Хорошая война
Шрифт:
— На этой улице в соседних домах жили две богатые семьи. Меняла и ювелир. Когда Феррона в ту войну сдалась без боя, все жители попрятались за закрытыми дверями и ставнями, потому что ждали, что солдаты будут грабить город. А солдаты как раз грабить на стали, потому что Маркус уже был профосом. Он часть выкупа раздал солдатам, чтобы им не обидно было, а грабить запретил. Оберст ждал, что враги вот-вот подойдут к городу, и надо было, чтобы солдаты были более-менее трезвые и под рукой, а не собирать пьяных по всей Ферроне.
— Я бы тоже так сделал, — сказал Макс.
— Но местные воры не знали, что солдаты грабить не будут, и, едва
— И тут появился Маркус?
— Ага. Он расставлял караулы на перекрестках. Эта девочка смотрит на него и спрашивает 'Дяденька, а Вы, случайно, не черт? Папа просил Вас забрать разбойников из нашего дома'.
— Забрал? Или на месте расстреляли?
— Отправили работать мишенями на стрельбище.
— А девочка?
— Отдали родственникам на попечение. Всегда найдется, кому ухаживать за богатой сиротой. Смешно. Потом ее не могли убедить, что Маркус не черт.
— Наверное, сами сомневались.
Через некоторое время к этому же месту подъехали Винс и Кабан. Они возвращались в лагерь и, сами того не зная, ехали прямо по следам того, кого искали.
— Помнишь это место? — спросил Кабан, показывая в сторону тех самых двух домов. Кабан знал, что Винс помнит, и что воспоминания не самые приятные.
— Что ты предлагаешь? — недовольно спросил Винс, — раз Маркус скопытился, пойти прямо сейчас и ограбить ту девчонку?
— Эээ! Не выйдет! — Кабан состроил хитрую рожу, — девчонки-то уже и нет.
— Я тебя не просил доделывать мои дела, — озлился Винс.
— Это не я. Добрые люди постарались. Она была у бабки в Болонье, рассказала кому-то эту историю. Добрые католики написали донос, что она общалась с чертом. Девчонка еще додумалась судье сказать, что ей черт помог против разбойников. Сожгли в тот же день.
— И не проверяли?
— Гы-гы-гы! — захохотал Кабан, — Смешной ты, Винс. Вроде умный, а смешной. Как ты проверишь, был ли в городе черт такого-то числа? Он что, в ратуше регистрируется? Гы-гы-гы! Нет, он у епископа разрешение спрашивает! Какая нужна проверка, если есть признание?
В это время Марта и Макс подошли к очередной достопримечательности
— Вот и площадь Береги Руки с новым епископским мостом, — сказала Марта.
— Я думал, тот мост епископский, — удивился Макс, показывая на узкий мост, упиравшийся в стену епископского подворья.
— И тот тоже. Тот мост намного старше. Первый епископ Ферронский хотел, чтобы его дворец был одним укреплением с монастырем, но не хотел ущемлять братию. Граф тогда отдал ему площадь, которая здесь была раньше.
— Но на площадь выходил тот узкий мост? И епископу пришлось строить новый, широкий?
— Вот-вот. И покупать участок под новую площадь.
— Граф был не дурак. Отдал кусок пустой земли, а взамен получил новый мост. Я бы на его месте так же сделал. А откуда такое название? Тут на руки что-то падает?
— Нет! Тут руки отрывают! — рассмеялась Марта, — Раньше площадь называлась епископской, но недавно местные шутники ее переименовали.
— Епископ был в ярости?
— Он и сейчас в ярости. Предал новое название анафеме и поставил вот этот столб.
На видном месте, но не мешая проезду, стоял высокий столб, на котором красовался дощатый щит с надписью крупными буквами 'Епископская площадь'. С краю кто-то явно умышленно оставил два жирных отпечатка грязных ладоней.
— Когда мы с оберстом были последний раз в Ферроне, здесь по случаю войны случился неурожай, — вспомнила историю Марта, — и местные мошенники пускали на хлеб муку со спорыньей, плевелами и прочей дрянью. От этого у многих случалась пляска святого Витта. Оберст выразился, что неплохо бы поймать этих хлеболожцев и руки им повыдергивать. Маркус сказал свое обычное 'легко, герр оберст', провел облаву по складам, мельницам и пекарням, и выдал виновных нахмистерам с приказом 'оторвать руки'. Нахмистерами тогда нанялись два оболтуса…
— С чего бы Маркус экономил на нахмистерах? — удивился Макс.
— Он не экономил. Просто не находилось дураков, чтобы на положенное по уставу жалование делать у Маркуса в три раза больше работы, чем в любом другом полку. Поэтому чаще всего ему доставались веселые неудачники, которым все равно, кем работать, лишь бы не работать. Если таких не было, он назначал добровольцев. Так вот, они вытащили арестованных на площадь и принялись отрывать им руки.
— Как? — Макс, имея опыт занятий борьбой, знал, что оторвать человеку руку совсем не просто.
— Лошадьми. Только у них никак не получалось закрепить веревки, чтобы руки оторвались. Веревки обдирали кожу и мясо, сползали до кистей, а потом и с кистей слетали, но руки ни в какую не отрывались. Потом вышел епископ и попросил прекратить это безобразие.
— И прекратили?
— Прекратили, конечно. А ты бы не прекратил, когда тебя сам епископ просит? Он сказал, что этих нахмистеров сначала живыми отпоют, а потом они юридически будут мертвыми и их живыми закопают.
'Я бы и начинать не стал' - подумал Макс, но вслух сказал другое.
— Епископ оказался страшнее Маркуса?
— Здесь последнее время очень убедительный епископ. Он всегда при мече и выглядит точь-в-точь как рыцарь, только в митре и с крестом. Так что в его словах никто не сомневается.
7. Самый дорогой ужин
Собрание прекрасной половины высшего общества проходило в большом помещении, известном, как пиршественный зал. Согласно загадочных и неписаных традиций женского общества, на этот совет были приглашены далеко не все дамы, прибывшие на турнир. Сказать точнее, в первую очередь были приглашены были личные подруги жены хозяина турнира. Во вторую очередь — наиболее знатные дамы подходящего возраста из числа гостей. Именно подходящего возраста, потому что старушкам, а старость, по женскому мнению, тогда начиналась рано, не к лицу сидеть в ложе Прекрасных дам вместе с молодыми красавицами, которые им в дочери годятся. В третью очередь те, кто не попадал непосредственно ни в первую, ни во вторую, но кого посчитали необходимым добавить в свой круг подруги хозяйки и знатные дамы. В том числе, дамы для которых была очень высока вероятность, что кто-нибудь из лучших рыцарей провозгласит их прекраснейшими. Иначе что это за суд Любви и Красоты, который не имеет репутации среди тех, кого он будет судить? Обсуждения прошли еще в прошлом году в интенсивной переписке, и в последний день перед открытием турнира дамы одна за другой прибывали в замок Фальконе.