Хранитель времени
Шрифт:
Позвонила Санечка.
– Ура! Есть в мире справедливость!
Какой ужас – мне придется ей ответить.
– Шурик вернул тебе долг? – предположила я, буквально трясясь от ее радостного тона.
Как он меня бесил.
– Неа. Все гораздо круче! Он в больничке! Прикинь – ногу сломал! Добегался!
И почему меня это не удивило? Два разрозненных обрывка историй связались в единое целое.
– А как он ее сломал?
– Мощно! Фигак-хрусть-пополам! В капкан попал! Представляешь? К нему даже журналисты приходили. Мы тоже его навестили.
Еще как понимаю. Эта сволочь побоялась сказать журналистам правду. Да и кому она нужна – его правда? Гораздо забавнее – беспризорный капкан в городе. На сенсации не потянет, но все-таки новость. Если по телеку покажут – начнутся подражатели и мы будем ходить по Питеру, постоянно смотря под ноги.
С трудом выслушав радостные вопли Санечки, я тут же забыла весь разговор.
Мне требовалось придумать разумное объяснение исчезновения Панка. Например, он полетел в Париж за круассанами. Или на Мадагаскар за лемурами. Или в Китай, чтоб порубить на мелкие кусочки всех работников меховых ферм. Нет – он нашел длинную лестницу и полез доставать для меня голую довольную луну.
Но, скорее всего, он пошел покупать мне цветы, или пирожные. Пока шел, одумался и решил, что не стоит связываться с проблематичными малолетками вроде меня. Решил, что секс уже был, а теперь самое время делать ноги. Шел себе и думал – что это я вынудила его побриться, что я не та женщина, о которой он мечтал. Неопытная. Робкая. Не та.
Я много чего успела передумать, пока сумерки не съели все цвета и не сделали наш двор черно-белым. Тогда я увидела Вову. Черный неподвижный силуэт. Как памятник на надгробии.
Вова неуверенно сделал первый шаг и почему-то я сразу начала плакать. Он шел как приговор.
Сделав несколько шагов в направлении моей парадной, Вова вдруг остановился, постоял, глядя себе под ноги, сплюнул, вдруг развернулся и ушел к себе.
Я видела, как у него свет в окнах загорелся. И совсем потеряла голову. Схватила телефон. Набрала номер. Передумала – ведь он явно не хочет со мной разговаривать. Надо подождать немного. Бросила трубку.
Моего терпения хватило всего на полторы минуты. Снова позвонила. Длинные гудки. Понятно. Абонент не желает с вами разговаривать. Еще одна попытка.
– Что? – вопрос на грани ненависти.
– Не что, а где, – рык зверя, Вова даже скрипел зубами.
Ни слова больше – отключился.
В полной растерянности я стола, не зная, что делать. Он ушел искать Панка, он трезвый, он знает, что я волнуюсь, но у него для меня нашелся только один ответ «где».
Пойти к Вове? Выйти во двор и встать под его окнами? Плевать на его запреты! Раз он не хочет со мной разговаривать, я имею право уйти и самой поискать Панка.
Сполоснула лицо. Зачем-то прополоскала рот. Намочила руки – вытерла их об волосы. Фиг с ним – с Вовой. Мне не привыкать одной по городу гулять. Буду кружить по нашему району.
Звонок в дверь. Тишины как не бывало. Уронив флакон шампуня, потеряв тапочки, свалив зонтик, я неслась к двери.
– Это я, открывай, – Вова пришел сам, и я его не узнала.
Чужое, бледное лицо. Сжатые кулаки. Я решила, что он меня ударить хочет, но он просто врезал по подоконнику. И выругался. Много страшных слов, свитых в тугой жгут ненависти и отчаянья.
Нужно было ждать, пока он сам не расскажет все, что узнал.
– Вот. Это у него в руке было.
Новая листовка. Мое фото. Портрет. Мой адрес. И надпись «отсосу любому за двести рублей». Ей богу, так и было написано.
– Господи. Он прочитал это и решил меня бросить?
Я почти обрадовалась.
– Ничего он не решил. Он у решетки канала лежит. Но ты туда не ходи, там уже народ собрался. Менты скоро прибудут… Но я думаю, что все случилось в соседнем дворе. И он смог уйти как можно дальше. Чтоб у некоторых дур ненужных проблем не было.
Собирай манатки по-быстрому. Теперь у меня жить будешь.
– Сколько?
– Пока не выгоню, – он посмотрел на меня, постарался вернуть лицу прежнее состояние, и добавил: Пока все не уляжется.
Наверное, мне было сложно понять, о чем он говорит. Канал. Какие-то люди. Менты. Мне нужно туда!
– Я не хочу. Я к нему пойду.
– Никуда ты не пойдешь.
И я поняла – лучше не спорить. Ничего не понимая, покидала вещи в сумку и пошла за Вовой. Как безмозглый песик на веревочке. И даже тихо скулила.
– Заткнись, а? Он умер. Из-за тебя.
Это было жестоко. Нечестно. Но это было правдой. С которой мне теперь придется жить.
– Извини. Я не хотел, – вдруг сказал Вова.
Мне хотелось его о многом спросить. Задать самый главный вопрос. Я имела право узнать – мучился он или нет? Больше меня ничто не волновало. И только в темном Вовином коридоре, том, что ведет к непонятной двери, я тихо завыла. Меня просто разрывало от рыданий. Которые получались беззвучными. Только вой был еле слышен. Выплакав себя до тупости, я решила воспользоваться темнотой за окнами и уйти в соседний двор. Но Вова предусмотрительно запер дверь на ключ. Можно было попытаться пробраться к Ленину и выскользнуть через вторую дверь, я была уверена, что она ведет, как и моя, на черную лестницу. Добралась до гипсового бюста – а ключа там нет.
Вова по скрипу половиц, вычислил меня и ужаснулся.
– Ты кошмарная. Как труп после эксгумации.
А вот отвечать у меня не получилось. Ком в горле. Шершавая шерсть. Ни звука не извлечь.
Надо подождать – Вова потеряет бдительность и я через окно выберусь. Главное, до водостока пройти, а там – возьмусь за трубу и слезу. Меня не смущало, что те, кто шел по нему до меня, упали и разбились. Судьба у них такая – могли и уцелеть.
– Даже не думай, – Вова застиг меня за попыткой открыть шпингалет, приросший к краске подоконника. – Даже мне этот фокус не удался.