Хроника парохода «Гюго»
Шрифт:
Аля рассмеялась:
— Строг наш Огородов!
А электрик сказал свое — и в сторону. Нечего, дескать, мне на мостике торчать, да еще разговаривать. И тут до него слова долетели. Кто сказал, Огородов не смог разобрать — может, он, может, она, а может, и вместе что произнесли. Только смех четко послышался, ясный, тихий такой, как бывает, когда те, что смеются, хорошо друг друга понимают.
Огородов не утерпел, оглянулся. Глаза у него к тому времени привыкли к темноте, так что ошибки никак не могло получиться, в точности увидел: Реут взялся за воротник Алиной куртки, запахнул поплотнее. И сказал: «Простудитесь». А сам руки не опустил.
Электрик
Часть II
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Если посмотреть на карту Тихого океана, то его, пожалуй, не найдешь, остров Акутан, — маленький очень. Но зато легко можно различить узкую косу, которая, изгибаясь, отходит от Аляски и тянется на юго-запад, — Алеутские острова. Акутан — один из них.
Увиденный с самолета, он напомнит, вероятно, шляпу, чуть примятую с одного бока, — оттого что посередине острова торчит невысокая гора и вокруг нее тянется крохотный пляжик. Только в одном месте в берег подковой вдается бухта. Ее когда-то облюбовали китобои, буксировали сюда туши забитых китов и на суше вели их разделку. С тех времен на пляжике стояли склады, бараки, салотопка. А когда началась война, китобоев сменили «нейви», американские военные моряки. Выкрасили старые постройки в строгий зеленый цвет, соорудили новый причал, вернее, добавочную сушу на сваях, потому что мало ровного места на острове, и получилось сносно: на деревянном причале даже баскетбольные корзины развесили.
Впрочем, военной силы на Акутане стояло немного. Если что, в дело вступал находящийся неподалеку, милях в ста, Датч-Харбор, настоящая военно-морская база, а здесь гарнизон держали на всякий случай да еще потому, что сюда, в тихую бухту, заходили советские пароходы — ненадолго, только получить запечатанный конверт, в котором находилась бумага с указанием, в какой порт Соединенных Штатов или Канады надлежало следовать.
По той же надобности тут оказался и «Гюго». И на сей раз, однако, задержался: для мелкой починки в машине потребовался сварочный аппарат, и второй механик ездил на берег, в мастерские, за баллонами и горелкой.
Было холодно, пасмурно, мелкий снежок застилал временами окрестность, так что темно-синие американские корветы на рейде исчезали с глаз и вновь появлялись, будто бы не стояли на месте, а уходили из бухты и снова возвращались.
Кроме механика, другим рейсом съезжали на берег Полетаев, доктор и предсудкома Измайлов. Зачем они отправились и какие обстоятельства заставили их побывать в одном из зеленых бараков на берегу, никто не знал, но когда катер подошел к борту, когда капитан и другие вернулись, весть, принесенная ими, мигом обежала палубу и каюты, и все начали говорить тише, хмурить лбы и качать головами.
А было так. Где-то милях в пятидесяти от острова вела боевой поиск японская подводная лодка, и в перископе ее показался американский транспорт, шедший в Датч-Харбор без охранения. Командир японской лодки точно нанес удар: транспорт и сигнала, что атакован, толком в эфир послать не успел, и не спасся с него никто. А лодка осталась на том же месте. И снова показался американский транспорт. Опять торпеда с лодки. Но этот медленно тонул, истошно призывая на помощь патрульные эсминцы и корветы. И они ринулись к нему, прикидывая, куда могла отойти субмарина, где ее следует искать. По логике, она должна была отойти: нелепо убийце оставаться рядом со своей жертвой. Но не отошла, осталась там же, и, пока ее искали севернее и южнее района, где отправились на дно два транспорта, в крест японского перископа попала еще одна цель — тоже сухогрузное судно и тоже шедшее без охранения. Правда, это был не противник японцев. Не звездно-полосатый флаг бился на ветру под гафелем, а красный, с серпом и молотом, и еще один огромный флаг был нарисован на борту судна, и под ним буквы, как положено, — «USSR». Но в третий раз выскочила из аппарата торпеда, теперь уже по-пиратски, потому что Япония не находилась в состоянии войны с Советским Союзом, и «Ладога», пароход водоизмещением в пять тысяч тонн, пришедший в начале войны из Архангельска через Панамский канал во Владивосток и теперь по причине крайней ветхости машины отправившийся на ремонт в Америку, вздрогнул от страшного удара, оделся густым дымом и дал резкий крен на правый борт.
Были ли видны в перископ люди, метавшиеся по надстройке, по палубе? Они любили свой старенький пароход и принялись его спасать. Им казалось, дым развеется и что-то еще можно будет наладить; они разматывали шланги, сдирали с трюмов брезенты, чтобы соорудить пластырь на пробоину. И только когда снизу, из машины, обваривая насмерть, хлынул пар, а шлюпки левого борта, задравшегося к снежному серому небу, стало уже невозможно спустить на воду, они поняли, что это все, конец. Кое-как успели плюхнуть на воду один вельбот и лихорадочно отводили его в сторону, потому что знали, как опасна воронка, которая вот-вот должна была возникнуть на том месте, где торчали еще над водой ходовая рубка и старинная высокая труба «Ладоги».
Сумерки быстро густели, и вельбот долго ходил среди обломков, выискивал тех, кто не пошел ко дну вместе с судном. Пересчитали живых: одиннадцать. Осмотрелись: почти вся кочегарная вахта налицо — те, кто из машины по вентиляторам кинулся, когда из бункера к котлам подалась вода, да еще три матроса, старший механик и старший помощник капитана. И ни у кого теплой одежды. А кочегары, как водится на вахте, еще и по пояс голые. К счастью, в шлюпке оказался брезент, вот и лежали под ним, дрожа и коченея.
Через осевшие борта вельбота заливалась вода, в лица ударяла мокрая метель. Гребли, пока имелись силы, потом сложили весла. Жались друг к другу, стараясь согреться, но похолодел навсегда один, за ним другой, третий; все меньше тепла оставалось в людях.
Когда на шестой день американский корвет подошел к вельботу, в живых было только двое — старший механик и старший помощник. Два старших, так уж распорядилась судьба. Их, обмороженных, еле живых, и навестила в Акутане делегация с капитаном Полетаевым во главе. Выйдя из госпиталя, поднялись по склону и постояли возле свеженасыпанных холмиков с табличками — русские фамилии по-английски...
Так что было, было отчего людям на «Гюго» говорить потише, морщить лоб, размышлять, что ты сделал в жизни, что хотел еще сделать и успеешь ли.
А в путь все же пора отправляться. Получили от американцев пакет с назначением и пошли к выходу из бухты. Флаг приспустили по морскому обычаю, когда поравнялись со склоном, где слабо виднелись могильные холмики, и Клинцов, стоявший первым из помощников ходовую вахту, дал протяжный, печальный гудок.
На мостике усилили наблюдение. Радистам было приказано держаться начеку, и старпом Реут, сопровождаемый боцманом, лично проверил шлюпочное имущество.