Хейсар
Шрифт:
«Кровь от крови твоей, Барс…» — начал было он и тут же прервался — кто-то из воинов Подсвечника, кажется Ялгар, грязно выругался, а потом взвыл на все Подворье:
— Ти?!
— Туточки я…
— Повара сюда! Живо!!!
Тут же хлопнула входная дверь — аза, почувствовавшая в голосе гостя бешенство, умчалась выполнять приказание.
— Надо съесть… Хотя бы один кусок… — негромко, но твердо напомнил Файлат. — А то Бастарз от нас отвернется…
— Съедим. По одному. Самому маленькому… — огрызнулся Ялгар. — А остальное скормим тому ублюдку, который приготовил эту дрянь!!!
— Это не дрянь, а каш’кыз!!!
— Рты закрыли! Ну — у-у!!! — зарычал Подсвечник.
Вовремя — судя по цвету лица и недовольному сопению, Ослоп окончательно вышел из себя и был готов сорвать свою злость на ком угодно, в том числе и на Гнили, а добрая половина его друзей собирались его поддержать.
— Знач — так! Съедаете по куску — и на задний двор! Повара не трогать… Пока не трогать… Негзар и Файлат — вы читаете свои молитвы и делаете все, что положено, а потом приходите к нам! Ясно?
Съели. Повылезали из-за столов и, «совершенно случайно» роняя лавки на пол, ломанулись из трапезной.
Проводив взглядом последнего, Мышь наконец сосредоточился и прочитал молитву так, как полагается — стоя, вслух и с душой. Увы, почувствовать, что она услышана, не удалось: крошечные огоньки пламени, горящие в масляных светильниках, даже не шелохнулись, шелест дождя за окном не усилился и не затих, и даже сердце продолжало биться как обычно.
«Не отводи от меня взгляда, Барс, — и завтра вечером я принесу тебе в жертву еще три десятка баранов!» — мысленно пообещал Негзар, вгляделся в пламя светильников и закусил ус: Бог — Воин молчал. Наверное, гневался…
…Трогать повара, явившегося по приказу Ослопа, Мышь не стал — скользнул между ним и дверным косяком, вышел в коридор, спустился по лестнице, вышел на улицу и поплелся на задний двор. Настроение стремительно ухудшалось: идти на тэй’ю, сомневаясь в поддержке Бога — Отца, было глупо, а отказаться он не мог — Слово [173] было сказано, а тропа [174] — готова…
«Я принес в жертву три десятка баранов… — успокаивая себя, думал он. — И еще три десятка пообещал! Это больше, чем жертвуют перед набегом…»
173
Слово — здесь: Негзар имеет в виду свое обещание Юлаю.
174
Тропа — здесь: путь по стене сарти, по которому можно подняться.
Мысль не успокоила. Нисколько. Поэтому, добравшись до строя илгизов, стоящего под навесом, он нашел успокоение в другой: «Если хоть кто-то из них не готов, я отложу тэй’ю до следующей непогоды…»
…Услышав просьбу попрыгать, Ялгар Ослоп, кутавшийся в плащ, презрительно хмыкнул и с места сиганул через здоровенную лужу. Бесшумно приземлился, развернулся на месте и без единого звука перетек обратно. Потом распахнул полы плаща, показав перевязь с алчигами, два кинжала и аккуратную связку тоненьких кожаных ремешков для связывания пленных.
— А где кот’та [175] ?
Воин перевернул руку ладонью вверх и показал Мыши сразу два увесистых мешочка:
— Мой и Граха. Он ща придет…
Негзар угрюмо кивнул, убрал с лица мокрые пряди и шагнул к Натти.
— Не трать время — я уже проверял… — раздалось из-за спины. — Никто ничего не забыл…
— У — уэй… — без особой радости выдохнул Мышь, потом посмотрел на небо и закусил губу: воины были готовы, дождь прекращаться не собирался, значит, выбора «идти или не идти» не было…
175
Кот’та — кожаный мешочек, наполненный песком. Убивать во время похищения невесты запрещено, так как ее род объявляет похитителю кровную месть. Поэтому ее спутников стараются оглушить.
— Не спешите, не делайте лишних движений и, главное, не проливайте кровь! — вполголоса напомнил Юлай, осенил своих воинов знаком животворящего круга и мотнул головой в сторону лестницы, приставленной к стене Подворья: — И да не отвернется от вас Вседержитель…
…К сарти Аттарков Мышь подошел вторым — после Граха. Жестом заставил того сплести пальцы в «стремя», наступил в него сапогом и бесшумно вознесся на забор. Прислушался, не услышал ничего, кроме шелеста дождя, свесил со стены руку и легонечко шлепнул по мокрому камню. Потом скользнул к стене башни, прижал ладонь к нужному месту и не поверил самому себе: кольнуло! В подушечку большого пальца!! С первого раза!!!
«Спасибо тебе, Бастарз!» — радостно подумал он, вытащил из перевязи первый алчиг и воткнул его в трещину.
Вторая щетинка нашлась так же быстро. И третья — тоже. А вот с четвертой пришлось повозиться — чуть более длинный, чем надо, кончик намок и не колол руку. Впрочем, эта мелкая неприятность никак не сказалась на настроении — Барс смотрел на Негзара, не отводя взгляд…
…Четвертый и пятый алчиг вонзились в мякиш даже быстрее, чем первые два, и Мышь, почувствовавший кураж, с огромным трудом заставил себя не торопиться. Как раз вовремя — ремешок, накинутый им на рукоять шестого, попробовал соскользнуть.
«Кровь от крови твоей, Барс! — мысленно воскликнул хейсар. — Делаю — вовремя [176] …»
Бог — Воин оценил его победу над собой, так как следующие локтей двадцать подставлял щетинки одну за другой и помогал затягиваться ремешкам. А потом отвлекся. В самый неподходящий момент, когда Мышь перенес вес тела на очередное «стремя», у алчига отлетело «яблоко».
Ремешок тут же соскользнул, и если бы Негзар не держался за предыдущий клинок, он бы улетел вниз.
176
Одна из заповедей местного Пути Клинка звучит так: «Делай вовремя. Ибо удар, нанесенный чуть раньше или чуть позже, убивает не врага, а тебя…»
Повис. Спустился на одно «стремя» ниже. Перевел дух, дождался, пока перестанут трястись руки, и вдруг сообразил, что не слышит дыхания тренирующегося часового.
«Дождь… Спит, наверное…» — ухмыльнувшись, подумал Мышь, вскинул голову и всмотрелся во тьму, в которой скрывалась нужная ему щель между зубцов…
…Часовой не спал — стоял у щели, выходящей на сарти Усмаров, и поигрывал наш’ги.
Минуту. Две. Пять. Потом скользнул к противоположному краю оу’ро, присел рядом со щелью и прислушался. А через несколько мгновений опустился на колени и осторожно выглянул наружу.