Харон
Шрифт:
лагере что-то изменялось, и почему бы не поменяться местами самим стенам, правая на левую, левая на правую.
«Да нет, все равно не такие, и потом, мелкие изменения, эти смены декораций, как и их называл, происходили лишь там, внизу, у Реки, а тут — впервые, и так сильно…»
Оскальзывающийся на камнях Врач — что это именно он, тот странный, отказавшийся от Тоннеля, Харону уже сделалось ясно — подогнан уже почти к самому месту, где тропа выходила из-под Тэнар-камня.
— Отойди в сторону, Перевозчик.
Танат во главе группы глядел, как обычно, снизу вверх, но во взгляде его была
— Отойди. — На сумрачный лунный свет появился Ключ. Даже при таком освещении он как бы горел изнутри зеленью невозможного здесь моря.
— Я поговорю с ним и отойду.
«Что со мной? Как смеют они мне приказывать? Почему я готов просить? Что мне этот камешек? Я же уверен, не в нем дело».
— Я поговорю с ним до… до того, как облака сменят луны, и пропущу его. Даю слово.
— О чем тебе говорить с ним? Посмотри на него, он тебе ничего не скажет. Не сможет. — Танат рассыпал пригоршню своего отвратительного смеха. — Мы очень постарались для этого. Да ты сам, Перевозчик, как ты надеешься сделать, чтобы он тебя хотя бы услышал?
Развеселившийся Танат опустил пятнистую лапу с Ключом, устремленным прямо на Харона, и оглянулся на остальных, приглашая разделить веселье, и в этот миг рука Перевозчика накрыла его.
Удар пришелся не по темени, а по левому плечу в хламиде, потому что именно в левой лапе был Ключ. Сверкнувшая капля вонзилась в щебень тропы и отлетела, а плечевой сустав у таната оказался на добрую ладонь ниже определенного анатомией места. Харон впервые наконец увидел таната с разинутым ртом. Ни звука не издав, резиновая пятнистая кукла в перевязи с ножнами завалилась на спину прямо, как доска.
Ключ валялся в двух шагах среди кучек окаменевших и более свежих экскрементов. Харон отер его о край своей хламиды. «Ничего, мы подберем, мы оботрем. Нам работа такой роскоши, как брезгливость, разрешить не может».
— Вот так я с ним буду разговаривать, пятнистые. Давай его сюда, один… двое, второй про запас — двое тут, остальные вон пошли, — сказал Харон сгрудившимся вокруг все еще не пришедшего в себя Врача танатам. — Вон, все вниз, в лагерь! Да мечи спрятать, сволочи, а то он так никогда не очнется. — И уселся под Тэнар-камнем, потому что стоять ему надоело.
Танаты шушукались, мечи спрятали.
— Ну! — прикрикнул он, подкинул и поймал крутнувшийся в воздухе полупрозрачный огромный берилл.
«Я все вспоминал, на что Ключ похож, какой минерал».
От танатов отделились двое, между ними, пошатываясь, встал Врач. Другие послушно развернулись, вытянулись гуськом по тропе. Сюда, кольцом, им было подниматься сложнее.
— Ты дал слово, Перевозчик, — напомнил один из конвоиров.
— Это мое дело, — буркнул Харон. — Почему вы погнали его сюда, ведь я же просил оставить в лагере до моего возвращения?
— А это — наше дело, — отпарировал танат. — Одно его присутствие, раз уж он вернулся из Тоннеля, будоражило всех там. Нарушало равновесие. Этого
Тот, который в палатке у Локо назвался Врачом, начал понемногу приходить в себя после прогулки под страшными танатовыми мечами. Длинное лицо, нос туфлей, волосы коротким ежиком с заметным простригом сбоку. Рот вяловат, нижняя губа прокушена свеже, крови — малая капелька, темная.
«Но все-таки, — подумал Харон, приглядываясь, — многое в нем сохранилось, дышал ведь, помню, еще. Красавцем не назовешь, а как смугляночка на него глядела».
Он похлопал Врача по щекам, поерошил жесткие волосы. «Зачем танаты простриг этот всем делают? Делают и делают, и черт с ними. Обычай».
— Давай, парень!
— Послушай, Перевозчик…
— А вы сидите, пятнистые, вот тут. Будете переводить ему. Озвучивать, ясно? Один соврет или заартачится, шею переломаю, другой послушней будет. Ключом вашим драгоценным зубы вышибу. Проверю, есть ли они у вас. Этот рот разевал, так я что-то не заметил… а где он? Которого я снес?
— Он встал и ушел вместе с остальными нами. Но ты не хочешь нас слушать.
— Наслушаюсь еще, успею. Заткнись, он глаза открывает.
— Еще восемь… — чуть слышно шевельнулись губы с темной капелькой крови, — Еще будет восемь…
— Чего восемь? Не волнуйся, парень, ты уже почти у цели. Осталось совсем немного, и вновь ты обретешь свет, дом, Мир… — Харон невольно запнулся. — Там, у нас, это ведь и мой бывший Мир, парень. Опять встретишь свою любовь, которая тебя оплакала, должно быть, давно. Ну а если это та красивая… что ж, судьба. Другую встретишь, главное — сам выбрался. Знаешь, у меня был друг там, в нашем Мире, так он любил говорить: иди, парень, не многим удавалось уйти. Ему — не удалось…
Перевозчик был сейчас не Хароном, а тем собою прежним, к которому он даже отсюда пытался вернуться, прекрасно сознавая тщетность своих попыток. Он и от самого себя прятал это свое бессмысленное желание, маскируя его утверждениями о необходимом отдыхе и передышке.
— Ты! — спохватился он, двинул таната в твердый, совсем не резиновый бок. — Почему заглох? Говори! Повтори ему…
Он внезапно понял, что танат как раз и говорит. Проговаривает дословно только что сказанное Перевозчиком. Слово в слово. Громко и внятно.
А Врач переводит ставший вполне осмысленным взгляд с его, Харона, темного лица на пятнистые танатов и явно ничего не слышит.
— …не многим удавалось уйти. Ему — не удалось, — закончил танат и умолк с видом готового продолжать в любой момент.
Харон положил руку Врачу на плечо — тот был в потрепанной вельветовой куртке — и легонько похлопал как можно более дружески. Осторожными движениями стряхнул с куртки пыль, пригладил волосы. Он догадался, что вновь проиграл.
«Учить язык жестов? — подумал Перевозчик — Так ведь это не сразу, нельзя же парня здесь держать, ему в Мир пора. Нарушает, — усмехнулся, — равновесие-то. Ждет его кто-нибудь там? Наверное, ждет».