Хищники Аляски
Шрифт:
По мере наполнения мешков их увязывали и бросали на землю. Таким образом они опорожнили четыре чана, оставив нетронутыми нижние две трети шлюзов, так как золото на Энвил Крике крупное и главные массы его осаждаются в верхних желобах.
Они собрали мешки; погрузили их на вьючных лошадей, затем взобрались на второй ряд шлюзов и вновь принялись за работу.
Они работали с лихорадочной быстротой и в полном молчании, ежеминутно поглядывая на оставленного ими на высоком краю берега товарища, карабкающаяся фигура которого еле виднелась
Из палатки доносились голоса ужинавшей ночной смены и смутный звон тарелок, а сквозь брезентовые стены просвечивал огонь, придававший палаткам вид огромных светляков, притаившихся в траве. Окончив ужин, староста смены шагнул через порог столовой и остановился, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте. Он кинул беглый взор в направлении «Крика». Из темноты в освещенную полосу вынырнул сторож, и староста вернулся в палатку. В это время двое работавших внизу стояли на тех шлюзах, которые находились под прикрытием берега, и поэтому не были видны сверху.
Мак Намара так красочно описывал богатства Энвил Крика, что Элен Честер изъявила желание присутствовать при взвешивании золота. Они приехали на прииск верхом из города, к ужину. Элен понятия не имела о том, куда она едет; она знала только, что будет приготовлен для нее ужин у жены надзирателя. Узнав, что она приехала на «Мидас», она пыталась расспросить Мак Намару, почему у ее друзей отняли столь ценное имущество.
Он отвечал, как ей показалось, очень искренно и честно.
– Участок этот спорный, – объяснил он ей. – На него сделал заявку еще один человек, и до окончания тяжбы суд назначил меня инспектором приисков, дабы ни одна сторона не потерпела убытков.
Его объяснения были очень убедительны, и она удовлетворилась тем, что вся история объяснялась столь просто.
Она собиралась переночевать на участке и присутствовать при утренних расчетах. Инспектор решил воспользоваться случаем и познакомить ее со всей обстановкой работы и объяснить ей то, чего она не понимала. Его наружность очаровывала не только женщин. Где бы он ни находился, мужчины смотрели на него с величайшим уважением, а ничто так не влияет на суждения женщины, как такое явное доказательство внутренней силы.
Он провел с нею вечер, рассказывал о своей молодости и о своих приключениях на Западе; рассказы его казались особенно яркими в этой брезентовой палатке с грудами шкур и одеял. Тонкий наблюдатель и рассказчик, он сумел оплести воображение девушки паутиной слов и оставил ее в состоянии сильного волнения и нерешительности, когда около полуночи ушел наконец к себе.
Она понимала, к чему он клонил, и все-таки не знала, какой будет ее ответ на его неминуемый вопрос. Иногда она поддавалась удивительному обаянию этого человека, но все же не могла отделаться от какого-то смутного недоверия к нему, недоверия, причины которого были ей непонятны. Ее мысли вновь обратились к Гленистэру, и она ставила их обоих, столь схожих в некоторых отношениях и во многом столь далеких друг от друга.
Внезапно до нее донеслись голоса ужинавшей ночной смены: она накинула шелковый платок на голову, вышла на свежий ночной воздух и направилась к рокочущему ручью.
«Подышу свежим воздухом, – подумала она, – а потом спать».
Она увидела высокую фигуру ночного сторожа и направилась к нему. Он наблюдал за ней, не отрываясь, и как будто был встревожен.
«Вероятно, это потому, что тут так мало женщин, – подумала она, – или потому, что час уже очень поздний. Долой условности. Эта страна – страна инстинкта и импульса. Я заговорю с ним».
Сторож нахлобучил шапку на глаза и отошел в сторону. Она подошла к нему. За минуту до того она думала о Гленистэре и теперь заметила, что перед нею стоит человек с теми же могучими, широкими плечами и гордой посадкой головы.
Она вздрогнула, увидев, что это негр. Он держал в руке винчестер и внимательно, но нерешительно разглядывал ее.
Желая нарушить молчание и показать, что она интересуется им, она обратилась к нему с вопросом, но при первом звуке ее голоса он быстро подошел к ней и грубо сказал:
– В чем дело?
Потом на мгновение замялся и вновь заговорил странно изменившимся, неестественным голосом:
– Я – ночной сторож, мисс.
Она заметила, что внизу копошатся еще две тени и смутно удивилась не столько их присутствию, сколько их движениям: казалось, они страшно торопятся. Она увидела лошадей, стоящих поодаль, и поняла, что тут творится что-то неладное.
Она хотела заговорить, но вдруг из густой травы у ног ее раздался какой-то странный, испугавший ее звук, оформивший все ее подозрения. Она моментально сообразила, в чем тут дело.
То был стон человека. Стон повторился, и она поняла, что стоит на грани чего-то страшного.
Она вспомнила рассказ о приисковых хищниках, о дерзких налетах на рудники, и все же эта версия казалась ей невероятной.
В каких-нибудь двадцати шагах от нее находились сотни людей; она слышала их смех; один из них насвистывал популярную песенку; на расстоянии четверти мили были другие лагери. Стоит ей крикнуть, и все эти люди бросятся сюда. Вздор. Это не налет.
Но тут человек, лежавший в кустах, застонал в третий раз.
– Что там такое? – спросила она.
Вместо ответа негр направил дуло ружья ей в грудь, и в то же мгновение она услышала двойное щелканье курка.
– Стойте смирно и не двигайтесь, – сказал он. – Мы люди отчаянные и будем защищаться всеми доступными способами, мисс.
– А, вы крадете золото…
Она была страшно напугана, но стояла неподвижно; караульный смотрел то на нее, то на палатки до тех пор, пока товарищи не подали ему сигнала, значившего, что они готовы и лошади нагружены. Тогда он заговорил.