Харон
Шрифт:
Да и самого схода с тропы не было. Широкая россыпь крупных, мелких, очень крупных и очень мелких обломков, глыб и щебня, и чтобы добраться вниз, придется находить пути между ними.
Харон посмотрел по сторонам. Скала-профиль справа, как и была. Слева, в стороне первых линий — да какие уж там линии! — по-прежнему сгущалась тьма и мгла. Впрочем, тот конец Харон вообще видел хуже, он заметил, что при светящихся облаках теряет в зрении.
Река… Река, конечно, осталась. Черная и — сверху — недвижная. И Ладья болталась у самого берега, огромный неуклюжий плашкоут, тупым носом налезающий на черный песок… Позвольте, а пирс?
Широкого, как площадь, вынесенного вперед в воды Реки
«Ничто не вечно под луной, так, — подумал Перевозчик, разглядывая новую панораму. — А под двумя? Хибарка моя небось тоже не уцелела. Жаль. Что имеем — не храним, потерявши… Как же теперь списки собирать они хотят?»
— Это лагерь, Перевозчик, — раздался в стылых полусумерках гнусавый голос таната. — Что тебя в нем не устраивает?
— Теперь я понимаю, что вы имели в виду, говоря, что в лагере нехорошо. Вы, надо признаться, умеете отменно подготовить к плохим новостям. Весьма признателен за мягкое предупреждение. Не сделай вы его, мне бы, должно быть, стало немного не по себе от свежих штрихов. Они чуть-чуть чересчур смелы. Некий эпатаж…
— Перевозчик, прекрати свое бесполезное жонглирование словами! — оборвал танат. — Что ты можешь знать о том, что происходит в лагере?
— Мне достаточно того, что я вижу.
— Ты видишь лагерь, только и всего.
— По-твоему, он всегда имел такой вид?
— Ты опять говоришь непонятно. У лагеря только один вид. Тот, что ты видишь.
«Э, как, — подумал Харон, соображая. — Ну, правильно, иначе и быть не могло. Для них, танатов, это именно так и есть».
На уступе остались только они вдвоем, остальные спускались по огромной осыпи. Неясные фигурки появлялись и исчезали меж камней.
— Слушай, приятель, — сказал Харон, мельком подумав, что ниже падать, кажется, уже некуда: к танатам в приятели он записался, — сдается мне, что именно ты приносил мне список на предыдущую Горячую Щель. Так, нет?
— Мы…
— Хватит вкручивать, — сказал Харон самым, впрочем, дружеским и миролюбивым тоном. — Это был ты, я тебя узнал. — Тут он схитрил.
— Предположим, — пятнистый сразу занесся. — Что ты хочешь, Перевозчик?
— Я хочу, чтобы ты ответил на мой вопрос. Всего один. В порядке любезности, раз уж мы решили не ссориться. Уходя, ты сказал тогда насчет моих знакомых, кого я могу встретить, собирая по списку. Кого я уже видел там, в своем Мире.
— А что, — осклабился танат, — разве не так?
— Так, так. — Харон покивал. — Но я не про то хотел тебя спросить. Ты сказал, что будет жаль, что меня не узнают, если на нашей стороне Реки иной раз воет какая-то паршивая трехголовая собака. Мы говорили о моих сокровенных чувствах.
— Ты решился?…
— Нет, они по-прежнему мне дороги, не о них речь. Кто — не узнает? Откуда вам известно про собаку? Где находится «пристань» Той стороны, с которой может открыться Мир, где она… где меня могут не узнать? Почему ни одна из Ладей не идет туда? Что вам, пятнистые, еще известно про мои, как ты выразился, «предыдущие заслуги», кем и где я был? Откуда…
Осекся, потому что танат, как давеча он сам, незаметно вытащив, начал поигрывать камнем-Ключом.
«Какого…
До сих пор Перевозчик был убежден, что Ключ существует в единственном экземпляре.
— Я отвечу, хоть ты и обещал задать всего один вопрос, а они сыпались из тебя, как из дырявого мешка. Кто тебя может не узнать — видней тебе. Где может находиться «пристань» — тоже, это ведь ты перевозишь через Реку, ты бываешь на Той стороне. Возле Той стороны, — уточнил танат, показывая свою действительную осведомленность. — О твоем предыдущем служении? Так ведь все Перевозчики были Стражами в своих Мирах. Заслуги? Тоже известно, сюда попадет только лучший. О том, кто зовет через Реку… Так что ж — вот Ладья, попробуй поищи еще раз. И не обижайся, если нужный тебе Мир вновь не откроется, Миров так много. Вот и искал бы, а не бегал после каждого рейса к Тэнар-камню. Ну, а сокровенные чувства свои, так и быть, оставь при себе, раз уж не можешь без них обходиться. И совет — будь повежливее с нами. Мы не любим, когда нас называют пятнистыми и поднимают на нас руку. Рассуди сам, если и мы, и твой друг Дэш, с которым ты так любишь беседовать, видели много Перевозчиков, то куда-то же те, которых мы встречали, деваются? Почему мы знаем уже многое, а ты еще ничего? Неужели тебе не хочется пробыть здесь столько, чтобы узнать с наше? Что тебе говорил твой друг о том, что и души не бессмертны? Подумай об этом, Перевозчик.
Поспеши за мной! — крикнул танат, прыгая с уступа, где они стояли, вниз, на оползень. — Работы много, Перевозчик, не забывай об этом!
Танат запрыгал по верхушкам сближенных глыб, направляясь к лагерю. Харон лишь крикнул ему вслед:
— Эй! Пятнистый! Кого ты там обещал попросить за меня? Насчет моих чувств? Может, это лучше мне за вас словечко замолвить, чтобы вам кое-что вернули? Тогда б не спрашивали насчет привлекательности девушек! А?
Танат остановился, балансируя, и обернулся, словно вглядываясь. Что-то сверкнуло капелькой морского блеска. Потом он вновь заскакал вниз, отталкиваясь плотными кривоватыми ногами, но до Харона долетел дребезг камешков в ведре.
Дождавшись, пока фигурка, все уменьшаясь, совсем скроется среди каменного крошева, раскатившегося до самых палаток, Перевозчик в свою очередь спрыгнул с уступа и начал свой спуск к перемешавшемуся лагерю.
Облачное свечение сменил резкий свет лун, сделавший очертания неверными и обманчиво-надежными, а впадины залил чернотой вод Реки. Стало труднее выбирать место, куда ставить ногу или совершать прыжок, но Харона это почти не смутило.
В лагере царило брожение умов. В неразберихе палаток, где смешались добротные обиталища с печками и прочными неповрежденными стенками и убогие дырявые палатки, прежде располагавшиеся под скалой-профилем, слышались разговоры, затевались свары, более или менее энергичные, в зависимости от долготы пребывания, «примороженности» их участников. Все носило отпечаток, пусть весьма замедленный, как у окуренных дымарем пчел, но встревоженности.
Безусловно, все, что произошло здесь, произошло враз. По тому же принципу, что появляются Ладьи. Не было, не было — и вот она, рядом с пристанью. Хотя и самой пристани теперь… А дорога, оползень? Имело это видимость простого обвала?
Харон приостановился на центральной площади, опершись на замшелый валун. Ряды палаток, окружавшие по периметру неправильный квадрат, конечно, разметаны. На самой же площади — без изменений, будто специально оставлено Перевозчику в новом устройстве лагеря нетронутое место. Встать между кривыми засохшими деревцами, между островков неведомых проволочно-жестких трав на голой земле, и вновь увидеть, что