Хорошая жена
Шрифт:
Схватки участились. Мэг стояла рядом с кроватью, вытирала мне лицо и сообщала, что я все делаю хорошо. И Мэг была вторым после акушерки человеком, увидевшим Хлою.
Она родилась в 11:55 без помощи лекарств.
— Какая хорошая девочка, — сказала акушерка. — Хорошая и храбрая девочка. Для ребенка очень хорошо, когда мама все делает сама.
Она положила Хлою мне на живот. До этого момента я не понимала, какой героический поступок совершило мое тело. Все молчали, ожидая чего-то. Как странно, подумала я. То, что сейчас
Ее ручка потянулась вперед, словно пытаясь ухватиться за жизнь. Эта крошечная ручка завязала невидимый шелковый шнурок, захлестнула петлей мое сердце и затянула узел одним движением розового пальчика.
— Она просто идеальна, — Мэг наклонилась, чтобы лучше разглядеть мою дочь, в ее голосе звучала нотка тоски. — Думаю, я должна быть крестной матерью, не так ли?
Она вышла, когда через некоторое время в комнату ворвался Уилл.
— Мне очень, очень жаль, — не зная, можно ли дотронуться до меня, он наклонился над кроватью. — Я никогда не поступлю так снова. Никогда.
— Вот твоя дочь, Уилл.
Он наклонился, обнял меня за плечи и поцеловал. Он был расстроен и зол на себя.
— Это было последнее заседание. Положение о детском труде в Азии на британских производствах. Я не могу винить тебя, если ты злишься.
— Я не сержусь… уже.
— Я выключил пейджер и забыл про него, а потом пошел ужинать в пиццерию. Я все пропустил?
Его раскаяние казалось почти комическим, но это было грустно. Да, он пропустил — тот особый удивительный момент, когда в наш мир пришла Хлоя.
Схватки, неудобство и гормональная буря истощили мои силы.
— Пойди посмотри на свою прекрасную дочь. А потом, пожалуйста, позвони папе… и моей матери. Я ей обещала.
— Я надеюсь, ты простишь меня?
Конечно, я простила. Хлоя была со мной и в безопасности, так что не было ничего такого, что я не смогла бы простить.
Через две недели мы переехали в новый дом в Ставингтоне. Я неохотно согласилась на переезд из безопасности квартиры, но Уилл настоял, чтобы мы соблюдали ранее согласованный график.
— Мы справимся, — сказал он в ответ на мои доводы о сложном графике кормления и пеленания детей, который казался мне непостижимой математической задачей. — Все уже готово. Мы можем отвезти нашу дочь в наш новый дом.
Все еще слабая и растерянная, я подчинилась Уиллу, а он, все еще под влиянием вины за свое отсутствие при родах, самостоятельно упаковал и перевез наши вещи. Я не делала ничего, мне это казалось разумным. Я не хотела ничего делать.
— Я не хочу вставать, готовить, стирать одежду, даже думать. — после родов даже мой голос стал звучать иначе. Я предполагала, что просто охрипла от криков, но почти поверила, что перемены затронули каждую клетку моего тела.
Уилл отнесся к моим словам с трогательной серьезностью.
— Это нормально, чувствовать себя опустошенной из-за ребенка.
— А ты откуда знаешь?
— Прочитал в книгах. — я не потрудилась ответить, и он продолжал более настойчиво. — Как только переедем, тебе станет лучше. Я буду приезжать каждую пятницу.
Я почти чувствовала жалось к нему, так отчаянно он стремился сделать все правильно.
Поля ощетинились стерней по обе стороны нашего тяжело нагруженного автомобиля, ветви буков качались на ветру. С заднего сиденья машины, где я устроилась вместе с Хлоей, я посмотрела на поля. Нравится мне это или нет, теперь они всегда будут у меня перед глазами.
Манночи ждал у входной двери. Профессиональная улыбка потеплела, когда он помогал мне выйти из машины.
— Добро пожаловать всем вам, — сказал он торжественно. В ответ на его приветствие Хлоя проснулась и заплакала. — Можно мне? — спросил Манночи и взял ее на руки. — Как поживаешь? — Хлоя перестала плакать.
— Я не знала, что вы так хорошо справляетесь с младенцами, Манночи.
— Она красавица. — Манночи качал Хлою именно так, как ей нравилось.
Уилл заглянул через плечо.
— Ты тоже так считаешь?
Я оставила их и переступила через порог. В доме усердно поработали, он был отремонтирован с помощью дешевых стройматериалов из местного магазина, даже ковры были уже постелены.
Недавно покрытые лаком перила слегка липли к пальцам, а, когда я поднялась наверх, новенький ковер скользнул под моими ногами. Первое, что я сделала в нашей спальне — распахнула окно и позволила свежему воздуху разбавить насыщенную запахом краски духоту.
Мое тело болело, а мой мозг был вялым, пористым и бесцветным, как перестоявшее тесто. Кроме тех минут, когда я смотрела на Хлою, я чувствовала холод и безразличие к окружающей жизни.
Где-то внизу заплакал ребенок. Во мне вспыхнула обида: я потеряла привилегию побыть в одиночестве.
Манночи поднялся ко мне.
— Хлоя плачет.
Я не двигалась.
— Я слышу.
Он попробовал снова.
— Кажется, она проголодалась.
Я знала, что должна закрыть окно и спуститься вниз. Но я не хотела отводить взгляда от облаков и ветвей бука, безжалостно вонзающихся в небо.
Манночи коснулся моей руки. Заботливый мягкий жест.
— Фанни, ты была у врача в последнее время?
Слезы стекали к уголкам моего рта. Я все потеряла. Мой дом на дереве и моя свобода были где-то далеко, в другой стране. Будут идти годы, я буду стареть, и никогда туда больше не попаду.
Слезы испугали меня: я боялась, что я не в состоянии справиться с простейшими делами, не говоря уже о блестящем управлении домом и воспитании ребенка.
Я ощутила соль на языке.
— Зачем мне врач?