Хроника расстрелянных островов
Шрифт:
Старшина 2-й статьи Плечев стрелял из винтовки хладнокровно, старательно прицеливаясь, и почти всегда его пуля клала на землю фашистского солдата.
Несколько раз вражеские автоматчики поднимались на ноги и устремлялись на окопы ленинградцев, но свинцовый ливень бросал их обратно на землю. Гитлеровцы вынуждены были отступить. Они скрылись в камышах.
— По-ленинградски дрались! — похвалил Копнов.
— Такой атакой они нас в жизни не возьмут, — сказал Плечев. — А вот авиация… Ведь гоняются самолеты за каждым нашим бойцом! Не будь у них такой авиации — ни на один остров не ступила бы фашистская нога.
— А
— Есть авиация, — спокойно ответил Копнов. — Но сейчас она действует там, где решается судьба страны: под нашим Ленинградом, под Москвой, под Ростовом…
— Воздух! — раздался в соседнем окопе чей-то отчаянный крик. Плечев увидел над проливом шестерку «юнкерсов». Самолеты летели на небольшой высоте прямо на позиции батальона.
— Легки на помине, — произнес веснушчатый моряк и поправил каску. — Сейчас начнется карусель…
— Идите в дзот, товарищ полковой комиссар, — предложил Плечев, опускаясь на дно окопа. Копнов присел с ним рядом.
— Земляков я видел сегодня в бою. Хочу поглядеть на них и при бомбежке, — с задором ответил он.
Моряки были удивлены, что начальник политотдела БОБРа остался вместе с ними. Даже командир взвода при налете немецких бомбардировщиков уходил в дзот, не говоря уже о командире роты.
Минут сорок «юнкерсы» кружили над окопами ленинградского батальона, сбрасывая бомбы. В ушах стоял беспрестанный грохот взрывов и рев моторов. Черные тени бомбардировщиков с воем проносились над полузаваленными окопами, обстреливая ленинградцев из автоматических пушек и крупнокалиберных пулеметов. Осколком снаряда задело веснушчатого моряка. Плечев перевязал ему рану.
— На кой черт мы сидим на этом проклятом острове! — выругался моряк. — Кому нужны эти паршивые болота, камни, камыши! Ленинград надо защищать! Там наше место, а не здесь, у черта на куличках…
— Не будь истеричной бабой, возьми себя в руки, — строго поглядел Копнов в воспаленные глаза моряка. — Сейчас передовой рубеж обороны Ленинграда находится здесь, на Моонзунде. Пятьдесят тысяч солдат прикованы к этим камням, камышам и болотам. А ведь они Гитлером предназначались для захвата нашего города! Поэтому, чем дольше мы будем удерживать фашистские войска на островах, тем большую помощь окажем родному Ленинграду…
Немецкие бомбардировщики, сбросив бомбы и расстреляв весь боекомплект, улетели в сторону Муху. Тут же на поляну из камыша вышла первая цепь вражеских автоматчиков. К Копнову подошел командир роты.
— Рота потеряла от налета четвертую часть личного состава, — доложил он. — Соседи слева отходят с позиций в район Кейгусте.
— А мы останемся здесь, — твердо сказал Копнов и обратился к морякам: — Товарищи ленинградцы! Дорогие земляки! Отступать нам некуда. Считайте, что за вашими спинами стоит наш любимый Ленинград!..
Полковник Ключников принимал все меры к тому, чтобы остановить наступление вражеских войск на левом фланге ориссарских позиций. Его запыленная машина помчалась на север, к пристани Талику. Он знал, что там стояла 100-миллиметровая береговая батарея. С ее помощью можно будет создать сильный опорный пункт и не пустить фашистов к бухте Трииги. За центр он беспокоился меньше: там насмерть стояли испытанные в боях
В Талику Ключников встретил начальника артиллерии БОБРа. Харламов не видел полковника с самого начала войны и был рад этой встрече, хотя вид Ключникова испугал его. Правда, и раньше Ключников не отличался полнотой, а сейчас был просто страшен: глаза провалились и лихорадочно блестели, бледно-желтая кожа туго стянула продолговатое лицо, обнажая скулы.
— Не чувствую вашей поддержки, начальник артиллерии, — здороваясь, проговорил Ключников. — Где она, былая слава моряков?!
— Снаряды кончились, — оправдывался Харламов. — Пришлось взорвать батарею. А ведь только построили…
— Не рассчитывал я на это, — задумался Ключников.
— Из краснофлотцев батареи я сформировал роту. Послал к вам, — желая успокоить полковника, сказал Харламов, хотя сам отлично понимал, что батарею никем не заменить.
— Плохо дело, плохо…
Харламов не понял, к чему это относится: то ли к тому, что снарядов нет и батарея взорвана, то ли к тому, что немцы рвутся на север Саремы.
Южнее Талику против наступавших на север немецких войск Ключников бросил все имевшиеся в его распоряжении резервы. Красноармейцы и краснофлотцы занимали оборону в одних окопах. Мелкие подразделения подчинялись более крупным, но задача перед всеми стояла одна — приостановить наступление противника хотя бы на день-два. Полковник увидел обтянутую тентом грузовую автомашину бригады художественной самодеятельности 46-го стрелкового полка. К нему подошел руководитель бригады политрук Василевский.
— Может быть, концерт художественной самодеятельности сейчас дать для бойцов, товарищ полковник? — спросил он.
— Обязательно дать. Только в окопах. С винтовкой в руках, — ответил Ключников.
— Дадим, товарищ полковник, — понял Василевский.
В полном составе прибыл на позицию штаб ОВРа. Ключников увидел среди моряков даже двух девушек. Он узнал главного лоцмана Моонзунда лейтенанта Кудинова, с которым познакомился при высадке батальона Абдулхакова с Куйвасту на Виртсу.
Собранный Ключниковым сводный отряд отбивал атаки немецких десантников одну за другой. Противник то и дело посылал на моонзундцев свои бомбардировщики для обработки полосы обороны, и потом снова автоматчики шли на приступ. Кудинов, находясь в полуразваленном окопчике, стрелял из винтовки по наступавшим фашистам. Рядом с ним метал гранаты краснофлотец с катера. В окопах все больше и больше появлялось раненых. Их едва успевала перевязывать метеоролог штаба ОВРа Лена Захарова. Ей помогала девушка-эстонка, буфетчица с транспорта «Хелга», который Кудинов последним из судов проводил по начиненному минами Кассарскому плесу из Рохукюла в бухту Трииги.
Возле окопа шлепнулась мина и засыпала землей санитарок. Кудинов помог им подняться.
— Давайте-ка в тыл, девчата. Тут и убить могут…
— А раненых кто перевязывать будет?! — ответила Лена и поползла к краснофлотцу, бросавшему гранаты. Из горла моряка текла кровь, пуля прошла навылет.
— Помогай, Айна! — позвала Лена девушку-эстонку.
Вдвоем они с трудом посадили краснофлотца на землю.
— В тыл его, в госпиталь, — сказала Лена и потащила моряка за собой из окопа.