Хороши в постели

Вайнер Дженнифер

Я тихонько прыснула от смеха. Женщина, втиснутая в соседнее кресло, робко улыбнулась. Ее наряд, как мне всегда казалось, считался у толстушек самым шиком: легинсы и туника нежно-голубого цвета с маргаритками на груди. Красиво и не дешево, но это одежда для спорта. Словно модные дизайнеры решили, что стоит женщине достигнуть определенного веса, то ей больше не нужны деловые костюмы, юбки и блейзеры, ничего, кроме пресловутых тренировочных шмоток с вышитыми маргаритками в качестве извинения, что нас превращают в телепузиков-переростков.

– Смеюсь, чтобы не плакать, – пояснила я.

– Ясно, – кивнула женщина. –

Я Лили.

– А я Кэндис. Кэнни.

– Не Кэнди, как конфетка?

– Думаю, родители решили не давать детям на площадке такой повод для насмешек.

Лили улыбнулась. Ее блестящие черные волосы были зачесаны назад, скручены и скреплены парой лакированных палочек, в ушах сверкали бриллианты размером с арахис.

– От этого есть толк, как думаете? – спросила я.

Она пожала толстыми плечами:

– Я сидела на фен-фене [4] . Сбросила тридцать шесть килограммов.

4

Фен-фен (англ. fen-phen) – препарат для похудения, по- явившийся в 1980-х в качестве замены запрещенного к использованию в целях снижения веса амфетамина. Сегодня фенил- флурамин, входящий в состав препарата, запрещен в большинстве стран из-за опасных побочных эффектов.

Лили полезла в сумочку. И я знала, что оттуда покажется. Обычные женщины носят с собой фото детей, мужей, загородных домов. Толстушки – собственные снимки в период максимальной стройности. Лили показала мне фото в полный рост, анфас, в черном костюме, и в профиль, в мини-юбке и свитере. Выглядела она, само собой, потрясающе.

– Фен-фен, – повторила она и невероятно тяжело вздохнула; такая грудь, как у нее, казалось, способна вздыматься лишь по велению чего-то вроде приливно-отливного цикла и гравитации, и уж никак не воли простого человека. – Я чувствовала себя так замечательно. – Ее взгляд затуманился. – Совершенно не хотелось есть. Я как будто летала.

– На спидах такое бывает, – заметила я.

Лили не слушала.

– Я целый день прорыдала, когда его сняли с продажи. Билась как могла, но набрала все обратно в мгновение ока. – Она сощурилась. – Убила бы за упаковку фен-фена.

– Но… – неуверенно начала я. – Разве он не вызывает проблемы с сердцем?

Лили фыркнула:

– Если б можно было выбрать, быть такой огромной или умереть, клянусь, я задумалась бы. Это же просто смешно! Можно пройти два квартала и купить кокаин, а фен-фен нипочем не достать.

– Ох, – ничего другого мне на ум не пришло.

– Никогда не пробовали фен-фен?

– Нет. Только программу «Весонаблюдателей».

Мои слова всколыхнули у окружающих женщин целую волну жалоб и закатывания глаз.

– ВЕСОнаблюдатели!

– Полная лажа.

– Дорогущая лажа.

– Стоять в очереди, чтобы какая-то худышка тебя взвесила…

– И весы у них всегда врут, – добавила Лили, после чего раздался хор согласных «Ага!».

Девица размера М на регистрации забеспокоилась. Восстание толстушек! Я заулыбалась, представляя, как мы несемся по коридору – эдакая охваченная праведным гневом армия в обтягивающих штанишках, что распинывает весы, разбрасывает тонометры, срывает со стен плакаты с соотношением роста и веса и заставляет весь тощий персонал их жевать, пока мы пируем рогаликами с обезжиренным сливочным сыром.

– Кэндис Шапиро?

Меня вызывал высокий доктор с невероятно глубоким голосом. Лили стиснула мою ладонь.

– Удачи, – шепнула она. – И если у него там есть фен-фен, хватайте!

Доктор, сорока с небольшим лет, тощий (естественно), с тронутыми сединой висками, теплым рукопожатием и большими карими глазами отличался очень уж внушительным ростом. Даже в «мартинсах» на толстой подошве я едва доставала ему до плеча, а значит, в нем как минимум под два метра. Его имя звучало как доктор Крушелевски, только с большим количеством слогов.

– Зовите меня доктор Кей, – снизошел он тем же абсурдно густым, абсурдно тягучим басом.

Я все ждала, когда же он бросит зачем-то изображать Барри Уайта и заговорит нормально, чего так и не случилось, и я сообразила, что этот бас-профундо и есть его обычный голос. Я села, прижимая к груди сумочку, а доктор принялся листать мои бланки с ответами. Глядя на одни он щурился, на другие – хохотал вслух. Пытаясь расслабиться, я огляделась. Кабинет выглядел приятно. Кожаные диванчики, в меру захламленный письменный стол, вроде бы настоящий восточный ковер со стопками книг, бумаг и журналов, телевизор с видеомагнитофоном в одном углу, маленький холодильник, увенчанный кофемашиной, в другом. Мне стало интересно, не случалось ли доктору здесь ночевать… раскладывался ли диван? В таком кабинете даже хотелось пожить.

– Была унижена в национальном издании, – прочитал доктор вслух. – Что стряслось?

– Брр. Вам лучше не знать.

– Отнюдь. Кажется, такого необычного ответа я еще не видел.

– Ну, мой парень… – Я поморщилась. – Бывший парень. Простите. Он ведет эту рубрику в «Мокси»…

– «Хороши в постели»?

– Ну, хочется верить, что да.

Доктор покраснел:

– Нет… я имею в виду…

– Да, именно эту рубрику Брюс и ведет. Только не говорите, что читали ту статью.

Если уж сорокалетний врач-диетолог ее читал, то все остальные окружающие меня люди и подавно.

– Я ее даже вырезал. Подумал, нашим пациентам понравится.

– Что? Почему?

– Ну, в ней довольно тонко описывается восприятие… восприятие…

– Толстушки?

Доктор улыбнулся:

– Он ни разу вас так не назвал.

– Зато назвал всем остальным.

– Так вы здесь из-за статьи?

– Отчасти.

Доктор внимательно на меня посмотрел.

– Ладно, по большей части. Просто я не… я никогда не думала о себе… так. Как о пышной даме. То есть я понимаю, что я… пышная… и что мне нужно похудеть. В смысле, я же не слепая, и я не игнорирую веяния общества и какими американцы ходят видеть женщин…

– Так вы здесь из-за ожиданий Америки?

– Я хочу быть худенькой.

Доктор смотрел на меня в ожидании продолжения.

– Хотя бы просто похудеть.

Он пролистал мои бланки.

– Ваши родители имеют избыточный вес.

– Ну… можно сказать и так. Мама слегка крупновата. Отец… я не видела его много лет. Когда он от нас ушел, у него был живот, но… – Я умолкла. По правде сказать, я не знала, где жил отец, и мне всегда становилось неловко, если о нем заходил разговор. – Понятия не имею, как он сейчас выглядит.