Харикл. Арахнея
Шрифт:
— Надеюсь, что мы не станем также играть в кости, — вмешался Навзикрат, — эта игра вечно ведёт за собою только споры и уничтожает всякое веселье.
— Ну так будем петь, — предложил Главкон.
— Или задавать друг другу загадки [83] , — сказал Ктезифон.
— Да, задавать загадки, — вскричал Харикл, — по-моему, это всего веселее, они подают повод к бесконечным шуткам.
Это предложение нашло более всего сочувствия.
— Хорошо, — сказал Главкон, — тот, кто отгадает загадку, получит одну из этих тэний [84] и поцелуй от задавшего. Не отгадавший выпьет вот эту чашу чистого вина. Для тебя, Стефан, — прибавил он, смеясь, — вместо вина будет налита солёная вода; так как иначе, я знаю, ты не разгадаешь
83
Загадывать загадки было одним из любимых занятий во время симпозиона. За удачный ответ разгадавший получал в награду венок, тэнию или какое-нибудь лакомство. Не отгадавший должен был выпить большую чашу чистого или смешанного с солёною водою вина. Четыре первые из приведённых в тексте загадок взяты Беккером целиком из произведений греческих писателей.
84
Тэния — лента, повязка.
— Ну, это разгадать не трудно, — не задумываясь, отвечал Ктезифон, — эти сёстры — день и ночь, рождающиеся и умирающие поочерёдно.
— Верно, — сказал Главкон, — дай украсить чело твоё этой повязкой и поцеловать тебя. Теперь тебе загадывать.
Ктезифон просил дать ему время подумать и, обратясь к Лизитлу, сказал:
— Назови мне существо, которому нет подобного ни на земле, ни в море, нигде среди смертных. Рост его природа подчинила странному закону: рождаясь, оно имеет громадные размеры, становится маленьким, достигнув середины своего бытия, когда же близится к концу, то — о чудо! — опять становится великаном.
— Вот странное существо, — сказал Лизитл, — вряд ли я угадаю. В детстве оно велико, во цвете лет становится маленьким, а под конец опять большим. Ах да! — воскликнул он внезапно. — Ведь это тень! Стоит только взглянуть на гномон: утром она велика, затем уменьшается к полудню, а к вечеру вновь вытягивается.
— Угадал, — закричали все, и Лизитл получил тэнию и поцелуй.
— Ну, Харикл, — сказал он, — очередь за тобой; слушай: «Оно не смертно, но и не бессмертно; представляет смешение того и другого; разделяет частью жребий людей, частью же жребий богов; попеременно то возникает, то исчезает. Оно невидимо, хотя известно каждому».
— Твоя загадка несколько неопределённа и неясна, — сказал, подумав немного, Харикл, — однако, если я не ошибаюсь, это сон. Не так ли? Но тебе следовало бы выразиться яснее. Ну, Эвктемон, слушай внимательно; моя загадка полна противоречий. Берегись штрафа.
— Штраф-то бы ещё ничего, но ты не захочешь лишить меня твоего поцелуя.
— Слушайте, — сказал Главкон, — надо условиться ещё об одном. Что ежели загадка не будет разгадана тем, кому следует? Кто должен сделать это? Следующий?
— Нет, — сказал Ктезифон, — повязка и поцелуй достанутся тому, кто первый отгадает; если же он ошибётся, то также выпьет штрафную.
На этом и порешили. Обратясь к Эвктемону, Харикл сказал:
— Знаешь ли ты существо, которое, бережно храня, носит в своей груди своих собственных детей? Они немы, но голос их проникает далеко за моря, в дальние страны. Он говорит тому, кому хочет, и тот слышит его издалека, а между тем он всё-таки никому не слышен.
Загадка была не по силам Эвктемону. Как ни старался он, никак не мог отгадать, кто были эти говорящие немые, и должен был выпить назначенный штраф.
— Я знаю, — вскричал Стефан, — это город, а дети его — ораторы, которые кричат так громко, что их слышно далеко за морем, в Азии и во Фракии.
Громкий смех последовал за его словами.
— Послушай, Стефан, — сказал Харикл, — видел ли ты когда-нибудь немого оратора; ведь он был бы десять раз обвинён в параномии [85] .
— Солёной воды, — закричало несколько голосов, и, как Стефан не упирался, он всё-таки должен был выпить чашу.
— Я объясню вам смысл загадки, — сказал затем Ктезифон, — это — письмо, а дети, которых оно в себе хранит, — немые и беззвучные буквы, которые говорят лишь с тем, к кому письмо адресовано.
85
Параномия —
— Превосходно, — вскричал Главкон, — как-то уместятся на твоей голове все повязки, которые ты сегодня заслужишь?
Теперь была очередь Эвктемона.
— Надо бы устроить так, чтобы и тебе пришлось выпить, — сказал он Навзикрату, который между тем привлёк к себе на ложе одну из флейтисток, — отгадывай: «Это человек, но и не человек. Оно носит само себя, но, тем не менее носимо другими. Его заказывают к каждому пиру, а всё-таки оно является на пир нежданным. Оно любит чашу, но не дотрагивается до неё, а пьёт, однако же, за десятерых».
— О, — сказал Навзикрат, — незачем далеко искать. Это никто иной, как Стефан.
— Я? — воскликнул шут. — Неправда. К сожалению, никто не заказывает меня к пиру. Свет стал до того серьёзен, что никто не хочет более смеяться надо мною.
— Совершенно верно, — сказал Навзикрат. — Венок заказывают, а ты, как паразит, приходишь сам незваный и пьёшь за десятерых.
Так задавали загадки все гости поочерёдно до тех пор, пока не дошла очередь и до Стефана.
— Теперь вы надивитесь, — сказал он. — «Через девять месяцев является дитя на свет. Десять лет носит слониха в своём чреве исполина. Но ещё долее ношу я в своём чреве чудовище, рост и сила которого постоянно увеличиваются, и никогда не избавлюсь от него».
— О, — вскричал Главкон, смеясь, — мне бы вовсе не хотелось отгадывать, чтобы не иметь необходимости целовать твою бороду, но это слишком уж легко, ведь всякий понимает, что это голод, который ты носишь в твоём животе.
Пока шутили и смеялись над загадками, в залу вошли приглашённые Лизитлом танцоры [86] . Человек, показывавший за деньги их искусство, ввёл очаровательную девушку и прелестного мальчика, почти уже юношу; флейтистка следовала за ними. Ложи были раздвинуты, и танцовщица вышла на середину. Мальчик взял кифару [87] и ударил по струнам; его игре стала вторить флейта. Затем звуки кифары смолкли; девушка взяла несколько обручей и, танцуя под звуки флейты, стала ловко подбрасывать их вверх и поочерёдно ловить. Ей подавали всё новые и новые, пока наконец не набралась их целая дюжина, и все они, то поднимаясь, то опускаясь, носились в пространстве между потолком и её руками. Грация каждого движения и ловкость её вызвали громкое одобрение со стороны зрителей.
86
На симпозионы приглашались нередко танцоры и танцовщицы, которые должны были ловкостью и искусством своим увеселять пирующих. Представления, ими даваемые, были почти те же, что и представления нынешних фокусников и комедиантов. Самые трудные акробатические штуки проделывались ими с необыкновенной смелостью и с удивительным совершенством. Нередко на пирах этих разыгрывались также целые мимические представления, сюжет для которых брался из истории или из мифологии.
87
Кифара — струнный инструмент, похожий по внешнему виду на лиру.
— Ну, Лизитл, — сказал Харикл, — ты угощаешь нас на славу. Ты не только подал нам великолепнейший обед, но позаботился ещё и о том, чтобы доставить удовольствие и нашему слуху, и нашему зрению.
— Смотри, — сказал любезный хозяин, — она покажет ещё не такую ловкость.
Принесли большой обруч, усаженный острыми ножами и положили его на пол. Девушка начала снова танцевать, перекинулась через ножи и очутилась как раз посередине обруча, потом таким же образом бросилась из него обратно и повторяла это несколько раз так, что всем присутствовавшим стало жутко, а Навзикрат, вскочив с своего места, просил прекратить эту страшную игру и не подвергать девушку опасности поранить себя. Затем выступил мальчик: он танцевал с необыкновенным искусством, причём обнаруживалась ещё яснее гармония его юношеских форм. Вся его фигура представляла одно полное выражение движения, и трудно было решить, что производило более впечатления на зрителей — грациозные движения рук, ног или головы, и в чём именно заключалась вся прелесть его поз. Ему было выражено также шумное одобрение, и многим из присутствовавших он понравился даже больше девушки.