Харизма [СИ]
Шрифт:
– Да-а, - протянула я.
Не говорить же ему, в самом деле, что мы уже там? В Тартарах.
– Больно, когда уходит дорогой тебе человек.
Он сказал 'человек'. Если Самара, как Туз вчера, пустит слезу... блин, это будет слишком. Перебор.
Со сноровкой, пришедшей с годами практики, Самара плеснул мне в стакан пятьдесят миллилитров янтарной жидкости, бросил два кубика льда. Себе он налил полный стакан, достал из коробки сигару, откусил кончик. Подкурил от спички и выдохнул облачко дыма. У меня стал дергаться указательный палец, так хотелось курить. Но времени впритык - надо
– Убийца получит по заслугам, - сказала я и сделала большой глоток. Жидкость обжигала горло, пищевод. Я поставила стакан на стойку, и два кубика льда пронзительно звякнули, шмякнувшись обратно на стеклянное донышко.
– Где тут у вас дамская комнатка?
Заметьте, я не сказала: убийца будет пойман. Я сказала: получит по заслугам. Подразумевается, что у этих фраз синонимичное значение. Но это не так. Не для меня.
У лестницы я оглянулась: никого, коридор пуст. Жилые комнаты находились на втором этаже. Я вновь оглянулась по сторонам, чувствуя себя лисом в курятнике. С чего бы это? Лис всегда может сказать, что заблудился.
Второй этаж был светлым и просторным, в солнечные дни здесь должно быть особенно красиво. Персиковые двери сливались с персиковыми стенами. Персиковое море. Мне на встречу вышел старик в клетчатом берете и клетчатых штанах. Он продемонстрировал мне вставную челюсть и слегка склонил голову в приветствии. Он не спросил, кто я и что здесь делаю. По 'Великому Лугу' не шатается, кто попало. Все правильно, здешним обитателям ничего не грозит, кроме смерти от старости. Я прошла мимо клетчатого старикашки, не сбавляя шаг. Да-да, я знаю, куда иду, и уж, конечно же, не собираюсь вламываться в комнату убитого шимпанзе и трогать его вещи, Боже упаси.
Откуда-то плыл бархатный, медовый голос Фрэнка Синатры. Отличный аккомпанемент. Во всем коридоре единственная дверь была опечатана. На все про все у меня меньше часа.
Я поддела ногтем полоску бумаги, провернула ручку и толкнула дверь. Как я и думала - не заперта.
Комната была небольшой, уютной. Обжитой. Я всегда находила удивительной способность многих... большинства... ладно, черт возьми, подавляющего большинства обживать свои дома. Моя квартира до сих пор не выглядит обжитой.
Прохладный пыльный полумрак и тишина. Запах животного еле ощутим, но, несомненно, присутствует.
Я закрыла за собой дверь, прижалась к ней спиной и осмотрелась.
Шкаф, кровать, письменный стол, книги с затертыми корешками, кресло-качалка у окна, чтобы при чтении на страницы падало достаточно света. Я попыталась представить себе читающего шимпанзе и не смогла. Когда очеловеченные животные получат больше прав, меня сожгут на костре. Дело времени.
Я пробежалась пальцем по корешкам книг, и мое внимание привлекла сказка 'Аленький цветочек' С.Т. Аксакова. Взяв книжку, я подошла к окну и пролистала. День был пасмурным, трепаная изнанка туч отливала сталью, но света хватало. Книга раскрылась на развороте, на котором, по всей видимости, ее чаще всего открывали. Взгляд упал на следующие строчки: '...и вырос, как будто из земли, перед купцом зверь не зверь,
У меня мороз сполз по спине. Я стояла в пыльном сумраке комнаты и дрожала. Вдруг меньше всего на свете мне захотелось оказаться ночью, в посадке, близ черного, как сгоревшая спичка, фонарного столба. Возле корня, по форме напоминающего пышный росчерк.
Кажется, там что-то было. Что-то живое, и мохнатое, и страшное, что-то, что вырастет, будто из-под земли, стоит вам приблизиться к оврагу. Зверь не зверь, человек не человек. Звучит многообещающе.
Я плюхнулась на колени и заглянула под кровать. Пошарила внутри прикроватной тумбочки. Знаете, ползать по полу в узких юбках и на каблуках - удовольствие ниже среднего. Тогда я открыла платяной шкаф: вещи бы идеально подошли десятилетнему ребенку; галстуки на специальной вешалке; начищенные до зеркального блеска туфли на скользких шнурках-макаронинах. Я ясно представила шимпанзе с щеткой и кремом для обуви в подземном переходе. Серьезно, костер по мне рыдает.
Аккуратно, чтобы не порвать по шву юбку, я опустилась на корточки и сунула руку в туфлю. Марсель фаршировал носки туфель бумагой, чтобы не выглядеть пародией на своего не очеловеченного сородича из цирка...
Сердце пропустило два удара.
Я разжала кулак и, наверное, целую вечность глядела на игральную кость. Большую - больше обыкновенной - игральную кость.
Пылинки кружили в сифонящем сквозь щель в шторах тусклом свете дня.
В бумаге обнаружилось еще три кости. Всего четыре.
Над верхней губой выступила холодная испарина.
Марсель вернулся за костями, выкопал и сунул в туфлю, чтобы наверняка не потерять.
Там, в овраге, охраняемая кем-то неприветливым, осталась пустая коробка из-под елочных игрушек.
Зарипов будет удивлен, и не стану утверждать, что приятно. Помнится, я сказала этой дорого укомплектованной жабе с резиновым губами, что в коробке дремлет сама жуть. Да только поздно теперь - ларец Пандоры открыт.
Я искала зацепки, а нашла гораздо больше.
Сомнения прочь, Реньи.
Да, я уже видела эти кости: два дня назад, в воспоминаниях Марселя, и пятнадцать лет назад, на столике перед бабулей.
Перекрыв кислород гнусным мыслям, пока они не выбили почву из-под моих ног, я соорудила нечто наподобие конверта из набитой в носок туфли бумаги, и определила туда кости. Конвертик сунула во внутренний карман куртки. Перчатки были экранами между мной и костями. Спасибо тебе, Господи, что мне положено носить перчатки: мне не хотелось прикасаться к костям голой кожей.
Кости сделаны не из пластмассы. Слишком гладкие, слишком тяжелые, слишком... живые для пластмассы. Из чего же - без понятия.
Я встала, придерживаясь за дверцу шкафа.
Марсель носил игральные кости в набитых бумагой носках туфлей, и его ноги превратились в иссохшие прутики. Бабуля - в бархатном мешочке на груди; умерла от рака легких. Согласитесь, есть над чем задуматься. Я положила кости во внутренний карман куртки. Что уготовано мне? В любом случае, я не собиралась ждать достаточно долго, чтобы выяснить это. Хрена с два.