Harry Potter and the order of the phoenux. (Гарри поттер и орден Феникса)
Шрифт:
Наследник Гриффиндора. Эта мысль раскаленным острием пронзила мозг еще там, в кабинете Зельеделия, но теперь острие больно поворачивалось внутри, впиваясь все глубже и причиняя... нет, не боль. Это был странный священный трепет, похожий на транс. Его отец - Джеймс Поттер - наследник Гриффиндора. Но отец умер. Значит, наследник теперь он сам?
Не потому ли Вольдеморт все эти годы так упорно пытался убить его, как убил его родителей. И новая мысль пронзила его мозг, подобно горячему клинку: голос Вольдеморта у него в голове, когда приближались дементоры... Он хотел убить моего отца, вдруг пришло Гарри в голову. Он хотел убить меня. Но ему было наплевать на маму. Она была ему не нужна. Ему нужны были мы - потомки Гриффиндора! Наследник Салазара Слизерина хотел уничтожить потомков врага своего далекого предка. В эти мгновения Гарри даже не допускал мысли о том, что профессор Снейп был прав, и его отец не имеет никакого отношения к Годрику Гриффиндору, потому что все факты были не в пользу профессора. Это было так просто, что, несмотря на дикость ситуации, Гарри чуть не рассмеялся. Он не знал, что в этот момент перестал быть ребенком, потому что окончательно потерял остатки детства и остался один на один с проблемами человека взрослого. Жизнь. Смерть. Слова Валери Эвергрин неожиданно всплыли из глубин сознания. Как она говорила, все в жизни человека строится на трех вещах. Долг. Любовь. Совесть. Гарри ясно ощутил, что это - истина.
Рону с трудом удалось открыть дверь.
– Гарри, ты чего лежишь в темноте? Люмос, - палочка осветила бледное лицо Гарри, неподвижно и сосредоточенно разглядывающего потолок.
– Ты не был на Заклинаниях, что случилось?
– встревожено добавил Рон.
– Ты уже успокоился?
– вместо ответа спросил Гарри. Инцидент с проклятыми Прорицаниями уже успел вылететь у него из головы, но даже сейчас, когда Рон, его лучший друг, за которого он так боялся еще несколько часов назад, склонился над ним, Гарри понял, что все его недавние страхи - ничто, по сравнению с тем открытием, которое он сделал - смешно даже!
– сидя в подсобке у Снейпа.
– Да ладно. Все это чушь, - храбро отмахнулся Рон.
– Я и не боялся ни капельки! Знаешь, ты наверное, был прав. Я тоже брошу Прорицания.
Да, подумал Гарри, это последствия гермиониных упражнений над страхами Рона. Никто другой не смог бы поработать так быстро и точно. Молодец, Гермиона.
– Вот и здорово, - устало сказал Гарри.
– Все вместе будем тогда на Арифмантику ходить.
Он закрыл глаза и отвернулся к стене. Рон помялся, еще немного повздыхал, но потом вышел.
С этого момента дни полетели как-то загадочно быстрее, но стали до непонятного однообразны. Гарри ходил как во сне, казалось, его больше ничто не волнует. Иногда он с удивлением замечал, что ничего не чувствует, все ощущения словно притупились. Он все делал механически, машинально: машинально ходил на занятия, поднимал руку, отвечал, делал домашнюю работу, обложившись книжками. Он не видел, как странно смотрит на него Чу в коридоре, он не мог понять, почему, потому что не обратил внимание на то, что стал с ней холодно вежлив и не более того. Гарри даже подумать не мог, что она обидится, потому что чувства других людей для него стали как-то совершенно не важны. Он не замечал, что Рон и Гермиона иногда смотрят на него со страхом, испуганные этой неожиданной переменой в нем. Они вместе ходили на занятия, дружно списывали друг у друга (естественно, списывали только они с Роном, Гермиона скорее бы согласилась учиться в Слизерине, чем дать кому-нибудь списать) и по вечерам навещали Хагрида. Но все эти события не откладывались у Гарри в голове, потому что были теперь слишком обычны и естественны. Естественными стали для него и ночные кошмары. Шрам не болел, Гарри регулярно принимал лекарство, которое ему дал добрый доктор Бладштейн, но сны излечить не могло никакое зелье. Гарри упорно списывал их на свой нелегкий переходный возраст и испытывал облегчение, что не видит в сне Вольдеморта. И на том спасибо.
Гарри сдержал слово и бросил Прорицания. Он ждал, что за этим тут же последует выговор, крупный разговор с Дамблдором или что-то еще в этом роде, но ничего не случилось. Когда он сообщил эту новость профессору МакГонаголл (перед тем, как подойти к ней, он долго крепился), она пожала плечами и заметила, что он не первый и, наверняка, не последний, кто принял подобное решение. В ее лице даже проскользнуло что-то, похожее на довольное одобрение, когда он сказал, что намерен посещать Арифмантику вместо уроков у профессора Трелани. Но профессор МакГонаголл еще и явно видела, что с Гарри что-то не так, однако, его неприступное выражение лица говорило о том, что он не расположен никого слушать.
Но мир снова начал возвращаться к нему. Первый раз это произошло, когда на его глазах шедший к директору с очередным отчетом мистер Трайткрисп столкнулся в коридоре с Драко Малфоем. Слухи о том, что в Хогвартсе находится магл, с Рождества циркулировали по школе, и слизеринцы, ни разу не видевшие этого магла, клялись, что превратят его в дырявый кошелек, если встретят. Гарри похолодел, потому что представил себе, какую сцену ему сейчас предстоит наблюдать. И точно, Драко с ненавистью глянул на сосредоточенное лицо скромного магла-бухгалтера и с выражением садистского предвкушения начал вытаскивать из кармана палочку.
– Простите, - не глядя извинился мистер Трайткрисп и пошел дальше.
– Простите? Это все, что можешь мне сказать, мерзкий магл?
– нагло рявкнул Драко Малфой.
– Да такой червяк, как ты, должен на коленях ползать передо мной, чтобы у тебя не выросло еще несколько пар ослиных ушей!
– С этими словами он направил на побелевшего бухгалтера свою палочку.
– Заткни свою пасть, Малфой, - прошипел Рон. Они с Гарри шли на Защиту от сил зла.
– Если ты хоть пальцем тронешь моего родственника...
– Я всегда подозревал, Уизли, что твои родичи - сплошные маглы, - ядовито скривился Малфой, поигрывая палочкой возле самого носа мистера Трайткриспа.
– Но что они - такие уродливые маглы...
– он под утробный гогот Крэбба и Гойла наставил на бухгалтера палочку и...
– Абундум Фингариум!
Трах! Малфой покатился по полу, путаясь во внезапно выросших у него на руках и ногах пальцах. Впрочем, пальцы у него неожиданно выросли везде, даже на спине и подбородке, отчего он сразу стал похож на монстра из фильма ужасов. Мистер Трайткрисп неловко попятился. Он был серый от страха.
– Он сильно оскорбил вас, дядя Джон?
– к ребятам сзади подходили Джинни и Фред. Палочка Фреда была все еще нацелена на Малфоя, который все никак не мог подняться на ноги, продолжающие обрастать пальцами выше коленей.
– Теперь больше не будет.
– Дети, - просипел мистер Трайткрисп, хватаясь за сердце.
– Зачем вы его так? Он же теперь на всю жизнь останется таким...
– Уродом?
– глумливо хмыкнул Фред.
– По-моему, его эти пальчики только красят! Не волнуйтесь... сэр, с ним ничего не случится!
– Ну, Уизли, - сдавленно прошипел Малфой.
– Дай только добраться до тебя на следующем матче. Я из тебя котлокекс сделаю!
– Попробуй, малыш, - весело согласился Фред.
– Если силенок на готовку хватит!
Гарри почему-то почувствовал, что все вокруг смотрят на него. Они привыкли, что Гарри Поттер, чудо-мальчик, всегда сам делает грязную работу, с отвращением подумал он. Его мысли тут же озвучил Малфой.
– Чего уставился, Поттер?
– заорал он. Пальцы на его подбородке неприятно шевелились.
– Ждал, пока твои телохранители Уизли сделают все за тебя? Да подавись ты своим дружками-маглами! Скоро от всех вас только мокрое место останется!