Хроника лишних веков
Шрифт:
Я вышел из дворца очень сытый, чуть-чуть пьяный и - совершенно равнодушный. Никогда - ни до, ни после того дня - я не погружался в столь всеобъемлющую наплевательскую нирвану. Даже Нисе не обрадовался, а кто другой за все эти никчёмные тысячи лет хоть раз кинулся мне на шею и так сердечно пустил слезу. Я только спросил ее между прочим:
– Что скажет Демарат?
– О! Демарат тебя тоже очень любит!
– отпустив меня, взмахнула руками Ниса.
– Ты как он. Пойдем, у нас теперь очень просторно. Я приготовлю
– Сожалею, Ниса, - ответил я, ни о чем в ту минуту не сожалея.
– Отныне я - цепной пёс базилевса. Вернее, собачка на шелковой подушке.
Ниса отступила на полшага и побледнела:
– Раб?! Он раба из тебя сделал?!
Моя усмешка сразу успокоила ее - видимо, она хорошо знала, как усмехаются рабы.
– Кем он взял тебя?
– Верховным прорицателем.
– Жаль...
– протянула Ниса, но глядя уже уда-то в сторону.
И вдруг взмахнула руками и пронзительно крикнула.
Я оглянулся: какой-то коряжистый карлик, окутанный клочьями разноцветного меха, убегал, петляя меж кибиток.
– Стоит и таращится, - смеясь, сказала Ниса.
– Я пугнула: сожжем тебя, как крысу. Ты ведь можешь их всех сжечь?
– Могу... если получится, - уклончиво и постно соврал я.
– Всех-всех?
– Ниса обвела рукой весь притихший табор.
– Всех-всех...
– пообещал я.
...Первые "нет" и "да" верховный прорицатель проедал авансом целый год.
И весь год я благодарил судьбу, что Аттила не разменивает мои гимназические познания в Истории по мелочам. Он неспроста выдерживал "посланника богов".
Наконец, пятнадцать веков назад, весной четыреста пятидесятого года от Рождества Христова, владыка гуннов ввёл меня в свои сокровенные покоим, где дюжина светильников почти с электрической яркостью освещала три кубка. Три кубка - золотой, серебряный и бронзовый - сверкали, до краёв наполненные кроваво-алым вином.
– Разумей!
– повелел Аттила, прищурившись по-сфинкски.
"Ты все пела, это - дело..." - подумал я, проведя год в необременительной компании Демарата.
– Я могу предположить, базилевс. Здесь три империи.
– Твое слово, - с угрожающим спокойствием проговорил Аттила.
– Не ошибись. Не прогневай своих богов.
Он положил указательный палец на край золотого кубка и как бы невзначай коснулся жидкости. Я видел: алая жидкость содрогнулась. Одна трусливая жилка дрогнула в моей утробе... слишком настырно я доказывал себе, что перестал страшиться смерти... вновь порочный круг гордыни...
– Нет, - невольно потянул я время... и неспроста.
Перст Аттилы поднялся и лег на серебряный кубок.
– Нет, - осмелел я.
Перст владыки оставил серебро и лёг на бронзу.
– Не торопись, - тихо-тихо повелел Аттила.
Тут я совсем обнаглел:
– Если бы кость кидал я, то и в третий раз сказал бы "нет".
– Ведь ты послан ко мне, - участливо напомнил Аттила, ему не нужен был прорицатель, обнаглевший от страха.
– Ты должен знать, что будет.
– В этом кубке, хоть он и дешевле остальных, крови не меньше, чем в первых двух, - осторожно уклонился я в существо, а не в даты.
– Даже больше, - сверкнул одним оком Аттила, а другое его око было глубоко и темно... где-то уже видел я эту тьму...
– Больше. Но и в этом кубке мое вино, во всех трёх - будет моим, и - в этом. Но в этом больше. Раз так, должен сказать ты!
"Изменить Истории?" - потерялся я.
– Ты должен сказать, - велел Аттила.
– Ты всего лишь посланник, гонец того, что уже случилось.
Передо мной был царь гуннов или маг, или сам князь мира сего, знающий, откуда и зачем я украден... Но чего я испугался в то мгновение? Какой новой бездны?
– Ведь ты всего лишь посланник, верно?
– Аттила добавил в свою реплику каплю сомнения... и этим-то поймал меня!
– Да!
– подтвердил я и содрогнулся: вот он и поймал!
– Да!
– в голос возвестил Аттила, вырос на голову, засветился весь электрически и поднял бронзовый кубок со стола.
– Да! Сошлось! Ты - хороший прорицатель. Здесь - Тулуза!
Я опешил.
– Пью Тулузу!
– возгласил Аттила.
– Верховный прорицатель, в награду за опасный труд - насладись Римом.
– Римом?
– сплоховал я, но вне воли и всякого разумения протянул руку, будто за рукав потащил ее кто-то незримый, к кубку из серебра.
– Стоишь на талант дороже своей цены, - изрёк похвалу Аттила.
– Очень догадлив.
Изящный, как цветок лилии, сгусток тяготения - вот чем оказался этот кубок. Одной рукой я мог только повалить его, двумя - оторвать от стола. Аттила держал Тулузское королевство готов на отлёте, невесомо, как бокал с шампанским.
– Я тоже опасаюсь, что кровь римских легионов куда тяжелее...
– усмехнулся Аттила, видя мои мучения.
– Пей. Ты обязан разделить со мной эту войну.
Легче было поклониться кубку, чем поднять ее к губам.
Вино, душистое, душное и чуть жгучее, протрезвило меня. Поплыл туман в глазах, и я прозрел весь медиумический трюк Аттилы. В тумане, увлекаемый тяжестью кубка вниз, как я сделался умён!
Властителю варваров нужен был настоящий ответ - прорицание без воли прорицателя... Что же сделал я? Вошел - увидел три кубка, отставленные друг от друга на равные расстояния - и сразу догадался по-своему. Три царства: золотое - первый Рим, серебряное - второй Рим, сиречь Константинополь, бронзовое - варварская Гунния. Я невольно понадеялся... на скромность царя Гуннии, хотя золота в ней было уже не меньше, чем в обоих Риммах, вместе взятых.