Хранители хаоса
Шрифт:
– Ему уже не помочь. Раны слишком серьезны, – вполголоса произнесла Лесная Фея.
– Отойдите, – повторила валькирия и присела к раненому. Осторожно отодвинула ткань изодранной куртки на груди, внимательно осмотрела раны.
Лицо Талли побелело, губы начали синеть. Кровь на коже частично высохла, из-за чего парень стал походить на мертвеца.
– Лютня… лютня… – еле слышно шептал он.
Айлин отодвинулась от умирающего и села на палубу. Внезапно на нее десятипудовым мешком обрушилась усталость. Слезы уже не текли, но лицо и волосы были мокрыми и липкими. А на руках застыли капли чужой крови.
Девочка подняла голову и только сейчас заметила, что бой с морскими гарпиями окончен. Матросы и дефены отбились от них. Отовсюду слышались стоны и ругань. На палубе валялись перья, обрывки одежды, стрелы и окровавленные мечи и топоры. Через фальшборт было перекинуто изувеченное тело матроса. У мачты лежало в луже крови еще одно. Коренастый моряк, прихрамывая на одну ногу, помогал другому, плечо и грудь которого выглядело немногим лучше, чем у Талли, подняться на ноги. Старик – тот самый Флэг, что некогда взял под опекунство лютниста, – барахтался на пузе в луже крови и кряхтел. Еще двое матросов тащили куда-то третьего – тело с безжизненно повисшими руками и ногами. Зигмунд Красноглазый, которому тоже изрядно досталось в бою – на лице кровавые подтеки, плащ изодран в клочья, – что-то громко говорил Булфадию, тот медленно кивал и задумчиво смотрел куда-то вдаль. Бен-Саллен довольно ухмылялся, тщательно вытирая меч о тряпку. Ибрагил и Морк куда-то пропали.
Зато на свет белый вылез Нондер. Некромант придирчиво осматривался, подбоченившись. В его зеленых глазах не было ни жалости, ни сопереживании, ни скорби. Только скучающий интерес. Он словно находился на распродаже ненужных вещей.
Талли закашлялся. Айлин обратила взор на парня и увидела, что валькирия водит посохом над грудью и животом лютниста, и раны того начинают медленно затягиваться. Синий камень исходил слабым голубоватым свечением. Благодатным и исцеляющим. Вывернутая наружу красная плоть, так похожая на изрубленные куски свиной туши, втягивалась внутрь. Кожа на лице стала понемногу румяниться. Зрелище ужасное, и в то же время радостное.
Девана тоже замерла над телом раненого. В глазах застыло изумление и затаившаяся в глубине боль.
Глаза парня приоткрылись, туманящая взор пелена растворилась. Он удивленно посмотрел на Немизию, попытался приподняться, но валькирия осторожно коснулась его плеча ладонью и покачала головой. Лютнист сопротивляться не стал. Он перевел озадаченный взгляд на девочку, потом на Девану и спросил:
– Что случилось?
Губы Айлин непроизвольно растянулись в улыбке, а в глазах снова закололо. Но слова не шли.
– Почему ты плачешь?
– Лежи спокойно и не разговаривай, – произнесла Валькирия. Посох она убрала, и камень в нем тут же перестал светиться. Немизия медленно провела ладонью над грудью и животом Талли, затем поднялась и сказала: – Раны затянулись, но со шрамами я ничего сделать не могу. Они останутся на всю жизнь. Но ведь это не страшно, правда? Вы, люди, даже считаете их украшением своего тела.
Лютнист скосил взгляд на грудь и скривился. Шрамы действительно остались и выглядели не лучшим образом. Зато парень избежал смерти.
– На нас напали… я вспомнил. Женщины-птицы. – В глазах Талли забрезжил испуг. Он снова приподнялся на локтях и стал вертеть головой: – О, боги! Мне все это не померещилось. На корабль и вправду напали.
– Это были морские гарпии. Они меньше сухопутных, но это не делает их менее опасными, – пояснила валькирия.
– Да, малец, – кивнула Девана, – и тебя только что вытащили из Низшего Мира.
Айлин вытерла слезы, шмыгнула носом и тихо произнесла:
– Я думала, ты умер. И так испугалась.
Талли задумчиво поглядел на девочку, нахмурил брови, будто сомневаясь в ее словах, потом перевел взгляд на Немизию.
– Почему я все помню очень смутно, как во сне?
– Так бывает после исцеления.
Парень снова опустил взгляд на шрамы, осторожно пощупал их.
– Приходи в себя, а мне нужно помочь остальным. – И валькирия ушла.
Девана помогла Талли встать. Как только музыкант поднялся на ноги, то снова вспомнил о своей лютне. Девочка отыскала ее и отдала молодому барду, и тот, бережно сжав музыкальный инструмент в руках, как нечто драгоценное, заковылял к нижней палубе.
Айлин долго смотрела ему вслед. Вроде бы все кончилось хорошо: Талли выжил. Но ей почему-то стало неимоверно грустно и снова захотелось плакать.
– Пойдем отсюда, милая, – позвала ее Лесная Фея, обняв за плечи. – Здесь нам больше делать нечего.
– Девять человек! Девять! Еще семеро ранено, и только одним богам известно, все ли доживут до вечера, – тряс руками Зигмунд перед лицом Булфадия.
Магистр морщился. Он понимал всю трагичность ситуации, но поделать ничего не мог. Однако на сердце противно скребли коши – он почему-то чувствовала за собой вину.
– Немизия уже двоих спасла. И продолжает исцелять раненых. Скоро они все оклемаются.
– Даже если эти семеро сегодня же вернутся к своим обязанностям, у меня все равно не хватает людей. Шторм забрал двоих, этот гребаный туман – еще девятерых. Почти половины команды нет, а до Околоса еще плыть и плыть.
– Я могу поговорить с пассажирами. Ибрагил раньше ходил на кораблях, да и Бен-Саллен не новичок в мореплавании. Думаю, они смогут помочь.
– Нет, этого недостаточно, – замотал головой капитан. – Нам придется дежурить в три смены. Да и ребята потребуют утроить жалование.
«Ах, вот в чем проблема! Ты переживаешь, что тебе достанется меньше денег», – пришло осознание к Булфадию.
Он выдержал небольшую паузу и произнес:
– По возвращении на Армир я доплачу.
Покрасневшее лицо Зигмунда сразу стало светлеть. Он нахмурился, будто ему неприятно было слышать подобное от старого приятеля, и более мягким голосом проговорил:
– Нет, Булфадий, тех денег, что ты мне заплатил, достаточно.
– Зигмунд, я все понимаю. Ты потерял людей, корабль поврежден. К тому же нет никаких гарантий, что все беды на этом закончились. Ты сам сказал, что до острова еще плыть и плыть. По пути может случиться всякое. Когда наша миссия будет завершена, ты получишь еще половину от того, что я уже заплатил.