Hotel «Rодина»
Шрифт:
Караваев насупился, хмуро проговорил:
– Да, ладно, ладно, тебе пугать-то! Чего это сразу-таки - надули? Не пугай меня, не пугай. Говоришь, деньги двери открывают? Так я тебе докладываю: путёвочка моя кровными девятью вагонами угля оплачена. Она, дорогой товарищ, по этой причине и есть ключ к дверям моего гостиничного номера. И я, кровь из носа, постараюсь дойти до вечера к заветным дверям моего номерочка. За тридевять земель прилететь и отступить? Некуда. Нужно идти в отель, а там дальше видно будет, что из всего этого выйдет.
– Как знаете. Отговаривать не буду, - дорогу осилит идущий, но боюсь, что вас ожидает ходьба по кругу, а может быть и по всем
– Да чего это ты всё учишь?
– разозлился Караваев.
– Что ж, по-твоему, выходит никому, никому не верить? И что за жизнь тогда будет, когда ни матери, ни отцу не будешь верить? И, вообще, больно умным и вёртким ты себя выставляешь, не обижайся, конечно. Расскажи ещё, что тебя самого никогда и нигде не надували. Насквозь людей видишь, наперёд всё знаешь? Что ж ты, ёш твою два, такой чистый, умный, не обманутый, сидишь у бетонного забора на этом заплёванном торжище, среди обманутых? Сам же говорил, что всю страну надули. И выходит и тебя вместе со всеми, даже если ты всё это наперёд видел…Кашпировский.
– Так, так, так, - удовлетворённо потирая ладони, проговорил незнакомец, - кажется, я встретил честного, от сердца говорящего полемиста! Это мне нравится, здешний люд полемизирует только тогда, когда появляется возможность что-то урвать. Отлично, поговорим. По крайней мере, не напрасно убьём время, пока ОМОН будет совершать свою благородную и полезную миссию. Да я, брат, и не говорил, что я сухим из воды вылезаю и в огне не горю. Грешен, как все, ибо в грехе зачат. Но к моменту, когда заработал в стране коллективный «недождётис», я по счастью, сподобился найти Утешителя и Учителя. В воду эту с пираньями я не полез, людям не советовал и сам ваучер брать отказался. Это, конечно, маленькое утешение и гордыней называется, но и твёрдостью тоже можно назвать, наверное. Но коллективный «недождётис» в этот раз обязан был победить, он сомкнулся с мировым злом для окончательной победы дьявола. И не умный я, я - спокойный. Я спокоен с тех пор, как всем сердцем прочувствовал, что никакие обманы не страшны человеку, когда в его сердце мир и взор устремлён в небо.
–Вот! Теперь я всё понял. Ты - этот, как его, миссионер, - рассмеялся Караваев.
– У нас ходят по домам старушки. Призывают: «Вернись блудный сын к своему Отцу. Он ждёт тебя».
Рассмеялся и мужчина.
– Нет, нет, я не миссионер, но с Заветом я в ладу. За спинами многих наивных миссионеров стоят те же «недождётисы», только в священническом облачении, с кошельком для взносов для всегда нуждающегося их бедного Господа, или с дубиной за спиной. Они твердят о любви к богу и требуют любви от паствы. Но чего может стоить слово «люблю», произнесённое без любви, а ещё чаше по принуждению и внушению? Это великое слово «люблю», и очень трудное. Во времена, когда кругом зло, смерть и ночь, сама реальность движет сердца к отрицанию и вниз. У людей столько обид на Бога! Мы все больны обидами, но упорно не желаем идти в Его лечебницу, где двери всегда открыты. Мы его пациенты и по-прежнему живём в том же мире, где властвует гордый дух пустыни, который когда-то искушал Господа нашего тремя соблазнами, которые Он без раздумий отверг. Но ему это было легко сделать - богочеловеку, властелину бытия. А мы… муравьишки в людском муравейнике…
– А говорил, что не миссионер, - опять рассмеялся Караваев и погрозил собеседнику пальцем, - красиво изъясняешься, а сам, небось, подбираешься, это… охмурять.
– А вы чего боитесь? Что я у вас отниму ваше Евангелие - паспорт-оберег и путёвку-икону с подписью всемирного Недождётиса? Денег на сгоревший храм попрошу, да? Или разрушу ваши глубокие и надёжные представления о мироздании, и вам станет хуже? Вам разве сейчас хорошо? Не похоже…
– Будем живы, не помрём, - раздражённо махнул рукой Караваев.
– Чего тебе паспорт-то мой дался?
– Я пытаюсь объяснить, что вокруг вас нереальный мир, где мысль и жизнь, логика, правда и ложь, вещи обесцененные, а грани между ними стёрты. Это разделённый мир, где легимитизированно неравенство людей, это кривое зеркало ирреальности с заспешившим временем. Паспорт вам здесь не помощник, здесь действуют другие законы. Тут место, в котором придётся подтверждать имя человека или зверя выбором. Не тем лукавым, дающим иллюзорную свободу выбора в универсаме между микроволновкой и кофемолкой, а тем, который всегда стоял перед человечеством на развилке его дорог - это выбор между хлебом земным и хлебом небесным, ибо от этого выбора и зависит жизнь человечества.
– Про хлеб понимаю, про паспорт не очень. Что с ним не так? На нём моё фото, не чужое - это же документ,- пожал плечами Караваев.
– Гладко ты чешешь. Прям, как армейский политрук. Сам-то, что ж воздухом одним питаешься? Смотрю, жив и здоров, румянец на щеках. Вон по телевизору попов показывают, они тоже о небесном всё, да так разъелись, ёш твою два, на воздухе небесном, что в телевизор не влезают. А мы против неба ясного ничего против не имеем, но без хлеба-то долго не протянешь.
– Так вы себе хлеб земной лишь в булочной и на столе представляете?
– улыбнулся собеседник, и, не ожидая ответа, продолжил, - а его, хлеб этот, всё трудней и трудней добывать стало, правда ведь?
– Эт точно. Платят мало, цены в магазинах ого-го, коммунальщики дерут, болеть нельзя - себе дороже будет. Да сам, не знаешь что ли, какая нынче житуха?
– скривился Караваев.
– Знаю. А вы когда-нибудь видели или слышали, чтобы хоть кто-то из тех, кто сейчас живёт, не тужа и припеваючи, - вы их в «ящике», эту передовую часть общества видите, наверное, каждый день, - когда-нибудь жаловался на высокие тарифы ЖКХ, на дорогое здравоохранение или на дороговизну продуктов? Они всё больше скорбят, что свободы маловато…
– Дык… сказал Караваев и, не найдясь, что сказать дальше, почесал затылок.
Его собеседник, наблюдая за ним, выждал и продолжил:
– Не слышали. Выходит, что у нас две страны, счастливая - меньшая, которая не думает о таких мелочах, которыми забиты головы второй и большей части населения, в которую входим и мы с вами - лузеры и лохи по их мнению. И хлеба земного у этой меньшей половины человечества в избытке, но вся жизнь их проходит в бесконечной заботе о нём. И эта забота о хлебе земном, став единственным счастьем человека, его центральной заботой, приводит к похоронам свободы, любви, совести, милосердия, истины, достоинства, лишает человека этих духовных благ. Это и есть великая цель и идея дьявола - мировое подчинение его воле, требование отдать ему свою свободу и совесть в обмен на хлеб земной и счастье сытости. Но ведь не стал Иисус превращать камни в хлеба, ни хлебом одним жив человек…