, гордо смотревшей с высоты на пробуждающуюся у ног её жизнь, в гавани Афин снялся с якоря великолепный корабль, лучше которого не было ни одного на рейде Пирея. Не смотря на свою необыкновенную величину и чрезвычайно солидную постройку, он скользил легко и проворно по поверхности вод; дружно работали вёсла в мощных руках гребцов, затянувших простую, незатейливую корабельную песню. Свежий северо-восточный ветер приносил им желанную во время тяжёлой работы прохладу и надувал белый парус, который, словно грозное облако, нёсся над бездной морской. Уступая напору, морские волны расступались перед глубоко бороздящим килем и, омывая пёстрые рисунки борта, взлетали иногда до золотой Фетиды [89] , стройная фигура которой украшала переднюю часть охраняемого ею и носившего её имя корабля. Владелец судна, гераклеотский купец, весело расхаживал по палубе. Он выгодно продал в Афинах свой груз зерна и вёз теперь в Понт масло и произведения афинской промышленности. В настоящее время он плыл в Хиос, чтобы закупкою вина пополнить свой груз, но дорогою намерен был остановиться у Андроса, отчасти для того, чтобы высадить некоторых из своих пассажиров, отчасти же, чтобы запастись превосходною водою, которою славился этот скалистый остров.
89
Фетида была одна из нереид. Зевс пожелал на ней жениться, но ему было предсказано, что от союза этого родится сын, который могуществом превзойдёт отца. Тогда Зевс выдал Фетиду замуж за Пелея, и от этого брака родился знаменитый герой Ахилл. После рождения сына Фетида вернулась снова к нереидам. Передняя часть греческих торговых кораблей украшалась обыкновенно изображением какого-нибудь божества-покровителя, по имени которого называлось и самое судно.
— Вот удачная поездка, — думал он и мысленно вычислял уже, сколько получит прибыли после покрытия издержек по постройке нового корабля.
Ясное небо и перспектива удачного путешествия были причиною отличного расположения духа и всех путешественников, плывших на корабле; они наслаждались прекрасным утром и полною грудью вдыхали свежий морской воздух. Кое-где слышны были голоса, вторившие однообразной мелодии гребцов, или мерные удары ноги, сопровождавшие пение.
У задней части корабля, где штурман опытной рукою управлял рулём, стояло двое молодых людей, любовавшихся кораблём. Рядом с ними стоял третий, который был менее весел и смотрел с тоскою на постепенно удаляющийся город.
— Отличный корабль, — сказал один из них, — он имеет около четверти стадия в длину, а его подводная часть, говорят, равняется почти его ширине. Посмотри на эту исполинскую мачту, на могучие паруса и превосходные снасти! При всём том он движется так же проворно, как рыбацкий чёлн.
— Во всяком случае, — возразил другой, — мы хорошо сделали, что отложили наше путешествие на несколько дней, а не вверили свои жизни ненадёжному судну византийца. Хозяин этого корабля мне нравится больше; его особа внушает мне гораздо больше доверия; а ведь на море далеко не безразлично то, находишься ли ты в руках порядочного человека или мошенника, который в минуту опасности думает лишь о себе и ради своей выгоды жертвует жизнью всех прочих.
— Да, мне также кажется, что он человек порядочный, — сказал первый, — но окажется ли он таковым в минуту опасности, это ещё вопрос. Тут разрушаются весьма часто самые крепкие узы дружбы; чувство самосохранения уничтожает всякую способность рассуждать, а любовь к жизни заглушает всякое чувство к ближнему.
— По правде сказать, — прервал его третий, обратясь к разговаривавшим, — я чистейший дурак, что вздумал подвергать себя просто так, за здорово живёшь, всем опасностям и трудностям морского путешествия. Ты, Харикл, рассчитываешь получить с твоего кредитора в Андросе порядочную сумму денег; Ктезифона ожидает в Хиосе друг, с которым он отправляется в Родос на большой праздник Гелиоса [90] , где он надеется получить награду за свою силу и ловкость; я же еду за девушкой, находящейся в руках алчного торговца рабами, рассчитывающего продать её за сумму большую, чем я был в состоянии предложить ему; но неудобства морского путешествия являются сильным противовесом моей страсти, и хуже всего то, что из-за нашей медлительности мы опоздаем, и Антифила успеет, между тем, попасть в руки какого-нибудь счастливого соперника.
90
Почитание Гелиоса (солнца) было распространено во многих местах Греции, особенно же на острове Родосе, который, по преданию, при разделе земли между богами достался в удел Гелиосу. Тут же находилась знаменитая статуя бога солнца, известная впоследствии под именем Колосса Родосского. Ежегодно в Метагеитнионе месяце был здесь праздник Гелиоса.