Харизма [СИ]

Павлик Анастасия

Через десять минут, вытираясь полотенцем, я рассматривала свое отражение в зеркале.

Волосы я расчесала на ровный пробор. Ссадина над бровью начинала желтеть. Синяка от пощечины не осталось, спасибо-пожалуйста. А вот рука... Царапины жгли после кипятка. Еще стоя под душем, я скатала припаявшиеся к ним бумажные полотенца; отдери я их иным образом, и ранки бы засаднили. Я усердно замазала их антисептиком.

Правое плечо у меня приподнято чуть выше левого. Сколиоз, все дела. Прикладывая определенные усилия (регулярно посещая Спортивный Клуб), искривление практически не заметно. Главная мышца, которая меняет тело человека, -

мозг. Важно захотеть изменить что-то в себе.

Вы подумали то же, что и я? Бла, бла, бла?

Пар заволакивал ванную влажным хвойным туманом, оседал жемчужинами на кафеле. Я провела рукой по запотевающему зеркалу, встретилась глазами со своим отражением. Сосредоточилась на отражении, да так, что окружающий мир поплыл, потерял четкость.

Как быть с Багамой?

Зарипов думает, что к этому моменту я сыграла в ящик. Он ищет то, что, кажется, я однажды держала в руках - в далеком-далеком детстве.

И та девушка... девушка, похожая на меня.

Я дернулась от зеркала и едва не поскользнулась на мокром кафеле. Судорожно вцепившись в батарею, присела на край ванны. Сердце выпрыгивало из груди. Тогда я выключила воду и завернулась в полотенце.

Я стояла, окутанная жемчужным паром и старалась думать о чем угодно, лишь бы не о том, что, кажется, я знаю ту темноволосую девушку. Девушку, которая использовала беднягу Марселя, а потом списала за ненужностью.

Стук в дверь. Лука сказал, что кофе готов. Я рявкнула что-то не слишком дружелюбное, но все-таки поднялась и, убедившись, что полотенце не сползет, открыла дверь.

После хвойной жары квартира показался морозильником. Пар с почти слышным шипением повалил из ванной. Пришлось пробежаться. Тапок в берлоге Харизмы Реньи нет, не было и не будет. Лука спросил что-то насчет сахара. Я сказала: 'Как обычно'. Да, он знал все эти мои 'как обычно'.

Закрыв дверь спальни, я скинула с себя полотенце. Холодно, холодно! Я надела серую спортивную кофту, капюшон накинула на все еще влажные волосы, натянула серые спортивные штаны, сужающие к низу. Носки коричневые, шерстяные, альтернатива тапкам. Вся спортивная одежда в моем шкафу покупалась в расчете на то, что я буду отрабатывать. Что ж, судите сами о качестве моих отработок: на половине вещей до сих пор болтаются этикетки.

ГЛАВА 19

Горели конфорки, эти четыре цветка с голубыми лепестками. Теплый воздух поднимался под потолок. Все способы согреться приветствуются.

Мы сидели друг напротив друга. Лука размешивал кофе серебряной ложкой; если серебро нагрелось и обжигало его, по его лицу невозможно было сказать. Я шуршала пластинкой с аспирином. Одна из таблеток выскочила из гнезда и покатилась по столу, я накрыла ее ладонью и отправила в рот.

Лука снял полупальто, а рукава на рубашке закатал. Он больше не прикрывал рот и нос рукой. Так же, как я не могу описать ему, что чувствую, читая человека, так и он не может передать все тонкости своей полуночной работы. Просто еще два лицензированных специалиста с плохо подвешенными языками.

Рыжеволосый парень кивнул на газету, отмеченную бурыми кругами от чашек. Второй разворот, статья о 'Реньи' двухмесячной давности. Вера, помнится, расхваливала автора, собственно, газета у меня от нее. Или вы думаете, что каждый раз, узнавая о выходе той или иной статейки, я сломя голову несусь в газетный киоск? Как бы ни так!

Однажды меня пригласили на центральный канал.

Я трепалась около часа, и вроде все прошло неплохо, но когда увидела себя по ящику... В тот момент я и вынесла один из главных жизненных уроков: никогда больше не 'работать лицом'. Видеть двумерную себя неизмеримо хуже, чем слышать свой голос в записи.

Публичность. Публичная персона, дающая интервью, вещающая с голубого экрана. Нет-нет, подобное дерьмо не для меня.

– Это ты на фотографии?
– спросил Лука.

– Нет, черт подери, - я исподлобья посмотрела на Луку, - это ты.

Лука прохлопал карманы и без разрешения закурил. Я замерла, в обратном кадре углядев рыжеволосого парня на очередном турнире по боулингу, когда он таким же выверенным движением подкуривал сигарету.

Вы скажите, что это предел, что дальше некуда: быть налоговиком, экзорцистом и держать дома чучело лошади. Вынуждена прервать ваш внутренний монолог: нет, не предел. Мне нечем анестезировать ваше изумление, так что просто слушайте.

Лука - профессиональный боулер. Его персональный семикилограммовый реактивный шар для боулинга с индивидуально рассверленными отверстиями для пальцев выглядит совсем как Уран, сфотографированный с 'Вояджера-2'. Если Белый Босс однажды решит сыграть партию-другую в боулинг, он выберет именно такой шар.

Кстати, боулинг - вот вам и еще одно занятие, где мизинцы идут лесом.

Турниры по боулингу всегда жутко забавляли меня, главным образом потому, что на них съезжаются сплошь кичливые манерные фанаты. Заметьте, я не говорю, что Лука - исключение, однако на фоне других боулеров он выглядит скучной посредственностью. Был там этот тип по имени Базз, в шелковой куртке с мехом каракуля, усиками и укладкой в стиле Ретта Батлера. Вокруг него вечно крутились льстецы и надушенные шалопуты, подавая ему то тальк, то позиционер, то кондиционер для волос, то еще черт знает что. Помнится, накануне мы с Лукой грязно разругались, и со стороны Базза потребовалось рекордно мало пошлых подколов, чтобы Лука сцепился с ним, чего прежде никогда не случалось. Я имею в виду, драки с Баззом, а не грязной ссоры со мной. Я сделала несколько снимков на мобильник и отправила их близняшке, а потом вдруг стало очень людно и шумно, и я, вытирая слезы от смеха, направилась к бару. Славный был денек.

Благодаря Луке, если в разговоре со мной вы употребите такие слова или выражения, как 'траектория заворачивания', 'гироскопическая инерция', 'сцепление шара и дорожки', 'результативность' и 'хук', в моем мозгу сработает блокиратор, и я перестану вас слушать.

– Молока нет?

– Только сухое, но по вкусовым качествам оно не лучше высохшего и измельченного в порошок собачьего дерьма. Не рекомендую.

– Не претендую. Что над бровью?

Я пожала плечами.

– Производственная травма.

– Раньше ты всем делилась со мной.

– Да, Лука, - я поднесла чашку к губам, - раньше.

Он положил серебряную ложку на столешницу, под ложкой тут же образовалась коричневая липкая лужица. Струсил пепел в блюдце.

– Харизма, здесь что-то было. Когда я вошел сюда, здесь что-то было. В темноте. И мне показалось, что с каждой минутой оно становится сильнее.

Холодок страха стек по позвоночнику. Я подумала о подземной стоянке, о том, как ко мне тянулась тень, будто нематериальный осьминог, о запахе влажной земли. Об игральных костях, спрятанных в коробке из-под елочных игрушек.