Хороши в постели
Шрифт:
– Знаешь, наверное, здесь отчасти есть и моя вина.
Тут я насторожилась.
– Когда твой отец говорил всякое…
Такой поворот беседы меня совершенно не устраивал.
– Мам…
– Нет, нет, Кэнни, дай мне договорить. – Мать глубоко вздохнула. – Он был ужасен. Жесток и ужасен, а я позволяла ему слишком многое и слишком долго молчала.
– Что было, то прошло.
– Я сожалею, – произнесла мать, и эти слова, пусть я их, разумеется, уже от нее слышала, в который раз причинили мне боль, ведь они напоминали мне, за что она извиняется и как плохо тогда было. – Сожалею, потому что знаю, что из-за случившегося ты и стала такой.
Я встала и, подхватив наши стаканчики, остатки брецелей, использованные салфетки, направилась на поиски мусорного бака.
Мать последовала за мной.
– Какой «такой»? – спросила я.
Она задумалась:
– Ну, ты не очень-то дружишь с критикой.
– И не говори.
– Ты недовольна своей внешностью.
– А ты покажи мне женщину, которая ею довольна, – парировала я. – Просто не каждой понравится, когда ее комплексы становятся достоянием миллионов читателей «Мокси».
– И мне жаль… – Она бросила печальный взгляд на столы в центре рынка, за которыми собирались целые семьи – ели сэндвичи или пили кофе, пересказывая друг другу новости из «Икзэминера». – Мне жаль, что ты так мало веришь в себя. Я имею в виду личную жизнь.
И снова тема, которую я совершенно не хотела обсуждать с матерью, на старости лет подавшейся в лесбиянки.
– Ты еще найдешь того самого.
– Ага, отбоя нет от вариантов.
– Ты пробыла с Брюсом слишком долго…
– Ма, хватит!
– Он казался неплохим. Но я знала, что ты не любишь его по-настоящему.
– Я думала, ты уже сошла с арены гетеросексуальных советов.
– А я как специально приглашенный гость, появляюсь по мере необходимости, – весело ответила мать.
Снаружи, у машины, она грубовато стиснула меня в объятиях – что, я знала, было для нее большим шагом. Моя мать великолепно готовит, умеет слушать, хорошо разбирается в людях, но нежности и прочие сюси-пуси ей никогда особо не давались.
– Люблю тебя, – сказала она, что тоже было ей несвойственно.
Однако я не собиралась возражать. Я нуждалась в каждой капле любви, которую могла получить.
3
В понедельник утром я сидела в приемной на седьмом этаже Центра по проблемам веса и нарушения пищевого поведения Филадельфийского университета в окружении настолько полных женщин, что они даже не могли закинуть ногу на ногу. Все мы едва помещались в местных креслах. Руководи я подобным заведением, то поставила бы диванчики.
– Несколько анкеток. – Улыбающаяся тощая медсестра на регистрации вручила мне пачку бланков толщиной в полтора сантиметра, планшет и ручку.
– Вот тут у нас завтрак, – прощебетала она, указывая на кучку ссохшихся рогаликов, контейнер обезжиренного сливочного сыра и кувшин апельсинового сока с толстым слоем мякоти на поверхности.
«Как будто кто-то станет здесь есть», – подумала я, проходя мимо рогаликов, и уселась со своими бумажками под постером «Стряхиваем вес… шаг за шагом!» с моделью в трико, порхающей по цветочному лугу. Вот уж чего я точно не собиралась делать, насколько бы ни похудела.
Имя. Легко. Рост. Без проблем. Текущий вес. Тьфу. Минимальный вес во взрослом возрасте. А четырнадцать считается взрослым? Причина желания похудеть. Поразмыслив с минуту, я нацарапала: «Была унижена в национальном издании». Поразмыслив еще с минуту, добавила: «Хотела бы повысить самооценку».
Следующая страница. История диет. Максимальные веса, минимальные веса, программы, в которых я принимала участие, насколько удавалось похудеть, как долго удавалось удержать вес. «При необходимости, пожалуйста, используйте обратную сторону листа» – подсказывал бланк. У меня эта необходимость возникла. Мельком оглядев приемную, я поняла, что у остальных тоже. Одна даже попросила чистый листок.
Третья страница. Вес родителей. Вес бабушек и дедушек. Вес братьев и сестер. Я заполнила их наугад. Не то чтобы мы обсуждали подобное во время семейных сборищ. Страдаю ли я булимией, практикую голодание, злоупотребляю слабительными, одержима спортом? Если да, подумалось мне, то выглядела ли я бы вот так?
Пожалуйста, укажите пять своих любимых ресторанов. Ну, это легко. На одной своей улице по пути я могла насчитать пять мест, где шикарно кормят – что угодно, от спринг-роллов до тирамису, и это только в пределах трех кварталов. Филадельфия по-прежнему живет в тени Нью-Йорка и часто ведет себя словно обиженная младшая сестренка, которая никогда не попадала в список отличников или в совет, организующий школьный бал. Однако ресторанный ренессанс у нас все же случился, и я живу в районе, который хвастался первой французской блинной, первой японской лапшичной и первым рестораном с шоу трансвеститов (переодетые женщинами мужики не ахти, а кальмары божественные). А еще в каждом квартале обязательно по две кофейни, отчего я подсела на латте и булочки с шоколадной крошкой. Да, не завтрак чемпиона, знаю, но что делать бедной девушке, кроме как пытаться устоять перед чизкейками на каждом углу в качестве компенсации? Плюс Энди, мой единственный настоящий друг в редакции, был ресторанным критиком; я часто сопровождала его в походах по объектам и ела фуа-гра, и рийет из кролика, и телятину, и оленину, и обжаренного морского окуня в лучших заведениях города, пока Энди бормотал в миниатюрный микрофон, спрятанный под воротником.
Пять предпочтений в еде. А вот тут уже начинались сложности. Десерты, по моему мнению, никак нельзя ставить в один ряд с основными блюдами, завтрак – вообще отдельная категория, а пять любимых блюд, которые я умела готовить, не имели никакого отношения к пятерке тех, что я могла заказать. Запеченный цыпленок и картофельное пюре – мой топ для заедания стресса, но разве можно их сравнивать с шоколадными тартами и крем-брюле из «Парижской пекарни» на Ломбард-стрит? Или фаршированными виноградными листьями из «Вьетнама», жареной курочкой из «Далилы» и брауни из «Ле Бю»? Я писала и зачеркивала. Вспомнила шоколадный пудинг из «Силк-Сити Дайнер», горячий, покрытый взбитыми сливками, и пришлось начать заново.
Семь страниц вопросов о физическом здоровье. Есть ли шумы в сердце, высокое давление, глаукома? Беременна ли я? Нет, нет и еще тысячу раз нет. Шесть страниц вопросов о душевном здоровье. Ем ли я, когда расстроена? Да. Ем ли я, когда счастлива? Да. Набросилась бы на эти рогалики и дерьмовый на вид сливочный сыр сию же секунду, если бы рядом не было людей? Еще бы!
К вопросам о психологическом состоянии. Часто ли страдаю депрессией? Я обвела «иногда». Случаются ли мысли о самоубийстве? Я поморщилась, обвела «редко». Бессонница? Нет. Ощущение собственной никчемности? Да, пусть я и понимала, что это не так. Фантазировала ли я о том, чтобы срезать полные или дряблые области своего тела? А что, кто-то не?.. Добавьте свои мысли. Я написала: «Меня устаивает все, кроме внешности». Потом дополнила: «И личной жизни».