Хирургические убийства
Шрифт:
— Собака. Их прогнал Хват. Может же бойцовская собака спугнуть жрунов?
— Конечно же, нет. Если бы тут орудовали жруны, Хват сюда даже бы и не сунулся. Здесь что-то иное. Видите, и Тама притихла.
Коррехидор обратил внимание, что фамильяр вместо несколько развязного поведения домашней любимицы, привыкшей к шалостям и некоторым вольностям в отношении как своей хозяйки, так и Вилохэда, демонстрировала встревоженнось, норовя прижаться к щеке чародейки, а то и вовсе унырнуть за ворот платья.
— Да, наш крылатый череп на удивление скромен в своих проявлениях.
— Именно. Что-то её напугало.
Та быстро вытащила пробку из пузырька, раздавила его в руке и подбросила вверх. Светлый порошок блеснул в лучах заходящего солнца льдистыми острыми искорками и осыпался под звуки заклятия, прочитанного на незнакомом четвёртому сыну Дубового клана языке, образуя на полу странную фигуру. Вил и Рика оказались в самой середине сложной пентаграммы, которая, как и большинство созданных некроманткой, поражали странной негармоничной гармонией и силой.
— Теперь поглядим, кто скрывается в тенях, — девушка засучила рукава платья.
— А что вы насыпали? — почему-то понизив голос, спросил Вил, разглядывая странные острые кристаллы на полу.
— Это освящённые кости, точнее, порошок из них, который делает моя бабушка и освящает его в нашем семейном храме, посвящённом богу смерти Эрару. Я с его помощью создала барьер, который не под силу преодолеть большинству существ духовного плана. Подозреваю, одно из них прямо сейчас скрывается вон в том углу, — она показала на дальний тёмный угол, заваленный каким-то непонятным мусором, среди которого явственно виднелись остовы полусгнивших ящиков. Тама облетала его стороной. Уверена, она кого-то почуяла.
Рика раскрыла саквояж, который предусмотрительно прихватила с собой в центр пентаграммы, вытащила оттуда самую обыкновенную свечу, вернее, аккуратно отрезанный острым ножом кусочек самой обыкновенной восковой свечи длиной с две фаланги пальца. Засушенная шкурка маленького ужа (коррехидор лишь подивился: чего только не увидишь в арсенале у практикующего некроманта!) была несколько раз обвёрнута вокруг свечки и самым тщательным образом привязана сухими стебелькамитравы. После чего чародейка прошептала необходимые слова, на всякий случай замкнула внутри себя побольше магический цепей и зажгла свечу. Но вместо ожидаемого оранжевого огонька свеча вспыхнула горячим пламенем, мгновенно захватившим и травинку, и ужиную шкурку, тут же принявшуюся расплёвывать вокруг себя хвостатые искорки. После этого Рика зашвырнула всё это сверкающее подобно маленькому фейерверку безобразие в угол, которого столь тщательно избегал фамильяр. Едва снаряд чародейки коснулся кучи мусора, раздался взрыв, ослепительная вспышка которого проявила странную согнутую фигурку, жавшуюся к стене, и вышвырнула её оттуда.
К удивлению Вила, на полу склада сидела голая девочка лет шести-семи: отчаянно тощая — кожа да кости, с длинными грязными волосами неопределённого серого цвета. При более внимательном взгляде стало заметно, что у «девочки» наличиствуют кошачьи уши, остренькие груди, а вместо ног — тощие, серые же, лапки с длинными пальчиками, на которых были острые загнутые когти. Да
— Вы знаете, кто это? — прошептал Вил, воспользовавшись тем, что непонятное существо было оглушено взрывом.
— Да, это — болеглот.
— Болеглот? — коррехидор впервые слышал это название.
— Существо из духовного мира, питающееся эманациями страдания и боли, — последовал ответ, — само причинить вреда не может. Полагаю, болеглота привлекли страдания жертвы, а значит — она видела убийство.
— Более, чем ненадёжный свидетель, — заметил Вил, — даже при условии, что оно может говорить и согласится с нами общаться.
Болеглот тем временем успела оклематься, облизнулась, помотала головой (совсем как кошка, которой что-то попало в ухо), потом с любопытством уставилась на чародейку и коррехидора.
— Так ты не собираешься её резать? — спросило существо Вила обвиняющим тоном. Голосок был скрипучим, так в театре любят изображать старушек, — я очень огорчена.
— Ответьте ей, — Рика толкнула коррехидора, — болеглот сама пошла на контакт.
Вилохэду чувствовал себя неловко и неуверенно, а девочка-кошка подошла к пентаграмме понюхала её и скривилась:
— Плохое, гадкое. Не пройти. А всё-таки жал, что ты не режешь свою женщину.
— Я не для этого пришёл сюда, — выдавил из себя Вил, изо всех сил стараясь не смотреть в эти большие кошачьи глаза с вертикальными зрачками.
— Да? — удивилась болеглот, — а зачем тогда? Собаки у тебя нет, — она загнула палец с бритвенно-острым когтем, — резать её, — неприязненный взгляд в сторону чародейки, — не будешь, — второй загнутый палец, — меня оглушили ни за что ни про что, — третий тонкий с выпирающими суставами пальчик присоединился к собратьям, — так зачем?
— Что зачем? — не понял Вил.
— Зачем пришёл сюда?
— А ты зачем пришла сюда?
— Я? — удивилось существо и сдуло прядь волос, упавшую на глаза, — кушала. А раз больше ничего мне не светит, пойду отсюда подальше. Страсть, как не люблю, когда в тебя заклятиями разными огненными швыряют. И вообще магов не люблю! — ни с того, ни с сего закончила она.
— Удерживайте контакт, — сказала чародейка, — она может опять невидимой сделаться и исчезнуть, тогда расспросить не удастся. Какой-никакой, — а свидетель убийства. Проявите, наконец, своё хвалёное обаяние, пока я придумываю, чем её зацепить.
— Редко встретишь такие прекрасные большие глаза, — проговорил коррехидор с интонациями записного обольстителя, — они притягательны, и в них смело можно утонуть!
Но, как ни странно, на болеглота тирада Вила произвела нужное впечатление: она ещё шире распахнула и без того огромные глазищи и склонила голову на бок.
— Очень хотелось бы узнать, какое имя носит прекрасная обладательница этих чудесных глаз.
— Кики, — пискнула болеглот, — мне дали имя Кики.
— Какде прелестное имя! Это сделали ваши родители? — спросил Вил, — он совершенно не представлял, о чём можно разговаривать с этим жутковатым на вид существом.