Хозяйка чужого дома
Шрифт:
И все это странным образом диссонировало с тем, что творилось сейчас на душе Игоря. Вернее – ничего там не творилось. Он медленно шел куда-то вперед, с удивлением, не узнавая, глядел по сторонам и не понимал, почему же боль все никак не настигнет его. Он знал, что ему должно быть больно, ужасно больно. Может быть, ему надо было броситься с ножом на вероломного соседа, умолять Лару не делать чудовищной ошибки… Слезы должны были катиться у него из глаз… Ситуация самая подходящая, не грех и мужчине поплакать, когда любимая жена неожиданно бросает его.
Но ни слез, ни жажды мщения у Игоря не было – ему словно сделали укол с
На пустыре собачники возились со своими собаками, кто-то крикнул ему приветствие. Кажется, тот самый сосед, Жариков… Игорь механически помахал ему в ответ рукой и пошел дальше.
Сумерки стремительно и неотвратимо накрывали землю, едва трепетала листва в жарком летнем воздухе, и казалось, это вздыхали тысячи влюбленных, прячась за деревьями. «Она меня бросила».
Он был уже в лесу, шел по широкой ровной тропинке, вытоптанной шагами тысячи гулявших здесь людей. В этот час здесь было совсем безлюдно, и Игорь не ощущал ни беспокойства, ни усталости. Ну хоть что-нибудь должно же появиться перед его глазами, способное вывести его из ступора?
Подмосковный лес оказался на удивление большим. Игорь долго бродил по нему, в лунном свете выискивая тропинки, продираясь сквозь заросли, словно в какой-нибудь глухой сибирской тайге, и чуть не провалился к какой-то колодец. Возможно, лес и не был таким большим, как показалось Игорю, просто он бродил по одним и тем же тропинкам, свивающимся в затейливый лабиринт. Бродил по кругу. Наконец каким-то чудом выбрался на берег Яузы.
Он обвел берег равнодушным взглядом. Крутой склон, серебряная в лунном свете трава, поваленное дерево со страшными торчащими корнями, мрачно оскалившееся в темноте, словно хищный зверь, готовый напасть на свою жертву…
Игорь сел на поваленный ствол, посмотрел на небо. В небе были звезды – и больше никого. Никого, кто смог бы объяснить ему случившееся. «Господи, что же мне делать? – растерянно подумал он. – И что же все-таки произошло? Почему?»
Он не чувствовал ни времени, ни пространства, весь сосредоточенный на желании понять жизнь. Перед его взором мысленно пронеслись картинки из прошлого – как они познакомились с Ларой, как жили первое время, он вспомнил надутую, недовольную физиономию своей тещи, Анны Георгиевны, с какой она сидела на свадьбе дочери, вспомнил прелестные, беззаботные дни на старой квартире, друзей, знакомых… Вот Лара приходит с работы, вот она открывает утром глаза… Ничего особенного в этих воспоминаниях не было. Вероятно, жизнь тысяч миллионов людей ничем не отличается от его жизни. Но почему так не хочется расставаться со всем этим, бросать прожитые вместе с Ларой годы в пустоту, в бездну, вычеркивать их навсегда?…
Небо светлело, розовело, голубело, наступил ранний летний рассвет. «Что за ерунда такая? – с досадой продолжал думать Игорь. – Ведь должен же быть ответ!» Ему не хотелось ни спать, ни есть, усталости не было. «Интересно, а почему я ничего не замечал? Лара же всегда говорила мне, что я очень чуткий, вижу любые изменения в ее настроении. Отчего же тогда я не обратил внимания на происходящую в ней
Какая-то птица над его головой, проснувшись, резко и тонко закричала – и вмиг ночное оцепенение покинуло Игоря. Он наконец дождался того самого знака, который привел его в себя.
– Лара! – с отчаянием пробормотал он и закрыл лицо руками.
Елена была очень горда тем, что ей удалось провести Костика. Победа небольшая, и с ее помощью она почти ничего не выиграла – муж все равно ушел, для окружающих она так и осталась брошенной женой, но чувство самоудовлетворения не покидало ее.
После ухода Кости, которому она бросила на прощание благодушное и ехидное: «Совет вам да любовь!», она выпила бутылку шампанского, которая оставалась от последней вечеринки. В дополнение выкурила длинную толстую кубинскую сигару, хранившуюся в их доме как сувенир, и минут сорок болтала по телефону с какой-то знакомой, чье имя она вдруг забыла посредине разговора.
– А я с мужем собралась разводиться! – радостно сообщила она. – Свобода – это такое счастье.
Знакомая энергично поддержала ее.
Потом Елена легла спать и богатырским сном проспала до самого утра, до тех пор, пока привычная перед пробуждением дрожь не пробежала по телу, напоминая ей, что даже в мечтах она не может овладеть тем, что больше всего ей нужно. Тот, кого она любила, был совсем рядом, но она тщетно тянула руки, пытаясь прикоснуться к этому милому, серьезному, иконописному лику. Гриша! Она старалась изо всех сил, ей казалось, что, прикоснувшись, она навсегда избавится от тягот и неприятностей своей бестолковой жизни…
– Господи, господи! – пробормотала она, открывая глаза. – Какая это все гадость!
Под гадостью она подразумевала предательство Кости, который с красногубой дьяволицей из соседней квартиры…
Бутылка шампанского стояла на столе рядом. С трудом приподнявшись на локте, Елена допила несколько последних глотков, приторно-сладких, уже без всяких следов газа.
В доме было тихо. Елена любила именно такую тишину – монотонную, ничем не заполненную. Ее окружали лишь смутные отголоски звуков, несущихся с улицы, да шорохи и незаметные стуки нового дома, дающего усадку. Кости не было, не вопил голосом спортивного комментатора телевизор, не гудела истошно кофемолка на кухне – не раздавались обычные утренние шумы, создававшие фон в квартире Качалиных. Но в первый раз тишина не приносила Елене покоя. Потому что тишина была заполнена ее мыслями. Ее досадой. Ее бессилием. «Какая гадость! И почему это произошло именно со мной?!»
Она знала, что в скором времени острота ощущения обиды пройдет и она даже почувствует радость от ухода мужа, – такова была ее кошачья, независимая натура. Но проблема заключалась не только в Косте. А в чем? Чтобы тот, из ее сна, появился наконец, прижал ее к груди, провел ладонью по волосам… Ах, не надо никаких необыкновенных ласк, не надо торжественных, как клятвы, слов, лишь бы она могла любить – того, единственного… Или не Гриша приходил к ней каждую ночь, а кто-то другой, неизвестный пока, неразгаданный?