Hotel «Rодина»
Шрифт:
Караваев шёл медленно, ошеломлённо тараща глаза, иногда приостанавливаясь. Седая женщина с печальным лицом, покрытая чёрным платком, тронула его рукой за плечо, тихо и ласково сказав:
– Береги глаза, сынок, испортишь сердце, проходи мимо мертвецов.
– Каких мертвецов?
– вытаращил он глаза.
Женщина ничего не ответила, приложила палец к губам.
Двигаясь дальше, он встречал множество людей, подобных типам из только что виденной группы женоподобных особей. Встречались и группы странных женщин, в которых больше было мужского, чем женского, несмотря на макияж, парики, броскую одежду и туфли на высоком каблуке. Выглядели они вульгарно, вели себя развязно
Проститутки здесь были молодые, статные, развязные, всех оттенков кожи. Даже для здешней жары они были одеты чрезмерно легко. Они не приставали к прохожим, как опустившиеся женщины в начале аллеи, а просто стояли с вызывающим видом в ожидании страждущих клиентов, потягивая пиво или джин из банок, покуривая и переговариваясь с товарками.
Группа совершенно голых мужчин в галстуках с независимым видом почитывала красочные журналы рядом с одной из бригад проституток. Караваев остановился, как громом поражённый. Покраснев, как рак, он закрыл глаза, потом открыл: мужчины стояли спокойно, не обращая на него ни какого внимания. Уже знакомый ему старик с клюкой, опять оказавшийся рядом, ухмыльнувшись, спросил у него:
– Нравится?
Караваев, нервно сглотнув слюну, ответил:
– Стыдобище! Они же голые! Вот же народ у вас здесь на голову приболевший!
– Это точно. А насчёт того, что они голые, тут, ты, сынок, ошибаешься. Не верь своим глазам, - сказал старик.
– Как это?
– удивился Караваев.
Указывая на голых мужчин клюкой, старик ответил:
– Они в галстуках. А это значит, что они не голые. Закон такой недавно приняли, если на человеке, что-то есть из одежды, считается, что он не голый, к примеру, если ты наголо разденешься и пройдёшься по аллее в одном носке, это будет считаться вполне приличным видом.
– Шуткуешь, отец.
– Ни, ни, ни грамма, – пожал плечами старик.
– Тьфу, ты! – Караваев плюнул в сторону голых мужчин.
Один из них опустил журнал и строго сказал:
– В общественных местах, мужчина, нельзя плеваться.
– Оденься, пень берёзовый! – Караваев плюнул ещё раз и двинулся дальше.
Большая группа людей продавала свои органы. Часть их, по виду, были людьми явно опустившиеся. О причинах такого решения сообщали картонки, которые они держали в руках. Караваев внимательно прочитал все сообщения, медленно проходя мимо этой группы – одних душили долги, кому-то нужны были деньги на лечение близких людей, кому-то не на что было жить.
В ожидании заказов стоял длинный ряд суррогатных матерей. Пританцовывая, его обогнала шеренга ярко одетых кришнаитов, обритых наголо. Они пели, дудели в дудочки и колотили в тамтамы. Дальше расположились сотни две матерей, разыскивающие своих пропавших детей, вид у них был изнурённый, лица печальны, в руках они держали фотографии. К ним подходили люди, молча, рассматривали фотографии и уходили.
Одиноко стоял грустный мужичок с плакатом «Верните мне корову репрессированного деда!» Рядом с ним примостились представители Гринпис с плакатом «Нет ядерным взрывам», и ещё, чьи-то представители со странным призывом: «Руки прочь от серых тараканов»! Рядом с ними чернокожий проповедник, вещал о скором и неизбежном конце света, неистово и яростно матерясь через слово по-русски. И тут же мужчина продавал книги в ярких красочных обложках, разложенные на картонном ящике. Караваев остановился и стал рассматривать книги. Обложки книг были цветастыми с восточной символикой.
– Вас что-то конкретное интересует?» – елейно-вкрадчивым тенорком спросил продавец. Ответить он не успел. Из-за его спины раздался грубый мужской голос:
– Слышь, чудила, «Майн кампф» Адольфа есть?
Караваев обернулся. За ним стоял накачанный, обритый налысо мужчина в майке без рукавов, его бычья шея и руки были густо расписаны цветными татуировками. «Расписная матрёшка», - усмешливо подумал Караваев.
Продавец, подобострастно изогнулся, завертелся ужом, и тем же вкрадчивым голосом завёл:
– Вот, вот, получим в ближайшие дни, уважаемый. Но, могу вам предложить прекрасную книгу «Бхават Гита», вот отличное издание «Тайной доктрины», весь цикл «Агни Йоги», «Дианетика» есть…»
«Матрёшка» неожиданно зычно рявкнула:
– Ты кому это говно индусское втулить хочешь, матрас мятый?
Матерясь, он ударил ногой по ящику с книгами и ушёл вразвалочку. Продавец стал собирать разбросанные книги, нервно вскрикивая:
– Быдло, быдло, быдло, кругом одно необразованное быдло.
– А ты, что уставился?
– озверело вывернулся он на Караваева, который стал помогать ему собирать книги.
– Давай, давай, давай, ломай, круши! Быдло! Как с таким биомусором жить в этой недостране?!
Караваеву пришлось пробираться через невиданное количество скупщиков и продавцов орденов, медалей, кортиков, монет, икон, марок, микроскопов, старинного оружия, биноклей, фотоаппаратов, военной атрибутики, книг, открыток, картин, и ещё невесть чего. Художники зазывали публику, обещая быстро и за небольшую плату, сделать портрет. За художниками стояла длиннющая шеренга мужчин разного возраста с табличками на груди «Муж на час». У одного «остряка» на табличке было приписано: «Можно на ночь, но стоить будет дороже».
Группами ходили любопытные азиаты, с видеокамерами и в респираторах. Встречались ему коротко стриженые молодчики в чёрном, с нарукавными повязками с изображением свастики, великое множество продавцов всевозможнейшей видео и печатной порнопродукции, мастера татуировки и пирсинга, делающие своё дело прямо здесь, в этой толчее.
Его чуть не сбил с ног лохматый человек с безумно вытаращенными глазами, несущийся напролом, сбивая людей. Он нелепо размахивал руками и кричал одну и ту же фразу: «Нибиру летит! Нибиру летит! Нибиру летит!» Какой-то парень с полным ртом металлических зубов, подставил ему ногу, и тот распластался на земле. Металлозубый расхохотался:
– Нибиру приземлился.
Мужчина, лёжа на земле, плакал, продолжая говорить, как заведённый:
– Нибиру летит, Нибиру летит, Нибиру летит!
Следующий кусок аллеи представлял собой столпотворение митингующих. Большая пустошь пестрела сотнями транспарантов, плакатов, знамён, хоругвей, она была плотно забита шумными группами людей. Караваеву пришлось идти ещё медленнее.
Длинная шеренга людей требовала отмены ЕГЭ и отставки министра образования, рядом с ними митинговали пенсионеры-льготники, за ними стояли матери, собирающие подписи против ювенальной юстиции и противники абортов, дальше топтались старики с транспарантом «Свободу политзаключённым!», за ними люди, растянувшие длинный транспарант: «Долой правительство народного доения!», и женщины, требующие закрыть телепередачу «Дом-2». Караваев поначалу с интересом подходил к митингующим послушать, о чём говорят, но участники хватали его за руки, пытаясь просветить, горячо объясняли свои мысли, требовали незамедлительного отзыва о проблеме, которую они поднимали. Он, смущённо улыбаясь, отнекивался. Продираясь сквозь плотные массы орущих и спорящих людей, разогретых, по всему, не только идейным вином, он крутил головой, читая тексты на разнообразных протестных носителях.