Хайди
Шрифт:
Тут она услышала над собой громкий, пронзительный крик и, запрокинувшись, увидела, как над ней кружит такая большая птица, какой она в жизни не видела; птица делала большие круги, громко и хрипло крича над головой Хайди.
– Петер! Петер! Проснись! – завопила Хайди. – Смотри, беркут прилетел, смотри! Смотри!
Петер поднялся на её зов и тоже стал следить за хищной птицей, которая взвивалась в небесную синеву всё выше и выше.
– Куда он полетел? – спросила Хайди, с напряжённым вниманием следя за хищником, пока тот не скрылся за серыми скалами.
– Домой, к себе в гнездо, – ответил Петер.
– Дом у него наверху? О, как там, должно быть, хорошо наверху! А почему он так кричит? – продолжала расспрашивать Хайди.
–
– Давай взберёмся туда и посмотрим, где у него дом, – предложила Хайди.
– Ой! Ой! Ой! – с осуждением раскричался Петер. – Даже козы туда не лезут, а ведь Дядя говорил тебе, чтоб ты не вздумала свалиться со скалы.
Тут Петер поднял такой свист и крик, что Хайди не знала, куда деваться. Но козы, должно быть, хорошо понимали его сигналы, потому что одна за другой стали сбегаться на зов, и вот уж всё стадо собралось на зелёном склоне – одни продолжали пощипывать сочные стебли, другие бегали туда-сюда, а третьи бодались своими рожками, коротая время. Хайди вскочила и забегала среди них, ведь для неё это было новое, неописуемо весёлое действие – скакать и развлекаться с козами: она подбегала то к одной, то к другой, каждую отличая по повадкам от остальных.
Между тем Петер принёс котомку и выложил из неё на траву хлеб и сыр. Потом он взял чашку, надоил в неё молока от Лебедушки и стал звать Хайди. Но звать её пришлось дольше, чем он скликал коз, потому что ребёнок был настолько увлечён прыжками и увеселениями своих новых подружек, что ничего не видел и не слышал. Однако Петер знал способ, как вразумить непонятливых: он гаркнул так, что от скал в страхе разбежалось эхо, и Хайди прискакала к накрытому столу, который выглядел так маняще, что она обежала его кругом, разглядывая со всех сторон.
– Кончай скакать, пора обедать, – сказал Петер. – Садись и ешь.
Хайди уселась.
– А молоко моё? – спросила она, ещё раз с удовлетворением оглядывая кушанья.
– Да, – подтвердил Петер, – и вот эти два больших куска тоже твои, а когда выпьешь молоко, тебе положена ещё одна чашка от Лебедушки, а потом уже я буду пить.
– А ты от кого пьёшь молоко? – Хайди не терпелось всё узнать.
– От моей козы Улитки. Давай уже ешь, – снова напомнил Петер.
Хайди начала с молока, и, как только она отставила пустую чашку, Петер надоил для неё вторую. Хайди отломила хлеб от своей краюхи, а оставшийся кусок, который всё ещё был больше того, что припас себе на обед Петер и что уже почти закончился, протянула пастушку вместе со своим нетронутым сыром:
– На, мне этого хватит.
Петер смотрел на Хайди с немым удивлением, потому что сам бы никогда в жизни не смог так поступить. Он немного помедлил, всё ещё не в силах поверить, что Хайди не шутит; но та по-прежнему протягивала ему эти два ломтя, а поскольку Петер не брал, она положила их ему на колени. Тут он понял, что она и вправду делится с ним своей едой; он схватил хлеб и сыр, кивнул в знак благодарности и принялся за такой богатый обед, какого ему ещё не перепадало за всю его пастушескую жизнь. А Хайди уже снова смотрела на коз.
– Как их всех зовут, Петер? – спросила она.
Это Петер знал точно и помнил тем более крепко, что запоминать ему приходилось не так уж и много. Он начал перечислять и назвал всех без запинки, на каждую показывая пальцем. Хайди внимательно следила за его указаниями, и ей не понадобилось много времени, чтобы научиться отличать животных друг от друга, потому что каждое имело свои особенности, которые сразу запоминались; для этого достаточно было к ним присмотреться, а Хайди присматривалась. Вот крупный Турок с крепкими рогами, которыми он так и норовил пободаться с другими, а те разбегались от него прочь, как только он приближался, и знать не хотели грубияна-забияку. Один только дерзкий Щегол, стройный, проворный козлик, не сторонился его, а нападал первым так бойко, что большой Турок озадаченно стоял, растерявшись перед воинственным Щеглом с его острыми рожками. А вот маленькая, беленькая Снежинка – она блеет всегда так настойчиво и с такой мольбой, что Хайди уже не раз подбегала к ней, чтобы утешить и погладить по голове. Вот и сейчас её жалобный молодой голосок опять призывал на помощь. Хайди побежала к ней, обняла козочку за шею и участливо спросила:
– Что с тобой, Снежинка? Почему ты всё время зовёшь на помощь?
Козочка доверчиво прильнула к Хайди и затихла. Петер – всё ещё с набитым ртом – крикнул:
– Это она потому, что Старая больше не ходит с ней на альм, её позавчера только продали в Майенфельд, теперь она больше не в стаде.
– А кто это – Старая? – спросила Хайди.
– Да её мать, – ответил тот.
– А где тогда бабушка?
– Нету у неё бабушки.
– Ну, тогда дедушка? – искала выход Хайди. – Ты моя бедняжка, Снежинка, – сказала она и нежно прижала к себе животное. – Ну не плачь так жалобно. Ты же видишь, я теперь с тобой и каждый день буду с тобой, тебе уже не будет так одиноко. Как только станет плохо, сразу беги ко мне.
Снежинка довольно потёрлась головой о плечо Хайди и перестала жалобно блеять. Между тем Петер покончил со своим обедом и снова подошёл к стаду, где Хайди уже накопила множество наблюдений и соображений, которые ей нужно было обсудить.
Намного красивее и чище остальных в стаде были две козы – Лебедушка и Медведушка, которые и вели себя с особым аристократизмом, ходили по большей части наособицу, а назойливого Турка встречали холодным презрением.
Животные опять стали расходиться по склону, взбираться к кустам, и у каждого была своя повадка: одни в стремлении к цели легкомысленно пропускали всё менее интересное, другие неторопливо прибирали по дороге всякий вкусный стебель, Турок то и дело устраивал пробные нападения. Лебедушка и Медведушка грациозно и легко карабкались наверх, тотчас находили там самые лучшие кусты, ловко пристраивались к ним и изящно их обгладывали. Хайди, заложив руки за спину, стояла и взирала на происходящее с большим вниманием.
Сытый Петер вновь разлёгся на траве.
– Петер, – заметила Хайди, – а ведь Лебедушка и Медведушка – самые красивые среди них.
– Ещё бы, – ответил тот. – Дядя Альм и чистит их, и моет, и даёт им соль, и держит в самом обустроенном хлеву.
Но тут Петер неожиданно вскочил и бросился к козам. Хайди побежала вслед за ним: должно быть, там что-то случилось, не могла же она остаться в стороне. Петер прорвался сквозь стадо на ту сторону луга, где голые скалы отвесно обрывались вниз и какая-нибудь неосмотрительная козочка, забравшись туда, легко могла оступиться и переломать себе ноги. Он заметил, что туда ускакал любопытный Щегол, и подоспел как раз вовремя, когда тот подскочил к самому краю обрыва. Тут Петер споткнулся и упал на камни, но уже в падении дотянулся до ноги животного и вцепился в неё. Щегол заблеял от неожиданности и возмущения, что помешали продолжению его весёлого рейда, и упрямо рванулся вперёд. Петер кликнул Хайди на помощь, потому что сам не мог встать и чуть не вывихнул Щеглу ногу. Хайди была тут как тут и мигом оценила бедственное положение обоих. Она быстро сорвала пучок душистой травы и, поднеся его к носу Щегла, стала мягко его урезонивать:
– Пойдём, пойдём, Щегол, будь умницей! Смотри, ты же можешь сорваться вниз и сломать ногу, тебе же будет ужасно больно.
Козлик быстро обернулся и стал поедать траву из рук Хайди. Тем временем Петер поднялся на ноги и ухватил Щегла за верёвку, на которой висел колокольчик, а Хайди взялась за верёвку с другой стороны, и они повели беглеца назад, к мирно пасущемуся стаду. Теперь, когда козлик был в безопасности, Петер замахнулся на него своей хворостиной, чтобы как следует наказать виноватого, и Щегол пугливо отпрянул, сообразив, что сейчас будет. Но Хайди громко закричала: