Хохочущие куклы (сборник)
Шрифт:
Настя принимала душ. Он ждал ее. Потом сам принял душ. Почему-то у обоих резало глаза. Подушки показались влажными.
– Завтра рано вставать, – сказал Константин.
– Да, – ответила она, – до завтрака нужно сдать анализы, которые натощак. Остальное потом. Погаси, пожалуйста, свет…
Анализы… Тоска… Обман. Она обманет пробирки. Это не так сложно, как кажется. И всё. Пусть удивятся.
Заснули быстро, но не крепко. Их мучили пограничные – на грани беспокойного бодрствования – сны. Вата в спирту по вене, шприц, медленно вытягивающий кровь, вздрагивающие присоски на груди. Как бьется сердце.
Раннее утро было отвратительным.
– Идем?
– Идем.
– Стой, а мочу? Пожалуй, нужно взять с собой?
– Пожалуй.
– Мне все равно не в чем. Надо было вчера подумать. Не в бутылке же из-под коньяка.
– Ну! И кал в коробке от конфет. Идем уже, здесь все специальное должно быть, это же не районная поликлиника.
Правда, некоторые сомнения в солидности медицинского заведения у Саницких уже зародились. (Как всегда у нас, – начали солидно, а потом скатились на общий уровень?) Плохо освещенные коридоры, неопрятные стены, несколько печального вида стульев с сидящими женщинами, лиц которых под тусклыми лампами невозможно разглядеть, – все это наводило именно на мысль о районной поликлинике. Анастасия сразу направилась к двери, но ее окликнули:
– Девушка! Куда это ты! А очередь?
– Мне только кровь сдать, – растерялась она.
– Всем сдать!
Константин спросил, кто здесь крайний; очень бледная, что было заметно даже в полутьме, молодая женщина ответила невыразительным голосом:
– За мной будете.
Настя потерла ладонью стенку – мажется, что ли. Все равно облокотилась – ждать предстояло долго.
– Иди на завтрак без меня, – шепнула мужу.
– Я с тобой, подожду.
– Иди. Я все равно есть не буду. Не хочу.
– Лучше займу пока в другие кабинеты очередь. Тебе не только сюда, забыла?
Саницкая вздохнула. Когда муж исчез в глубине коридора, она почувствовала себя совсем неуютно – одна, среди чужих, в неудобной позе. К тому же стал ее мучить нелепый страх перед уколом. Сейчас не хотелось боли. Без Константина она осталась слишком тонкая и ломкая. Очередь продвигалась медленно. Каждый раз, когда матового стекла с красным крестом дверь распахивалась, и тонкий голос оглашал: «Следующая, пожалуйста», – начинало подташнивать от запаха крови, смешанной со спиртом. Настал Настин черед. Сообразила, что не знает, какое из направлений должна протянуть медсестре. Пациентки выходили из кабинета с заклеенным пластырем локтевым сгибом – значит, кровь из вены. Как это по латыни? Листики высыпались из рук. Оказавшись в тишине внутри, уложив руку на подушечку, увидела, что ее тонкие, как у ребенка, пальцы дрожат. Иголка близилась к вене, успела только подумать: «мамочки».
Вышла, как все, держа правый локоть согнутым. Левая повисшая рука комкала направления. Ей показалось, что она видит Константина,
– Ваше направление, – как кукла, которой нажали на живот, протараторила врач в белом колпаке, сидящая за забрызганным кровью столом. На столе, между пробирками, лежали квадратики стекла, трубочки, похожая на перьевую ручку штука, которой прокалывают кожу. Здесь брали кровь из пальца. Настя выбрала верное направление и положила на стол.
– Не прямо же в кровь, – поморщилась врач.
Снова легкий озноб предчувствия боли. Отвернулась к окну, чтобы не смотреть, как протыкают палец. В окне сплошной серой массой плыли облака.
– Ой, – вздрогнула Настя.
– И она собирается рожать! После обеда результаты у твоего врача. Спирт, вату принесла?
– Какие?.. нет.
– А деньги?
– Нет у меня денег.
– Ага, все вы так.
– Может, объясните, куда мне дальше нужно идти? Вот мои направления.
– Что же непонятного, здесь везде номера комнат.
– Спасибо, – ответила Настя. В самом деле – везде номера кабинетов.
Когда Анастасия вышла, в пределах видимости не было больше мужчин, одни женщины. Заняла очередь в ближайший из означенных кабинетов. Выстояв четверть часа, узнала, что в нем сдают мочу. Саницкая спросила, где можно взять баночку, но остальные посмотрели на нее с осуждением: они-то раздобыли свои баночки, заработали честным трудом, а новенькая хотела проскочить, нарушить их права. Взгляды напомнили взгляд бабушки без очков, когда та сидела в большой комнате, у стола, а Настя стояла в прихожей и наслаждалась неподвижностью. В больничном коридоре так же душно, как тогда в прихожей.
«Если я не смогу пройти всех врачей… – вспомнила она, – у меня не будет детей. Сидя без очков, бабушка уже тогда знала. Она так решила, мать Константина. Она его не любила. Всегда с ним была строгой, сухой. А маму любила, но мама никогда не слушалась ее. Не слушала. Бабушка приговорила меня. У нее была фиолетовая помада. Все бабушки красили сморщенные губы фиолетовой помадой».
За последующие полдня Анастасия не встретилась с мужем и не сделала ничего полезного, бестолково тычась в одни кабинеты, выстаивая бесполезные очереди в другие. К обеду она не чувствовала голода, но слабость валила с ног. Анастасия спустилась в ресторан. Варвара Семеновна и студент сидели напротив очень прямо. За дальним столиком маячила Света.
– Где ты была?! – сразу накинулся Константин. – Я тебя всюду искал. Пытался звонить, но ты же телефон ни разу не удосужилась зарядить с приезда, он валяется в чемодане, никому не нужный.
– Я сдавала анализы.
– Я везде договорился, чтобы тебя пропустили, а тебя – нет!
– Я была там, где ты оставил меня.
– Со всем разобралась?
– Кровь сдала.
– И всё?
– Что ты от меня хочешь!
– В этом можно было не сомневаться. Тебя на минуту нельзя оставить одну! Ничего сама не можешь сделать!