Химера воспитания
Шрифт:
Если конъюнктура на свободном рынке купли-продажи идейно-воспитательныхуслуг радикально изменяется, то кардинально изменяется и полярность.
Хвалимого и хулимого.
Идейно-воспитательным полухимерам-полухамелеонам безразлично, какой Идеологии служить.
Лишь бы эта Идеология была провластной.
Тогда
То есть, при кормушке.
Однако мимикрией чудеса изворотливости, проявляемые Химерой Воспитания, вовсе не исчерпываются.
Вопреки всем законам генетики современная Химера Воспитания обладает способностью скрещиваться с рыбой-прилипалой.
После чего продукты такого извращенного совокупления приспосабливаются присасываться особыми присосками и к Светлячку Просвещения, и к Ласточке Научения, и к Дятлу Обучения, и к Сове Образования.
Доказательства?
Извольте.
То, что Химерой Воспитания позиционируется в качестве физического воспитания, на самом деле в лучших своих проявлениях является физической подготовкой.
К полноценной и полнокровной жизни.
Именуемое трудовым воспитаниемпо своей сути представляет собой трудовое обучение.
Если оно действительно происходит, а не только декларируется и имитируется.
Называемое музыкальным воспитанием на поверку оказывается музыкальным образованием.
Иначе это – просто идеологическая накачка.
Идеологизируемых.
Под бравурные звуки, извлекаемые из музыкальных инструментов.
Преимущественно – духовых и ударных.
Призванных обеспечить укрепление Духовных Основ в Государстве и Обществе.
А чем же, собственно говоря, занимается все это время Сова Образования?
Ведь практически обо всех родственниках/цах Химеры Воспитания мы с Вами здесь уже вспомнили.
А про Сову Образования что, забыли?
Ну уж, нет.
Ей мы с Вами посвятим целую главу.
Отдельную.
И – последнюю.
По крайней мере, в этой книге.
Итак…
Глава XIV
«The most Ambiguous Kinswoman Chimeras Education» – «Самая неоднозначная родственница Химеры Воспитания»
«Государство обезобразилось бы, если бы все жители стали образованы, ибо вместо послушания они преисполнились бы гордыней».
Произнесите перед англоговорящим человеком слово «еducation», и он не поймет о чем именно Вы говорите: то ли о воспитании, то ли об образовании, то ли о просвещении.
То есть, в данном случае для достижения Вами однозначного понимания Вас Вашим англоязычным собеседником Вам неминуемо придется применять дополнительные пояснения.
Ведь без них вероятность быть неправильно понятым будет чрезвычайно высока.
Сказанное в полной мере относится и к франко-испано-германо-и-прочая-и-прочая-язычным визави, ведь в подавляющем большинстве ныне здравствующих языков (и не только европейских) понятия: «воспитание», «просвещение» и «образование», – могут быть обозначаемыми одним и тем же словом.
Откуда взялась такая лингвистическая неразборчивость?
Оттуда, что изначально образование отождествлялось снатаскиванием на зазубривание прописных истин, что давало вполне определенные основания для того, чтобы отождествлять образованием с воспитанием.
Надо было и впрямь обладать поистине недюжинным политическим чутьем, свойственным таким незаурядным (в том числе – и в масштабах своей подлости) умам, как те, что характеризовали кардиналов Садолето, Ришелье и Мазарини, чтобы уловить ту опасность, что несет в себе для любой власти над людьми повсеместное и повселюдное распространение ОБРАЗОВАНИЯ.
Потенциально не только не исчерпывающегося суммой зазубренных прописных истин, но и не сводимого к ней.
Интуитивно об этой опасности догадывались правители еще в Древнем Риме – на всех уровнях правления.
Исходя из весьма скорбного для себя опыта, рабовладельцы Рима пришли к выводу о том, что покупка образованного раба сродни добровольному втаскиванию «под уздцы» в свою обитель Троянского коня.
Со всей его начинкой.
Именно поэтому на всех невольничьих рынках Римской империи образованныйраб стоил вдвое меньше, чем необразованный (см.: Плиний Старший. «Естественная история»).
По этому поводу каждый образованный раб мог бы сказать о себе, перефразируя слова Рене Декарта: «Cogito ergo sum periculosum» – «Мыслю, следовательно, я опасен».
Для любой власти над людьми.
Посему в качестве превентивной меры, призванной максимально обезопасить господствующий режим правления от любых посягательств на незыблемость , во всех тоталитарных системах устанавливался строжайший порядок и несокрушимость его устоев.