Хейсар

Горъ Василий

Негзару стало стыдно: Бог — Отец не отвлекался, а помогал — подгадывал время так, чтобы он, Мышь, закончил подъем тогда, когда Аттарк будет у другой щели!

Мысленно попросив у Бастарза прощения, хейсар вытащил из-за пазухи кот’та, протиснулся между зубцами, в два огромных прыжка перелетел через все Орлиное Гнездо и с размаху ударил часового по затылку…

…Вторым на оу’ро взобрался Натти. И, не издав ни звука, скользнул к люку, ведущему вниз. Следом за ним поднялся Грах. Этот осенил Негзара знаком животворящего круга, потом почесал затылок, вспомнил, что от него требуется, и присоединился к Зануде. Ялгар, проскользнувший между зубцами третьим, похлопал Мышь

по плечу — молодец, мол, справился, — потом подошел к связанному Аттарку и зачем-то присел рядом с ним на корточки.

Негзар поморщился: чего — чего, а вязать узлы он умел, как никто другой. И про кляпы не забывал. Так что можно было и не проверять.

Как оказалось, он был об Ослопе слишком хорошего мнения: убедившись, что часовой связан, илгиз перевернул его на спину и бесцеремонно вытащил из ножен оба наш’ги!

«Эйдине [177] … — криво усмехнулся Мышь. — Я бы на твоем месте не брал…»

Прятать клинки за пазуху воин не стал — повертел их в руках, несколько раз рубанул воздух, крутнулся вокруг себя в хорошей Зимней Вьюге и, заканчивая движение, всадил правый Клык в горло только что поднявшемуся на оу’ро Файлату!

177

Хейсары относятся к наш’ги с очень большим пиететом. Поэтому человеку, уличенному в краже Волчьих Клыков, отрезают руки, прижигают раны огнем и отпускают на все четыре стороны.

Пока Негзар хлопал глазами, пытаясь понять, зачем требовалось убивать Гниль и что грозит ему самому, Ялгар нанес еще несколько молниеносных ударов — по запястьям, сгибам локтей и связкам над коленями, уклонился от падающего тела и, не стряхивая кровь с наш’ги, уронил их рядом с Аттарком. Потом вытащил свой кинжал и принялся полосовать недвижное тело часового. А когда закончил, повернулся к Мыши и ухмыльнулся:

— Не дергайся! Тебе бояться нечего. А он — Уаттах. Единственный след, который мы оставим…

— Он — не Уаттах, а ори’те’ро! — зашипел Негзар. — Никто и никогда не свяжет его ни с одним родом Шаргайла!

— Как так? — удивился илгиз, слава Бастарзу, еле слышным шепотом.

— Он — человек, потерявший корни. Изгой, по — вашему. Не стоило его убивать…

Ослоп почесал бороду, расстроенно сплюнул себе под ноги, убрал кинжал в ножны и еле слышно буркнул:

— Поздно… Идем дальше…

…Как и в сарти Гатранов, дверь женской половины дома, ведущая на оу’ро, закрывалась на один — единственный засов. Несколько минут сосредоточенной работы гибкой стальной пластиной в щели между створкой и косяком — и он сдвинулся в сторону, открыв доступ в сердце рода Аттарков. Натти, стоящий у Негзара над душой, попробовал вынести дверь плечом и тут же получил по голове от Ялгара. Потом Ослоп, еще не забывший правильную последовательность действий, вытащил из-за пазухи горшочек с топленым маслом и потряс им перед лицом Зануды.

Безмолвная разборка закончилась буквально через мгновение — Натти виновато развел руками, а Ялгар вспомнил о деле. Негзар, все еще стоящий на коленях, подцепил створку пальцами и чуточку приподнял, чтобы илгизу было удобнее смазывать петли. Потом опустил дверь на место и осторожно толкнул.

Распахнулась. Без единого звука. Потом открылась до стены и замерла, закрепленная щепкой, вставленной между нею и полом.

Мышь встал на ноги, закусил ус, повернулся к илгизам и показал им два пальца — мол, двое остаются тут.

Замыкающие тут же кивнули и отшатнулись назад — к двери, ведущей на мужскую половину. Затем вжались в стены по обе стороны от нее и пожали плечами — мол, стоим и будем стоять, пока вы не вернетесь.

«Кровь от крови твоей, Барс…» — зачем-то напомнив Бастарзу о себе, Мышь скользнул вперед и заглянул под первую дверь, оказавшуюся по левую руку.

Ничего.

Заглянул под противоположную — тоже.

Прошел ко второй слева — увы.

Повернулся направо — и чуть не вскрикнул от радости: между створкой и косяком тоненькой нитью светилась [178] щель!!!

178

На женской половине мерные свечи ставятся кормящим матерям или женщинам, имеющим очень высокий статус.

Правая ладонь рывком поднялась к плечу, рубанула воздух, потом опустилась к бедру и повторила то же движение.

Ослоп, двигавшийся следом, довольно осклабился и мотнул головой: «Давай!!!»

Негзар вытащил из-за пазухи пластину, просунул ее в нужное мес то и осторожно зацепил ею за засов. Легкий поворот кисти — и тот сдвинулся, сместившись на половину ногтя.

«У — уэй!!!» — мысленно взвыл Мышь и повторил движение…

…Комнату можно было не открывать: да, в ней ночевала мать с грудным ребенком. Правда, ребенок оказался не того пола — девочкой. В четвертой комнате по левую руку — тоже. Правда, здесь девочки были постарше: лиственей эдак двух и семи — восьми. Связали и тех и других и пошли дальше. А в шестой по правую задержались…

Глава 28 — Кром Меченый

Четвертый день четвертой десятины первого травника.

…Чтобы покачать маятник с Урессом, мне пришлось бросить под ноги бурку и встать на колени. Мальчишка, слишком серьезный для своего возраста, даже не улыбнулся — выслушал мои объяснения, встал в «песочные часы», выставил вперед левое предплечье и попробовал повторить показанное движение.

Получилось, но кривовато: в «атаке», вместо того чтобы давить массой всего тела, он использовал только руку, а в «защите» прогибался в пояснице и частенько терял равновесие.

Справиться с последним было сравнительно легко — я показал ему, как принимать «атакующую» руку на правую ладонь, посоветовал беречь еще не заживший большой палец и несколько раз ткнул кулаком в живот, чтобы он его вовремя напрягал. А вот с первым возникли проблемы: стоило мне чуть — чуть напрячь десницу, как он упирался в нее, как в стену, и, вместо того чтобы давить корпусом, начинал недовольно сопеть.

Попытке на двадцатой я хотел было привлечь к обучению Дайна Седую Прядь, но, покосившись на часового, мрачного седовласого хейсара лиственей сорока, мечущегося от зубца к зубцу так, как будто он находился не на крыше сарти, стоящего в центре мирного города, а на стене осажденной крепости, передумал. И попытался объяснить движение сам:

— Представь, что ты — камень, сброшенный с оу’ро. Тяжелый — тяжелый! А моя рука — перевернутое корыто. Напрягись! Весь! И проломи ее!!!

Представил. Напрягся так, что аж покраснел. Вскинул руку в верхнюю точку, надавил, увидел на моем лице недовольство и вспыхнул:

— Не получается… Может, мне сначала попробовать правой? Палец уже не болит, поэ…

— Нет, нельзя: руки должны работать одинаково…

Надулся. Потом разозлился и… продавил! Потом повторил движение еще раз и понял, что у него получилось: