Хозяйственная этика мировых религий: Опыты сравнительной социологии религии. Конфуцианство и даосизм
Шрифт:
Однако основным отличием процесса возникновения как китайских, так и всех остальных восточных городов от Запада было отсутствие у города особого политического характера. Они не являлись «полисом» в античном смысле и не знали, в отличие от Средневековья, никакого «городского права». Они не были «общинами» с собственными особыми политическими правами. Здесь не существовало буржуазии в смысле снаряжающего самого себя военного сословия горожан, как это было в западной античности. Здесь никогда не возникало таких клятвенных военных союзов, как «Compagna Communis» [64] в Генуе или другие «conjurationes». [65] Не было здесь и сил, опиравшихся на военную мощь городских округов и то воевавших с феодальными властителями городов за автономию, то вновь заключавших с ними союзы: консулов, советов, политических гильдий [66] и цеховых объединений типа Mercadanza. [67] Хотя бунты горожан против чиновников, укрывавшихся в цитадели, происходили постоянно, их целью было устранение конкретного чиновника или отмена конкретного распоряжения, прежде всего новых налогов, но никогда не достижение пусть и относительной, прочно закрепленной политической свободы для города. Подобная свобода в западной форме была вряд ли возможна уже из-за того, что здесь никогда не прерывалась связь с родом. Переселившийся в город человек (прежде всего — состоятельный) сохранял отношения с местом проживания, землей и культом предков своего рода, т. е. все ритуально и лично значимые отношения в деревне, из которой он происходил. Как и в России, где крестьянин, даже если он давно трудился в городе в качестве фабричного рабочего, подмастерья, торговца, фабриканта или литератора, сохранял статус в своем «миру», полученный по рождению (вместе со связанными с ним правами и обязанностями). ~i [68] аттического гражданина и, начиная с Клисфена, его дем или «Hantgemal» [69] сакса являлись на Западе рудиментами подобных отношений. [70] Но там город был «общиной», в античности — еще и культовым союзом, а в Средневековье — клятвенным братством. В Китае встречаются только зачатки этого, не получившие никакого развития. Китайский бог города был лишь местным духом-покровителем: не богом союза, а, как правило, наоборот — канонизированным городским мандарином. [71]
64
Общее объединение (лат.). — Примеч. перев.
65
Союзы (лат.). — Примеч. перев.
66
Об огромной роли гильдий в Китае мы еще скажем. Тогда станут понятны причины их отличий от Запада, которые еще более значимы из-за того, что социальная власть гильдий в Китае
67
Союз купцов (um.). — Примеч. перев.
68
Зевс ограждающий (греч.). — Примеч. перев.
69
Знак родового владения (средневерхненем.). — Примеч. перев.
70
Конечно, и в Китае далеко не каждый горожанин сохранял связь с культом предков в месте проживания рода.
71
В официальном пантеоне универсальным городским богом считался бог богатства.
Дело в том, что здесь полностью отсутствовал политический клятвенный союз боеспособных горожан. В Китае вплоть до настоящего времени существовали гильдии, торговые союзы, цеха, в некоторых случаях даже «городская гильдия», внешне напоминавшая английскую «Gilda mercatoria». [72] Мы увидим, что императорские чиновники должны были считаться с различными союзами горожан и что с практической точки зрения эти союзы в гораздой большей мере — гораздо интенсивнее, чем императорское управление, и во многих отношениях гораздо сильнее, чем средний союз на Западе — держали в своих руках регулирование экономической жизни города. Внешне это состояние китайских городов во многих отношениях напоминает состояние английских городов отчасти во время firma burgi, [73] отчасти — в эпоху Тюдоров. Но только внешне и с одним важным отличием: английский город всегда имел «charter», [74] в которой были закреплены «свободы». В Китае этого не было, [75] что резко отличалось от Запада, зато сильно напоминало индийскую ситуацию: города как императорские крепости на самом деле имели гораздо меньше правовых гарантий «самоуправления», [76] чем деревни. Формально город состоял из «сельских округов» во главе с особым дибао (старостой) и часто относился ко многим низшим (сянь), а иногда — даже к высшим (фу) административным округам с совершенно отдельным государственным управлением [77] — к большой выгоде мошенников. Даже чисто формально у городов отсутствовала та возможность заключать договоры частноправового или политического рода, вести процессы и вообще выступать в качестве корпорации, какая была у деревень. Фактическое господство могущественной купеческой гильдии в определенном городе, иногда встречающееся в Индии (как и по всему миру), никак не могло возместить этого.
72
Купеческая гильдия (лат.). — Примеч. перев.
73
Хозяйство замка (лат.). В средневековой Англии с ним было связано право города собирать налоги. — Примеч. перев.
74
Хартия (англ.). — Примеч. перев.
75
О китайском городе см.: Simon Е. La cit'e chinoise. Paris, 1885.
76
Ответственный перед правительством за спокойствие в местности почетный чиновник (называемый по-английски «headborough», т. е. «глава замка», см.: Giles Н. A. China and the Chinese. New York, 1912. P. 77) помимо этого имел лишь функцию передавать петиции и нотариально заверять некоторые акты. Он имел (деревянную) печать, но не считался чиновником и стоял ниже самого младшего мандарина в этой местности. В городах также не существовало особых муниципальных налогов, а лишь предписанные правительством подати на школу, бедных, воду и т. д.
77
Пекин состоял из пяти административных округов.
Причиной этого было различное происхождение городов. Античный полис также мог опираться на землевладельцев, но первоначально он возник как город морской торговли; а Китай преимущественно состоял из внутренних областей. Насколько бы ни простирался с чисто мореходной точки зрения фактический радиус плавания китайских джонок и насколько развитой ни была бы навигационная техника (буссоль и компас), [78] настолько же незначительным было относительное значение морской торговли в сравнении с объемом внутренней торговли. Кроме того, Китай на протяжении столетий отказывался от развития собственной морской мощи — этого необходимого основания для внешней торговли — и в конечном счете ради сохранения традиций ограничил сношения с заграницей, как известно, до одной единственной гавани (Кантон) и небольшого числа (13) фирм, обладавших концессией на торговлю с иностранцами. Такой финал был не случаен. Даже «Императорский канал», как видно по любой карте и сохранившимся сообщениям, был построен лишь для того, чтобы не отправлять партии с рисом с юга на север морским путем, опасным из-за пиратства и тайфунов: даже в Новое время в официальных докладах сообщалось, что морской путь мог принести фиску такие убытки, что окупались огромные затраты на перестройку канала. С другой стороны, расположенный внутри страны специфический западный город Средневековья — подобно китайскому и переднеазиатскому — обычно был основан князем или феодальным владельцем для получения денежной ренты и налогов. При этом европейский город очень рано стал привилегированным союзом с твердо закрепленными правами, которые можно было планомерно расширять и которые были расширены, поскольку феодальный владелец города тогда еще не обладал техническими средствами управления: город был военным союзом, который мог успешно затворить ворота перед рыцарским войском. Крупные переднеазиатские города, например — Вавилон, напротив, довольно рано стали во всем зависеть от милости царского бюрократического управления, занимавшегося строительством каналов. Несмотря на очень низкую интенсивность китайского центрального управления, это касалось и китайского города. Его процветание также сильно зависело не от хозяйственной и политической смелости его граждан, а от функционирования императорского управления, прежде всего — управления водными потоками. [79] Наша юная западная бюрократия отчасти получила первый опыт в автономных городах-государствах. Китайское императорское чиновничество было очень древним. Здесь город являлся преимущественно рациональным продуктом управления, что видно уже по его форме. Сначала ставился частокол или стена, затем привлекалось население (иногда принудительно) [80] — часто незначительное по сравнению с огороженным ареалом; вместе с династией, как в Египте, менялась либо сама столица, либо ее название. Последняя постоянная резиденция, Пекин, вплоть до Нового времени лишь в очень незначительной мере являлся местом сосредоточения торговли и ориентированной на экспорт промышленности.
78
В основном компас применялся во внутренних сношениях.
79
Как в Египте фараон в качестве символа «правления» держит в руке плеть надсмотрщика, так и китайский иероглиф «править» (чжэн) отождествляет его с движением палки: в древней терминологии оно отождествляется с «регулированием потоками», а понятие «закон» (фа) — со «спуском воды». См.: Plath J. Н. China vor 4000 Jahren. M"unchen, 1869. S. 125.
80
Согласно преданию, например, Шихуан-ди вынудил 120 000 (?) богатейших семей со всей страны переселиться в свою столицу. О переселении богатых людей в Пекин в 1403 году сообщает написанная императором Цяньлуном хроника династии Мин «Юй цзуань тун цзянь ган му» («Основы Всеобщего зерцала, составленные по высочайшему повелению»). См.: Histoire de la dynastie des Ming / Composie par l’empereur Khian-Loung; traduite du Chinois par M. l’abb'e Delamarre. Paris, 1865. P. 150.
Чрезвычайно низкая интенсивность императорского управления приводила к тому, что китайцы в городе и деревне фактически «управляли сами собой». Роды в деревне и профессиональные союзы в городе суверенно господствовали над всей жизнью своих членов; причем вторые существовали в городе наряду с первыми, заменяя их тем, кто не принадлежал ни к одному роду, или чьи роды не были древними и сильными. Кроме каст в Индии (но в другом смысле), нигде не было такой безусловной зависимости индивида от — терминологически не различимых — гильдий и цехов, как в Китае. [81] За исключением немногих монопольных гильдий, они без всякого официального признания со стороны государственного управления фактически присвоили себе абсолютную юрисдикцию над своими членами. [82] Они контролировали все, что было экономически значимо для их участников: меры и весы, деньги (штамповку серебряных слитков), [83] ремонт дорог, [84] кредитоспособность членов и т. д. Как бы мы сказали, они представляли собой «кондиционный картель», [85] в функции которого входило установление сроков поставки, [86] хранения и оплаты товаров, страховых тарифов и процентных ставок, [87] недопущение фиктивных и иных нелегальных сделок, компенсация кредиторам при смене собственника, [88] регулирование курса сортов золота, [89] авансирование долго хранящегося товара, [90] а применительно к ремесленникам — прежде всего регулирование и ограничение числа учеников [91] и сохранение тайны производства. [92] Отдельные гильдии обладали миллионными состояниями, вложенными в совместную земельную собственность. Они взимали со своих членов налоги, а с новичков — вступительные взносы и залоги (в качестве гарантии добропорядочного поведения), устраивали театральные постановки и организовывали похороны обедневших товарищей. [93] В большинство профессиональных союзов мог вступить каждый, кто занимался соответствующим ремеслом (обычно это было обязательно). Среди них встречались не только многочисленные остатки старых родовых и племенных ремесел [94] — фактически наследственные монополии носителей тайного искусства, но и монопольные гильдии, возникшие в результате фискальной или ксенофобской политики государственной власти. [95] В Средневековье китайские власти постоянно прибегали к обеспечению потребностей посредством общественных работ. Применительно ко многим ремеслам это означало, что их развитие от межэтнического (межродового и межплеменного) разделения труда среди странствующих ремесленников к открытому для всех оседлому ремеслу прошло несколько промежуточных стадий ремесленных союзов, принудительно организованных сверху для определенных профессий в интересах государственных поставок. Поэтому значительная часть ремесел сохранила родовой и племенной характер. При династии Хань многие ремесленные промыслы представляли собой семейные секреты, а искусство производства лака в Фучжоу было полностью утрачено в ходе восстания тайпинов, поскольку был истреблен род, владевший секретом его изготовления. В целом город не имел монополии на ремесло. Как и повсюду, в процессе местного разделения труда между городом и деревней возникло то, что мы называем «городским хозяйством»; также осуществлялись отдельные меры городской экономической политики. Но несмотря на множество зачатков, здесь так и не сложился тот тип систематической городской политики, которую в Средневековье проводили захватившие господство цеха, впервые пытавшиеся осуществлять именно «городскую экономическую политику». Официальная власть постоянно прибегала к общественным работам, но не создала системы цеховых привилегий, известных по позднему Средневековью на Западе. Именно отсутствие этих правовых гарантий вынудило профессиональные союзы в Китае открыто помогать самим себе в масштабах, не известных на Западе. С этим было связано отсутствие в Китае устойчивых, официально признанных, формальных и надежных правовых оснований свободного саморегулируемого торгового и ремесленного порядка, которые способствовали развитию мелкого капитализма внутри западного средневекового ремесла. Это было обусловлено отсутствием у китайских городов и гильдий собственной политической и военной силы, что, в свою очередь, объясняется ранним возникновением здесь организованного чиновничества (и офицерства) в войске и управлении.
81
Об этом см.: Morse Н. В. The Guilds of China. London, 1909. Из более ранней литературы см.: Macgowan D. J. Chinese Guilds // J. of the N. China Br. of the R. As. Soc. 1888/1889; Hunter W. C. Canton before treaty days 1821—1844. London, 1882.
82
Это особенно касалось, по-видимому, хуэйгуань– гильдий чиновников и купцов, которые формально происходили из других провинций; они примерно соответствовали нашим «ганзам». Эти гильдии возникли для защиты от местных купцов, что иногда указывалось в преамбулах статутов. Начиная как минимум с XIV века (вероятно, уже с VIII века), они практиковали принудительное членство (кто хотел заключать сделки, тот должен был вступить в них под угрозой смерти), владели клубами, взымали налоги в зависимости от размера содержания у чиновников и оборота у купцов, наказывали за любой вызов друг друга в суд, ухаживали за могилами на особом, заменяющем родную землю, кладбище, оплачивали судебные издержки при конфликтах с не членами и обращались к центральным властям в случае конфликтов с местными властями (например, в 1809 году возражали против местных запретов на вывоз риса) и, конечно, готовили необходимые подношения. Наряду с ними, также встречались цеха неместных ремесленников: иголыцики из Цзянсу и Тайчжуна в Вэньчжоу, гильдия сусальщиков исключительно
83
Например, как крупная «Общая гильдия» Нючжуана.
84
Она же.
85
Особенно это касалось хуэйгуань– гильдий («ганз»).
86
Опиумная гильдия в Учжоу определяла, когда можно было поставлять опиум на рынок.
87
Банкирские гильдии в Нинбо, Шанхае и других местах определяли процентные ставки, а чайная гильдия в Шанхае — страховые и складские тарифы.
88
Гильдия аптекарей в Вэньчжоу.
89
Банкирские гильдии.
90
Опиумные гильдии — вследствие упомянутой регламентации начала сезона продаж.
91
Даже из членов собственной семьи.
92
Гильдия сусальщиков из Нинбо в Вэньчжоу запрещала принимать в цех местных жителей и обучать их своему искусству. Здесь особенно заметно межэтническое, межплеменное разделение труда среди представителей различных ремесел.
93
Система поддержки и религиозная деятельность (отправление совместного культа) были в них, напротив, развиты слабее, если сравнивать с западными аналогами. Иногда вступительные взносы выплачивались в пользу какого-то бога (в храмовую кассу), но делалось это для того, чтобы они были недоступными для политической власти. Местом сбора храм служил лишь для бедных гильдий, которые не могли позволить себе клубного здания. Театральные постановки носили профанный характер, а не были «мистериями», как на Западе. Религиозные братства (хуэй) имели незначительные религиозные интересы.
94
См. пример Нинбо, у которого есть множество параллелей.
95
Прежде всего гильдия гунхан в Кантоне, 13 фирм которой до Нанкинского договора монополизировали всю внешнюю торговлю. Это была одна из немногих гильдий, основанных на формальной привилегии со стороны правительства.
Согласно надежным историческим преданиям, для возникновения центральной власти и патримониального чиновничества в Китае, как и в Египте, решающим фактором была необходимость регулирования потоков воды как предпосылка возможности всякого рационального хозяйства. Об это очень отчетливо говорит, например, формулировка цели упоминаемого у Мэн-цзы картеля феодальных правителей, якобы существовавшего в VII веке. [96] Впрочем, в отличие от Египта и Месопотамии, по крайней мере в Северном Китае, ставшим политическим ядром империи, строительство плотин для защиты от наводнений и каналов для внутреннего судоходства преобладало над строительством оросительных каналов. В Месопотамии от последних вообще зависела плодородность пустынных областей. Регулировавшие водные потоки чиновники и упомянутая в древнейших документах — пока еще в качестве класса, стоящего ниже «кормящего сословия» и выше «евнухов» и «носильщиков» — «полиция» образовали ядро докнижной, чисто патримониальной бюрократии.
96
Регулировать орошение начали уже во времена возникновения письменности (вероятно, связанного с необходимостью управления). Иероглиф «править» (чжэн) означает «держать палку в руке», а древнее обозначение для «закона» (фа) связано со спуском воды (Plath J. Н. China vor 4000 Jahren. M"unchen, 1869. S. 125).
Возникает вопрос о том, насколько эти отношения имели не только политические (что несомненно), но и религиозные последствия. В Передней Азии представления о боге формировались по модели земного царя. Для месопотамского и египетского подданного, едва знавшего о дожде, всякая радость и печаль, и прежде всего урожай, были связаны с действиями царя и его администрации. Царь непосредственно «создавал» урожай. В некоторых частях Южного Китая, где значимость регулирования воды превосходила все остальное, имело место нечто отдаленно похожее. Во всяком случае, прямой переход от мотыжного земледелия к огородной культуре был обусловлен этим. В Северном Китае, несмотря на столь же значительное развитие системы орошения, напротив, урожай в первую очередь зависел от природных явлений, особенно дождя. В Передней Азии древнее централизованное бюрократическое управление привело к появлению представлений о высшем боге как небесном царе, «создавшем» мир и человека из ничего и требующем теперь в качестве надмирного этического властителя от своего творения исполнения долга и обязанностей. Так возникла идея бога, которая на самом деле с такой силой утвердилась только здесь. Однако сразу следует уточнить, что доминирование этой идеи невозможно вывести только из подобных экономических условий. Даже в Передней Азии небесный царь стал носителем высшей и, в конечном счете, надмирной власти (впервые у Второго Исайи в изгнании) именно там, где он мог по своей милости посылать дождь и солнечный свет как источник плодородия — т. е. в Палестине, а не в пустынных областях. [97] На различия концепций бога влияли и другие моменты, которые в значительной части носили не экономический, а внешнеполитический характер. На этом мы должны остановиться несколько подробней.
97
Именно этим Яхве попрекает израильтян.
Столь резкое различие передне- и восточноазиатских представлений о боге вовсе не было изначальным. В древнем Китае каждый местный союз, с одной стороны, почитал состоявшего из духа плодородной земли (шэ) и духа урожая (цзи) крестьянского двойного бога (щэ-цзи), а с другой — имел храм духов предков (цзун-мяо) как предмет родового культа. Вместе эти духи (щэ-цзи-цзун-мяо) образовывали главный предмет местных сельских культов — духа-покровителя родных мест. Он понимался скорее натуралистически, нежели в качестве полуматериальной магической силы или субстанции, и примерно соответствовал западно-азиатскому местному богу (очень рано получившему гораздо большую персонализацию). С ростом княжеской власти дух пашни стал духом княжеских владений. С появлением знатных героев в Китае, как и везде, возникает представление о персонифицированном небесном боге, примерно соответствовавшее эллинскому Зевсу. Он почитался основателем династии Чжоу в дуалистической связке с местным духом. С возникновением императорской власти — сначала в качестве сюзеренной власти над князьями — жертвоприношение небу, «сыном» которого считался император, стало его монополией; князья приносили жертвы духам своих земель и предков, а отцы семейств — духам предков своего рода. Как и повсюду, здесь духи также имели отчетливо анимистически-натуралистический характер. Прежде всего — дух неба (Шан-ди), понимавшийся и как само небо, и как небесный царь. Однако в Китае именно самые могущественные и универсальные духи все сильнее обезличивались, [98] тогда как в Передней Азии, напротив, через анимистически-полуперсонифицированных духов и местных божеств развилась идея персонифицированного надмирного творца и царственного правителя мира. Представления китайских философов о боге долго время оставались крайне противоречивыми. У Ван Чуна бог хотя и не мыслился антропоморфно, тем не менее обладал «телом», своего рода флюидами. С другой стороны, тот же философ обосновывал свое отрицание бессмертия уже с помощью полной «бесформенности» бога, к которой человеческий дух — подобно израильскому «руах» — возвращается после смерти; это представление отражено в надписях. Однако все сильнее подчеркивался безличный характер именно высших внеземных сил. В конфуцианской философии представление о персонифицированном боге, имевшее сторонников еще в XI веке, исчезает с XII века под влиянием материалиста Чжу Си (Чжу-фу-цзы), который был авторитетом даже для императора Канси (автора «Священного указа»). Ниже будет сказано о том, что, несмотря на процесс обезличивания, [99] длительное время сохранялись следы персонификации. Однако в официальном культе возобладала именно тенденция к деперсонализации.
98
Персонифицированный небесный бог, существовавший наряду с «Шестью чтимыми», якобы был при династии Чжоу заменен в культе на безличные выражение «небо и земля» (Legge J. Shn-king. Proleg. P. 193 ff.). Дух императора и его вассалов при подобающем поведении попадал на небо (откуда он мог являться в качестве предупреждения: Legge J. Shn-king. P. 238). Ада не существовало.
99
Насколько неустойчивым он был, показывает, например, надпись 312 года с проклятием правителя царства Цинь в адрес правителя царства Чу за то, что последний нарушил «правила приличия» и договор. В свидетели и мстители вперемешку призываются: 1) небо; 2) «властвующий наверху» (т. е. персонифицированный небесный бог); з) дух реки (на берегу которой, видимо, был заключен договор). См.: Chavannes 'E. Se Ma Tsien. Vol. II. App. Ill // Journal Asiatique. Mai/Juni 1893. P. 473 f.
На семитском Востоке «землей Баала» и одновременно его местопребыванием также сначала выступала плодородная земля, земля с природным орошением. Крестьянский Баал земли в смысле плодородной почвы стал богом местного политического союза — богом родной земли. Но отныне эта земля стала считаться «владением» бога. При этом там не была разработана концепция «неба», — согласно китайским представлениям, безличного и тем не менее одушевленного — которое могло бы выступить конкурентом небесного правителя. Израильский Яхве сначала понимался как живущий в горах бог бури и природных катастроф, который в виде грозы и туч спешит на помощь героям во время войны. Он был богом клятвенного союза воинственных завоевателей, находившегося под его защитой в силу договора, заключенного посредством священнослужителей. Поэтому долгое время его доменом оставалась внешняя политика, которой интересовались даже самые видные из его пророков — эти политические публицисты эпохи чудовищного страха перед мощными разбойничьими государствами Месопотамии. В силу этого обстоятельства представление о нем получило окончательную форму: ареной его поступков стала внешняя политика вместе с войной и перипетиями судеб народов. Поэтому сначала он был прежде всего богом чрезвычайного: военной судьбы, судьбы своего народа. Однако этот народ не смог создать собственной мировой империи, и его маленькое государство в конце концов пало жертвой мировых держав. Поэтому он мог стать «мировым богом» лишь в качестве надмирного управителя судеб, для которого даже собственный избранный народ имел лишь тварное значение и в зависимости от поведения то получал его благословение, то отвергался им.
В отличие от этого, китайская империя в историческую эпоху, несмотря на все военные походы, всегда оставалась скорее замиренной мировой державой. Хотя в начале китайского культурного развития заметны чисто военные моменты. Ши, ставший позднее «чиновником», изначально был «героем». Позднейший «зал для занятий» (биюн-гун), в котором император в соответствии с ритуалом лично толковал классиков, видимо, изначально был «мужским домом» (~i) в том смысле, в каком этот институт распространен почти по всему миру у всех специфических народов воинов и охотников. В этом месте сбора молодежного братства юноши в возрасте, позволяющем находиться на «казарменном положении» вне семьи, посвящались в воины посредством известного и сегодня обряда инициации — несомненно, после предварительной проверки. Остается спорным, в какой мере была развита типичная система возрастных классов. То, что земледелие изначально находилось исключительно в руках женщины, вероятно с этимологической точки зрения: во всяком случае, она никогда не принимала участия во внедомашних культах. Мужской дом, очевидно, был домом (харизматического) военного вождя: здесь осуществлялись дипломатические акции, например, выражение покорности врагами, здесь хранилось оружие и трофеи (отрезанные уши), здесь среди молодых членов союза проводились упорядоченная — т. е. контролируемая — стрельба из лука, по результатам которой правитель набирал себе свиту и должностных лиц (отсюда церемониальное значение стрельбы из лука вплоть до последнего времени). Возможно, — хотя это точно не известно, — что там также спрашивали совета у духов предков. Если все это верно, то это согласуется со сведениями об изначальном наследовании по материнской линии: насколько можно понять сегодня, «материнское право» повсюду было следствием отчужденности отца от семьи в силу его занятости войной. [100] В историческую эпоху это осталось далеко позади. Индивидуальное противоборство героев, — апофеозом которого в Китае, как и повсюду (вплоть до Ирландии), стало применение коня, сначала запряженного в боевую колесницу, — привело к упадку мужских домов, ориентированных на пеших воинов: на передний план вышел отдельный герой, хорошо подготовленный и оснащенный дорогим вооружением. Однако и эта «гомеровская» эпоха в Китае осталась далеко позади, и, судя по всему, рыцарская техника ведения войны здесь, как и в Египте или Месопотамии, никогда не приводила к такому индивидуализированному социальному порядку, как в «гомеровской» Элладе и в Средневековье. Зависимость от регуляции водных потоков и тем самым от бюрократической власти правителей, вероятно, оказалась решающим противовесом этому. Снаряжение боевых колесниц и закованных в броню воинов было возложено на отдельные округа, как и в Индии. Таким образом, основой рыцарского войска являлся не личный контракт, как в случае западного ленного союза, а регламентированная в соответствии с кадастром обязанность выставлять воинов. И все же «благородный муж», цзюнь цзы (gentleman) Конфуция изначально был рыцарем, обученным обращению с оружием. Однако статическая сила хозяйственной жизни никогда не позволяла богам войны подняться на Олимп: китайский император производил ритуальную вспашку, стал покровителем земледелия и давно уже не являлся правителем-рыцарем. Впрочем, чисто хтонические мифологемы [101] не имели определяющего значения. Тем не менее с установлением господства книжников естественным был все больший поворот идеологии в сторону пацифизма.
100
Об этом см. отличную диссертацию, защищенную в Лейпциге учеником Конради: Quistorp М. M"annergesellschaft und Altersklassen im alten China. 1913. О том, господствовал ли когда-нибудь в Китае тотемизм, как считает Конради, может судить только специалист.
101
Их следы встречаются в известных мифологемах, рудиментарно представленных у Лао-цзы: Quistorp М. а. а. О.
Отныне небесный бог — особенно после исчезновения феодализма — стал пониматься в народных верованиях точно так же, как египетские божества: как своего рода идеальная инстанция для подачи жалоб на земных должностных лиц, начиная с императора и заканчивая последним чиновником. Как и в Египте (и не столь явно в Месопотамии), в Китае проклятия со стороны угнетенных и бедных также считались очень опасными в рамках подобных представлений о бюрократии. Только эти представления могли использоваться подданными в качестве своеобразной суеверной Magna Charta [102] как опасного оружия против чиновников и иных обладателей привилегий, включая богачей: это очень специфический признак бюрократического и одновременного пацифистского настроя.
102
Великая хартия вольностей (лат.). — Примеч. перев.