Харон
Шрифт:
— Знаю, что знались. И что недолго — знаю, — вдруг твердо сказал Игнат. Михаил показал бровями Сашеньке. — А-а! Уже окончен бал? — увидел Игнат приостановившуюся Инку. — Окончен бал, окончен бакс… Что-то не припомню я такого разряда среди служащих казино — «компаньон».
— В моем клубе все есть. Инесс, развлеклась? Очень хорошо, очень славно. Александр Николаевич! («Вспомнил-таки, паразит, имя-отчество человека!») Мы уходим, скажи там. И вот еще что… — Михаил протянул две серо-зеленые бумажки с портретом Президента, американского, разумеется. — Поделись
Игнату, чтобы встать, потребовалось сильно опереться, и все равно его качнуло. Последнюю налитую рюмку он опрокинул.
— Кабальеро устал, — усмехнувшись одному ему понятному, сказал Михаил. — Помогите довести его до машины.
…За половину ночи мокрый холодный ветер стих, ледяная крупа обратилась мягкими хлопьями, они медленно падали, исчезая на асфальте, а немногие счастливые, поблуждав в огоньках, что усыпали деревья вдоль Чистых прудов, ложились к их подножиям, чтобы продержаться немного дольше — или сохраниться до самой весны, кто знает?
«Мне пора оборотиться первый раз, — подумал Михаил, становясь к обочине и не зажигая света в салоне; вроде вокруг никого шевелящегося, ни людей, ни машин; веселые оранжевые цифирки в часах на панели показывают без двенадцати четыре.
–
Но черт побери, тогда я стану чрезвычайно ограничен в действиях, передвижениях. Черта с два — вольный, опять поводок, только пущенный по проволоке. Вдруг придется куда рвать когти? Вдруг — отбиться от кого? Вдруг… мало ли что.
Игнатий-отец, значит, его уже повстречал. Его. Странно, действительно, как жив еще… Что-то слишком я об этом, преемнике моем, почтительно. Еще крупными буквами его поименуй. Много чести. Но — Инка…»
— Инесс, вы примолкли что-то. Переживаете по поводу проигрыша? Пустое. Деньги — тлен.
— Кому как, — буркнула она. Огонек сигареты на мгновение осветил полные губы, кончик носа, щеку, ресницы.
— Твой проспится там сзади, я ему дам установку, пусть трудится, если полезным хочет быть.
— Не говори про него «твой». И не вздумай спрашивать, почему мы разошлись. — Сигарета нервно вспыхнула.
— Хорошо, не буду. А ты припомни пока все приметы типа на «Вольво». Не в смысле чукчи с телхраном каким-то-докой, да? Вообще все, что сможешь вспомнить. Игнат займется его поиском, ему уже, так сказать, терять нечего. И еще…
— Иван.
— Инна. Пожалуйста — Михаил. Если угодно, мне мое старое имя дорого, как память. Не перебивай, прошу. Скажи мне, давно ли ты последний раз… ну, было твое видение? Это важно.
— Иван. (Он решил терпеть.) Нечто похожее на то, о чем ты вот сейчас спросил, я испытала буквально сегодня, в разговоре с Игнатом, когда все они заявились. Да, да, там их было много, я не говорила, но ты его спроси, какими методами они хотели тебя определить. Иван, модный мужчинка с цветочками, которому ты так здорово засветил с налету, — это, и был он. Угу, — Инка тихонько и безжизнен но. как-то покивала, Михаил угадал, в темноте. — Он нашел и меня. Мне теперь тоже нечего терять,
— Да чушь все это, тебе ж Игнат только полчаса назад объяснял, ничего от меня… — До него все никак не могло дойти. Он — это…
— Ага. Который европеец с цветочками на кладбище. — Инку наконец проняло, и она упала в рыданиях на валик, где глухо стукнул «узи».
— Так что ж ты?!
Пять раз глубоко вдохнув и выдохнув, он погладил ревущую Инку по разметавшимся волосам.
— Ну, что ты…
— Я готов действовать по вашим приказаниям, Михаил, — четко сказал Игнат, поднявшийся с заднего сиденья.
Даже будучи сильно пьяным, он умел собраться за рулем, а сейчас, ночью, благодаря отсутствию машин ехать было почти совсем легко. Больше мешал вдруг густо поваливший, когда он добрался в. Район «Полежаевской», снег. Он включил было «дворники», но лишь через минуту понял, что забыл их надеть. Красные пятна светофоров на перекрестке расплывались в стекле. Он проехал на красный. Плевать.
«Но здорово же этот черт меня напоил. А напоследок даже своей отрезвляющей херни предложить не удосужился».
Игнат перескочил встречную полосу, даже не посмотрев в зеркальце, и секунду спустя позади него на страшной, километров за сто сорок, скорости пронесся черный приземистый «мерс».
«Вот был бы номер, славный фарш».
Здание, к которому он подъехал, стояло несколько в глубине по сравнению с остальными, девятиэтажными, белыми, блочными, без балконов в сторону улицы. Это, также в девять этажей, было кирпичным, более старой постройки. Прихлопывая дверцу, вечно заедавшую, Игнат оскользнулся на свежем снегу. Вспомнил, как Михаил спросил насмешливо, когда подвозил обратно к месту, где стояла Игнатова кофейная «шестерка»
«Что машинешка такая слабая, подполковник?»
«Видать, на другую не заслужил»…
«Вот погоди, со мной дело провернешь, премию дадут, в звании повысят, Игнатий-отец».
«Послушайте, совершенно не обязательно так по-хамски вести себя со мной. Если я сам предложил свои услуги, то это вовсе не оставляет вам право… А насчет званий я вам уже объяснял».
«Простите, — совершенно серьезно сказал Михаил, сделав шаг навстречу, пока Игнат возился с проклятым замком. — Простите меня, я и сам не понимаю, что меня весь вечер подзуживать вас толкает. На вашем месте я давным-давно дал бы мне по морде».
«Увы, я не на вашем месте».
«Доедете сами, или, может быть, все-таки подбросить вас? В пределах нескольких часов я пока не лимитирован».
«Благодарю, доберусь. Просплю минут сто и хочу сразу заняться делом. Значит, вы подтверждаете свое согласие, если вдруг ко мне вновь обратятся?»
Замок наконец сработал.
«Да. Конечно. Можете смело говорить, что я готов. А вы тем временем…»
Игнат даже не стал оглядываться, как тот идет и садится обратно в свой шикарный «Чероки», где его ждала… «Ика», — подумал Игнат. Это было любовное имя, которое Игнат шептал Инке в самые нежные мгновения.