Хозяйственная этика мировых религий: Опыты сравнительной социологии религии. Конфуцианство и даосизм
Шрифт:
Правда, на практике политика князей, как правило, выглядела совсем иначе. Это была беспощадная борьба крупных и мелких вассалов друг с другом; младшие вассалы использовали любую возможность, чтобы стать самостоятельными, а крупные князья только и ждали шанса для нападения на соседей, и — как следует из хроник — вся эпоха была временем неимоверно кровопролитных войн. Тем не менее теория была важна для выражения культурного единства. Его носителями стали книжники, т. е. владевшие грамотой, которых правители использовали во властных интересах для рационализации своего управления точно так же, как индийские князья использовали брахманов, а западные князья — христианских клириков. Еще оды VII века воспевали не мудрецов и книжников, а воинов. Гордый древнекитайский стоицизм и полное неприятие «потусторонних» интересов были наследием этой милитаристской эпохи. Однако уже под 753 годом упоминается назначение официального придворного хрониста (что также означало придворного астронома) в государстве Цинь. «Книги» правителей — ритуальные книги и хроники (сборники прецедентных случаев) стали значимыми даже в качестве объектов добычи; [146] заметно повысилась роль книжников. Они занимались расчетами и вели дипломатическую переписку князей, многочисленные примеры которой сохранились в хрониках (вероятно, в качестве парадигм); часто они находили прямо «макиавеллиевские» средства для того, чтобы одолеть соседних князей военным или дипломатическим путем, заключали союзы и готовились к войне. Прежде всего — посредством рациональной организации войска, складов и налоговой политики: очевидно, что при этом они могли выступать в качестве княжеских счетоводов. [147] Правители стремились взаимно влиять друг на друга при выборе книжников, переманивать их к себе, а книжники, в свою очередь, переписывались друг с другом, меняли службу, ведя своего рода кочевую жизнь от двора к двору, [148] как западные клирики и владевшие латынью интеллектуалы конца Средневековья. Как и последние, они также чувствовали себя единым сословием.
146
Здесь мы полностью отодвигаем в сторону вопрос о том, как эти книги изготовлялись технически. Бумага лишь гораздо позже появляется в качестве импортированного продукта. Но писать и считать начали гораздо раньше и, несомненно, задолго до Конфуция. Обсуждаемая ниже гипотеза фон Ростхорна о том, что ритуальная «литература» передавалась устно и поэтому «сжигание книг» является легендой, не была поддержана де Гроотом.
147
В хрониках (Tschepe P. А. а. а. О. Р. 133) сохранились расчеты военной силы отдельных государств, сделанные при заключении союза. Согласно им, ареал в 1000 квадратных ли (1 ли — 537 метров) должен был выставлять 600 боевых колесниц, 5000 лошадей и 50 000 человек (из них 10 000 — обоз). Согласно одному плану реформирования нагрузки якобы XII века до н. э. (по аналогии с Передней Азией, вероятно, составленного через несколько веков после появления боевых колесниц), та же территория должна была выставить 10 000 боевых колесниц.
148
Ср.: Tschepe P. А. а. а. О. Р. 67.
Конкуренция отдельных государств за политическую власть породила
149
Эпоха раздробленности была временем усиления патриотизма против варваров, особенно в пограничных государствах (прежде всего — Цинь). Когда правитель царства Цинь попал в плен, «2500» семей по подписке собрали средства на продолжение войны. Попытка императора из династии Хань в 112 году н. э. прибегнуть в сложном финансовом положении к подобному «джентльменскому займу» — аналог которого можно найти еще в леопольдовской Австрии XVII века — особого успеха не имела.
150
Tschepe P. А. а. а. О. Р. 142.
151
Об этом говорится в речи одного книжника, приведенной в: Tschepe P. А. а. а. О. Р. 77.
152
Tschepe P. А. а. а. О. P. 61.
153
Tschepe P. А. а. а. О. Р. 59.
154
Tschepe P. А. а. а. О. Р. 14.
155
Tschepe P. А. а. а. О. Р. 38.
В результате борьбы между отдельными государствами их число постоянно сокращалось до все меньшего круга рационально управляемых объединенных государств. В 221 году правителю государства Цинь — после оттеснения номинальной династии и всех остальных вассалов — удалось в качестве «первого императора» включить весь Китай в «срединное царство», в патримоний правителя, т. е. подчинить управлению собственных чиновников. Вместо старого теократически-феодального порядка возникло подлинное «самодержавие»: был упразднен древний феодальный царский совет, назначены два великих визиря (типа praefecti praetorio), [156] произошло разделение военных и гражданских губернаторов (типа позднеримских институтов), находившихся под надзором княжеских контролеров (персидского типа), из которых позднее вышли перемещающиеся «цензоры» (missi dominici), а также введен строго бюрократический порядок продвижения по службе в зависимости от заслуг и благоволения с общим доступом к должностям. На эту «демократизацию» чиновничества работал не только всегда действенный естественный союз самодержца с плебейскими слоями против знати, но и финансовый момент: как уже отмечалось, неслучайно хроники приписывают «первому императору» (Шихуан-ди) изобретение практики продажи должностей. Это должно было привести к тому, что состоятельные плебеи получили доступ к государственным кормлениям. При этом велась принципиальная борьба с феодализмом. Всякое наделение политической властью было запрещено — даже внутри императорского рода. Хотя сословное деление не было затронуто. [157] Зато с установлением прочной иерархии должностей, предпосылки которой были созданы уже в некоторых отдельных государствах, выросли шансы на возвышения у чиновников низкого происхождения. Новая империя действительно утверждалась в борьбе с феодальными силами с помощью плебейских сил. Прежде люди плебейского происхождения могли добиться политического влияния лишь внутри слоя книжников и лишь в особых обстоятельствах. С началом рационализации управления в хрониках отдельных государств встречаются княжеские доверенные лица бедного и неблагородного происхождения, которые были обязаны своим положением исключительно своим знаниям; [158] в силу своих способностей и знания ритуалов книжники претендовали на приоритетное право занимать высшие должности даже перед ближайшими родственниками правителя. [159] Но не только это оспаривалось крупными вассалами. Как правило, книжник занимал неофициальное положение своеобразного министра без портфеля или, если угодно, «духовника» правителя. Он вел борьбу с ленной знатью, которая здесь, как и на Западе, боролась против назначения чужаков на должности, пытаясь монополизировать их для себя. В первые годы правления Шихуан-ди — в 237 году, еще до объединения империи — чужеродные книжники (и торговцы) даже были изгнаны. Однако властные интересы правителя вынудили его отменить эту меру, [160] и с тех пор его первым министром оставался книжник, который сам себя характеризовал как парвеню низкого происхождения. Но после объединения империи рациональный антитрадиционалистский абсолютизм самодержца, отчетливо выраженный в его высказываниях, [161] со всей яростью обрушился и на социальную власть образованной аристократии книжников. Древность не должна господствовать над настоящим, а ее толкователи — над монархом: «Император важнее древности». [162] Если мы можем верить преданию, он попытался уничтожить всю классическую литературу и само сословие книжников, устроив грандиозную катастрофу. Священные книги были сожжены, а 460 книжников якобы были погребены заживо. Установление чистого абсолютизма, опирающегося на личных фаворитов без учета происхождения или образования, было ознаменовано назначением евнуха великим магистром бюджета [163] и учителем второго сына. После смерти императора евнух вместе с книжниками-выскочками возвел его на трон в обход старшего сына, поддержанного командующим войском. Казалось, что с этого момента в Китае утвердился фаворитизм вроде чисто восточного султанизма в соединении с нивелировкой сословий и абсолютной автократией; против этого фаворитизма образованная аристократия книжников с переменным успехом боролась на протяжении всего Средневековья. Выражая свои претензии на новый статус, император отменил старое обозначение «народ» (минь) для свободных, заменив его на цяньшоу, «черные головы», явно в значении «подданные». Колоссальное применение принудительных работ [164] при строительстве императорских сооружений потребовало абсолютно неограниченного распоряжения рабочей и тягловой силой страны, [165] как в империи фараонов. С другой стороны, прямо сообщается о всемогущем при приемнике Шихуан-ди дворцовом евнухе, [166] который советовал властителям объединиться с «народом» и раздавать должности вне зависимости от сословного происхождения или образования: ибо настало время, когда должен господствовать меч, а не изящные манеры — что полностью соответствовало типичному восточному патримониализму. С другой стороны, император отверг предложение магов [167] сделать его «невидимым» для повышения его престижа, т. е. изолировать как далай-ламу и полностью передать управление в руки чиновников. И ему удалось сохранить свое «самодержавие» в самом подлинном смысле.
156
Префекты претория (лат.). — Примеч. перев.
157
«Благородные и народ соблюдают границы своего ранга», — говорит император в одной из сохранившихся в хрониках записей: Tschepe P. А. а. а. О. Р. 261. В другой различаются «благородные, чиновники и народ».
158
См.: Tschepe Р. А. Hist, du R. de Han // Var. Sinol. 31. P. 43. В княжестве Вэй в 407 году до н. э.
159
Там же.
160
Традиция приписывает книжнику Ли Сы, ставшему впоследствии всемогущим министром, трактат с обоснованием значения книжников (и чужаков вообще, включая купцов) для княжеской власти: Tschepe P. А. а. а. О. Р. 231.
161
Например, в высказывании, приведенном Сыма Цянем в его биографии (ed. 'E. Chavannes. T. V. P. 166): всякое действие вопреки разуму предосудительно. Многие другие записи (приведенные там же) восхваляют рациональный порядок, установленный императором в империи. Этот рационализм не помешал ему приказать искать эликсир бессмертия.
162
Изречение Шихуан-ди, приводимое Сыма Цянем в его биографии (ed. 'E. Chavannes. T. II. P. 162). Впрочем, как мы увидим ниже, мнения министров-книжников в отдельных государствах и даже мнение Ван Аньши (XI век н. э.) не всегда принципиально противоречили подобному взгляду.
163
Первое упоминание о том, что хозяйством управляли евнухи, встречается, видимо, в VIII веке до н. э.
164
Число отбывавших повинность на строительстве Великой стены достигало 300 000 (?), еще большим было число всех привлеченных к принудительным работам. При этом Великая стена строилась в течение длительного времени (по подсчетам Элизе Реклю, массив стены составлял как минимум 160 млн. м3, что дает представление о выполненном объеме работ).
165
Она должна была обеспечивать необходимым провиантом привлеченных к принудительным работам солдат и заключенных. В хрониках было подсчитано (Tschepe P. А. а. а. О. Р. 275), что во время его транспортировки к месту потребления расходы могли доходить до 18 200 % (из-за потребления во время пути из 182 грузов в место назначения прибыл лишь один, что, конечно, могло произойти лишь в одном конкретном случае).
166
Tschepe P. А. а. а. О. Р. 363. Сам евнух происходил из знатной семьи, которая ранее подверглась наказанию.
167
Об этой попытке кое-что сообщают хроники, особенно Сыма Цянь в биографии Шихуан-ди (ed. 'E. Chavannes. IL P. 178). Автором этого плана, видимо, был «Учитель Лу» — даос, которому были поручены поиски эликсира бессмертия. «Настоящий человек скрывает и не показывает себя», — таким образом истолковывались известные положения Лао-цзы, о которых пойдет речь далее. Однако на самом деле Шихуан-ди правил самостоятельно, и мудрецы всех направлений жаловались на то, что он мало обращался к ним (р. 179). А вот его преемник, Эрши Хуанди, жил как чжэнь, «скрытый», находясь под присмотром своего фаворита, и поэтому не давал аудиенций своим чиновникам (р. 206); на это жаловались конфуцианцы во время господства даосов и евнухов (обычно находившихся в союзе, о чем пойдет речь дальше). После его свержения, уже при основателе династии Хань, к власти вновь пришла «свита», т. е. феодальные владетели, хотя вся бюрократия Шихуан-ди осталась на своих местах, и в первую очередь восстановилось влияние книжников.
На этот жесткий султанизм ответили насилием одновременно с разных сторон: отчасти — древние семьи, отчасти — сословие книжников, отчасти — озлобленное рытьем укреплений войско и измученные рекрутским набором, принудительными работами и податями крестьянские роды во главе с людьми низкого происхождения. [168] Не знатные слои, а выскочка добился победы, сверг династию и во время очередного распада империи на независимые государства заложил основы власти новой династии, которая вновь объединила империю. В конечном счете от этого опять-таки выиграли книжники, рациональная экономическая и административная политика которых снова стала определяющей для утверждения императорской власти, поскольку технически превосходила управление евнухов и фаворитов, с которыми шла постоянная борьба. Этому успеху книжников в значительной мере способствовал огромный престиж их знания ритуалов и протокола и владение письмом, считавшееся тогда своего рода тайным искусством.
168
Чэнь Шэ, предводитель восставшего войска, был рабочим, а Лю Бан, вождь крестьян и основатель династии Хань, сторожил деревенские поля. Союз его рода с другими крестьянскими родами стал основой его власти.
Шихуан-ди ввел единую письменность, единую систему мер и весов, законов и административных регламентов. Он хвалился тем, что отменил войну [169] и установил мир и внутренний порядок, чего достиг, «трудясь днем и ночью». [170] От внешнего единства сохранилось не все. Однако самым важным была отмена феодальной системы и осуществление правления посредством чиновников, квалифицировавших себя личными способностями. Те патримониалистские новшества, которые при старом теократическом порядке осуждались книжниками как святотатство, были сохранены при реставрации династии Хань и, в конечном счете, оказались выгодны самим книжникам.
169
Tschepe P. А. Р. 259 f. (предполагаемая надпись).
170
Tschepe P. А. Р. 267 f.
Возврат к феодализму происходил и гораздо позже. В эпоху Сыма Цяня (II век до н. э.), при императорах Чжуфу Яне [171] и У-ди, вновь пришлось уничтожать возродившийся феодализм, возникший уже из раздачи должностей принцам из императорской семьи. Сначала императорские министры-резиденты были посланы ко дворам вассалов для надзора за ними, затем назначение всех чиновников было передано императорскому двору, а затем (127 год до н. э.) произошел раздел ленов с правом наследования, чтобы ослабить власть вассалов. И, наконец, при императоре У-ди люди низкого происхождения (среди них бывший свинопас) были назначены на придворные должности, на которые прежде претендовала только знать. Знать резко протестовала против этих мер, однако книжникам удалось сохранить высшие должности за собой (124 год до н. э.). Позже мы увидим, какую роль в этой борьбе, определившей политическую и культурную структуру Китая, сыграло противостояние конфуцианских книжников с даосизмом, объединившимся тогда с аристократами, а позже — с евнухами: заинтересованные в сохранении своей магической власти, даосы враждовали с книжниками и выступали против распространения образования среди народа. Тогда эта борьба не получила окончательного разрешения. В сословной этике конфуцианства были очень сильны феодальные реминисценции. Сам Конфуций не говорил прямо, но подразумевал, что классическое образование, определявшее для него принадлежность к правящему сословию, в действительности не выходило за пределы господствующего слоя традиционных «древних семей», по крайней мере как правило. Даже выражение цзюнь цзы, «княжеский муж», обозначавшее получившего конфуцианское образование, изначально имело значение «герой», но у Конфуция стало означать «образованный»; оно возникает в эпоху сословного господства тех родов, которые благодаря наследственной харизме подтверждали свое право на политическую власть. Было уже невозможно полностью отказаться от нового принципа «просвещенного» патримониализма, согласно которому для занятия должностей, включая должность самого правителя, определяющими являлись исключительно личные заслуги [172] . Феодальные элементы социального порядка постоянно ослабевали, и, как мы увидим, во всех важнейших моментах именно патримониализм [173] стал основополагающей для духа конфуцианства структурной формой.
171
Чжуфу Янь был не императором, а высокопоставленным сановником. — Примеч. ред.
172
Правда, даже в теории этот принцип утверждался крайне медленно, с постоянными откатами к прошлому. О том, как это осуществлялось на практике, мы скажем позже.
173
В хрониках (Tschepe P. А. Р. 67; и в других ранее цитированных местах) очень четко проявляется противостояние книжников и вассалов, как и ненависть и презрение последних к путешествовавшим от двора к двору ученым. Ср. столкновение Шан Яна с высшими придворными правителя Сяо-гуна: Tschepe P. А. Р. 118.
Как и повсюду в патримониальных государственных образованиях с неразвитой техникой сношений, здесь масштаб централизации управления также оставался узко ограниченным. Даже после утверждения чиновнического государства сохранилось не только противостояние «внутренних» чиновников, служивших в древнем императорском патримонии, и чиновников «внешних», т. е. провинциальных, но и различие их рангов. Несмотря на все новые неудачные попытки централизации, за исключением некоторого числа высших должностей в каждой провинции, патронат над должностями и особенно контроль над почти всем финансовым хозяйством в конечном счете остался за отдельными провинциями. С этим постоянно боролись во время всех крупных финансовых реформ. Ван Аньши, как и другие реформаторы, требовали реального финансового единства — чтобы все собранные налоги после вычета затрат на их сбор поступали в бюджет империи. Огромные транспортные сложности и интересы провинциальных чиновников постоянно срывали эти планы. Как видно уже по цифрам опубликованных кадастров, за исключением периодов правления особо энергичных правителей, чиновники постоянно занижали примерно на 40 % и размер облагаемой налогами земли, и число налогоплательщиков. [174] Конечно, предварительно вычитались местные и провинциальные расходы. Это приводило к резким колебаниям доходов, остающихся центральному фиску. В конце концов, он капитулировал: с начала XVIII века и до настоящего времени наместники — по крайней мере на практике — должны были, подобно персидским сатрапам, платить дань в установленном размере, и этот размер лишь теоретически мог быть изменен в случае необходимости. Об этом мы еще скажем. Фиксация налогов имела последствия для властного положения провинциальных наместников во всех сферах.
174
В этом смысле очень характерны приводимые Ma Дуань-линем цифры общих доходов центральной казны, огромные и абсолютно необъяснимые перепады которых (особенно в XVI веке) объяснялись китайскими авторами именно этим: Biot 'E. N. J. Asiat. 3. Ser. 5.1838; 6.1838. P. 329. Понятно, что это означает, если — после того как уже в 1370 году в кадастре значилось 8.4 млн. цин (48 млн. га) налогооблагаемой земли — в 1502 году ее насчитывалось 4.2 млн., в 1542 — 4.3 млн., а в 1582 — опять 7 млн. цин (39.5 млн. га). А в 1745 году — через 30 лет после фиксации размеров налогов — 161.9 млн. га.
Они выдвигали на должности большинство чиновников округа. Само назначение осуществлялось центральной властью. Однако незначительное число официальных чиновников [175] приводит к выводу, что самостоятельно они не могли управлять своими огромными округами. При широчайших обязанностях китайского чиновника территорией размером в прусский округ (Kreis) было невозможно управлять должным образом даже при наличии сотни чиновников, а на нее приходился только один чиновник. Империя напоминала конфедерацию сатрапий во главе с понтификом. Формально — но только формально — власть находилась в руках провинциальных чиновников. После объединения империи императоры, со своей стороны, искусно применяли средства сохранения своей личной власти, свойственные для патримониализма: короткие сроки занятия должностей (официально — три года, после чего чиновника переводили в другую провинцию), [176] запрет чиновникам служить в родной для них провинции, запрет служить в одном округе родственникам и систематический шпионаж в виде так называемых «цензоров». И все это — в отсутствие подлинного единства управления. Принцип, согласно которому в центральных коллегиальных органах глава одного ямэня одновременно являлся членом других коллегий и подчинялся их главам, не позволял упорядочить управление и не способствовал его единству, особенно в отношении провинций. Как мы видели, отдельные крупные административные округа на местах заранее вычитали свои локальные расходы из налоговых поступлений и указывали ложные данные в кадастрах — за исключением времен сильных правителей. Поскольку провинции, в которых располагались войска или арсеналы, были финансово «пассивными», сохранялась запутанная система зависимости от доходов провинций с излишками. В остальном не существовало никакого надежного бюджета — ни центрального, ни провинциальных, а лишь традиционная апроприация. Центральная власть не имела ясного представления о финансах провинций — и мы увидим, к какому результату это привело. Вплоть до последних десятилетий договоры с иностранными державами заключали наместники провинций, а не центральное правительство, у которого даже не было органа для этого. Формально почти все действительно важные административные распоряжения исходили от наместников провинций, а на самом деле — от подчиненных им чиновников, причем неофициальных. Поэтому распоряжения центральной власти вплоть до настоящего времени рассматривались низшими инстанциями скорее как этически важные предложения или пожелания, нежели как приказы, что соответствовало понтификальной, харизматической природе императорской власти. Сразу видно, что даже содержательно они представляли собой скорее критику исполнения должностных обязанностей, нежели распоряжения. Отдельного чиновника лично можно было легко сместить в любой момент. Однако реальная власть центрального правительства от этого ничего не выигрывала. Принцип, запрещавший чиновникам служить в родных провинциях, как и требование менять каждые три года провинцию или должность, не позволил чиновникам стать независимой от центральной власти силой вроде феодальных вассалов, так что внешнее единство империи сохранялось. Однако оно достигалось тем, что эти официальные чиновники никогда не были укоренены в своих округах. Мандарин, который в сопровождении толпы сородичей, друзей и своих личных клиентов занимал должность в неизвестной ему провинции, диалект которой он, как правило, не понимал, даже с точки зрения языка чаще всего зависел от услуг переводчика. К тому же он не знал местное право, основанное на многочисленных прецедентных случаях, которые он не мог нарушить, поскольку они были выражением священной традиции. И потому он полностью зависел от наставлений неофициального советника, так же литературно образованного, как и он сам, но хорошо знакомого с местными традициями в силу местного происхождения — своего рода «духовника», которого он называл своим «учителем» и почитал, часто — с пиететом. Далее он зависел от своих неофициальных помощников, которые относились к неофициальному штабу чиновника — их оплачивало не государство, а он сам из своего кармана; на которых не распространялось требование служить на чужбине. Естественно, их он выбирал из числа родившихся в данной провинции кандидатов на должность, квалифицировавших себя для поступления на государственную службу, но еще не получивших должность. Не ориентируясь в ситуации, он мог или даже должен был полагаться на их знания местных людей и дел. А заняв пост губернатора в новой провинции, он зависел от знаний местности и дел, приобретенных начальниками остальных провинциальных ведомств, [177] которые все же имели перед ним преимущество в несколько лет знакомства с местной ситуацией. Совершенно понятно, что это неизбежно приводило к тому, что реальная власть находилась в руках тех неофициальных низших местных чиновников, контролировать и управлять которыми официальным чиновникам было совершенно не под силу; причем чем выше был их собственный ранг, тем менее это было возможно для них. Как центральные чиновники, так и назначенные центральным управлением местные чиновники слишком слабо ориентировались в ситуации на местах, чтобы действовать последовательно и рационально.
175
В конце 1879 года в «Peking Gazette» были приведены расчеты примерного числа одновременно живших кандидатов на должности со вторым (гражданским) рангом, т. е. имевших полное право занимать обычные должности. Они были сделаны на основании среднего возраста получивших повышение (максимальное число которых для обоих рангов было ограничено) и ожидаемой продолжительности жизни. Их оказалось слишком много, поскольку значительное число получило повышение в преклонном возрасте, и слишком мало, поскольку к ним нужно добавить число кандидатов, переведенных из военных (в частности маньчжуров) и купивших квалификацию. Даже если принять, что число одновременно живших кандидатов составляло 30 000, а не 21 000, тогда, исходя из 350 млн. жителей, на 11 000—12 000 жителей приходился один подобный кандидат. В 18 провинциях, включая Манчжурию, было лишь 1470 низших округов государственного управления, во главе которых стоял самостоятельный государственный чиновник (чжисянь), т. е. (исходя из данных расчетов) один на 248 000 жителей; если учитывать предусмотренные «бюджетом» высшие самостоятельные должности, одна высшая должность приходилась бы на 200 000 жителей. Даже если прибавить сюда часть несамостоятельных и непостоянных чиновников, то было бы достигнуто соотношение, при котором, например, Германия должна была бы обходиться всего лишь 1 000 административных и судебных чиновников в ранге асессора. — Совсем другие цифры получаются, если в основание расчетов положить китайский полицейский учет числа семей и жителей. Цифры за 1896—1896 годы, предоставленные в распоряжение Захарову (Arbeiten der Kaiserl. Russ. Gesandtschaft — einer geistlichen Mission / "Ubersetzt von Abel und Meckenberg. Berlin, 1858), дают в 1845 году только в округе Пекина и двух других округах около 26 500 человек проживающих (но не служащих там) военных и гражданских чиновников, в 1846 — даже 15 866 предусмотренных бюджетом и 23 700 резервных (эти две цифры плохо согласуются). Видимо, сюда включены не только получившие второй ранг, но также кандидаты и все маньчжурские офицеры.
176
В отношении некоторых высших чиновников этот принцип часто вынужденно нарушался: например, Ли Хунчжан многие десятилетия оставался главным начальником управления в Чжили. Но в целом, если не учитывать разрешений на однократное продление срока еще на три года, принцип довольно строго соблюдался вплоть до последнего времени.
177
Часто их число доходило до шести. Однако официальными, действительно важными лицами в подчинении «вице-короля» были только губернаторы, провинциальные судьи и казначеи. Из них именно казначей изначально был единственным и высшим чиновником управления, а губернатор — ставший оседлым missus dominicus (ранее — часто евнух). Только эти два чиновника, отвечавшие за финансы и юстицию, были предусмотрены официально, все остальные «ведомства» были неофициальными. Даже низший чиновник (сянь), официальное название которого означает «пастух», имел двух секретарей — по вопросам юстиции и по финансам. Стоявший над ним префект (определенного фу) имел вполне обозримые или даже конкретно обозначенные функции (водные пути, сельское хозяйство, коневодство, транспортировка зерна, размещение солдат на постой, общее управление в полицейском смысле), хотя, в сущности, считался ответственным за надзор и передачу корреспонденции наверх. Функции низшего чиновника, напротив, были абсолютно энциклопедическими: он отвечал просто за все. Специальные даотаи состояли при провинциальных ведомствах для сбора соляного налога, строительства дорог и т. д. Как и во всех патримониальных государствах, здесь встречаются чиновники со специальными поручениями и полномочиями ad hoc. О понятии «юрист» в Китае (знаток прецедентных случаев) и адвокатуре см.: Alabaster Е. Notes and Commentaries on Chinese Criminal Law (сейчас книга недоступна для меня).
Знаменитое на весь мир и крайне действенное средство китайского патримониализма, препятствовавшее феодально-сословной эмансипации должностных лиц — введение экзаменов и назначение на должности в зависимости от образовательной квалификации, а не происхождения и ранга — имело самое решающее значение для характера китайского управления и культуры. Однако в силу описанных выше обстоятельств центральным инстанциям не удалось получить в свои руки точно функционирующий механизм. Когда мы будем более подробно говорить об образовании чиновников, то увидим, что этому также мешали препятствия, вытекавшие из глубочайшего своеобразия сословной этики чиновничества, отчасти обусловленной религиозно. Патримониальная бюрократия в Китае, как и на Западе, была прочным ядром, с развитием которого было связано образование великого государства. При этом типичным как здесь, так и там было появление коллегиальных органов и возникновение «ведомств», но «дух» бюрократического труда был совершенно различным.
Поскольку этот отличающийся «дух» основан на чисто социологических моментах, он был связан с системой общественных повинностей, получившей развитие в Китае из-за колебаний денежного хозяйства.
Как и повсюду, изначальным здесь было следующее состояние: доставшийся вождю или князю надел пахотной земли (гун тянь, соответствовавший гомеровскому ) [178] совместно обрабатывался всеми соплеменниками. [179] В этом источник общеобязательной трудовой повинности, которая получила дальнейшее обоснование в жизненной необходимости строительства ирригационных сооружений. «Создание» земли посредством управления строительством плотин объясняет постоянно возникающую и до сих пор (как в Англии) сохраняющуюся в терминологии идею о земле как прерогативе императора; как и в Египте, эта идея не помешала здесь разделению земли на сдаваемый в аренду домен и облагаемую налогами частную землю. С другой стороны, налоги — судя по пережиткам в терминологии — видимо, отчасти возникли из обычных даров, отчасти из даннических обязательств покоренных, а отчасти из притязаний, связанных с земельной привилегией правителя. Государственная земля, налоговая и трудовая повинность долгое время сосуществовали, находясь друг с другом в изменчивых отношениях. Что из них превалировало, зависело отчасти от соответствующего уровня денежного хозяйства государства (как мы видели, крайне неустойчивого из-за состояния денег), отчасти от уровня замиренности, и, наконец, отчасти от степени надежности чиновнического аппарата.
178
Священный участок, посвященный определенному божеству (др-греч.). — Примеч. перев.
179
Отсюда возникла «система колодцев» с ее срединным государственным полем, окруженным 8 квадратами.