ХРОНИКА РУССКОГО
Шрифт:
Вот что говорит один журналист о поэме Непомуцена Лемерсье: "Может быть, еще помнит кто-нибудь, что знаменитый певец Pinto et Fredegonde сочинил свою мифологию и что, олицетворяя отвлеченные истины, открытые Ньютоном, он, простой смертный, новыми богами населил новый Олимп. Г. Лемерсье, к сожалению, явился немножко поздно для подобного дела, и совсем уже не время вызывать к бытию неизвестные божества, когда и греческие боги, которых чтили столько веков, не видят фимиаму на своих жертвенниках. Когда одни боги покидают землю, зачем создавать других? И в Атлантиде бессмертные не прожили более человеческого века. Нельзя не пожалеть, что поэт вздумал изобрести своих богов, когда решился воспеть чудесное изобретение Дагерра. Г. Лемерсье воображает, что художник, влюбленный в одну из дочерей солнца, Лампелию, пользуясь счастливою взаимностию чувств, похищает все тайны Гелиоса, божества света. Порифиза, сестра Лампелии, пришедши в негодование от слабости сестры своей и от дерзости смертного, который узнал то, что оставалось сокровенным от глаз смертных, восклицает: "C'est un vol au soleil, c'est trahir nos mysteres!". Гнев Порифизы не ограничивается тщетными укоризнами: чтобы отмстить художнику за его святотатство, она объемлет пламенем его диораму". Я согласен с журналистом: "что нам до этих созданий воображения, которых мы ни представить, ни понять не можем; у которых не только что нет земной жизни, сообщаемой поэтами существам, однородным с нами, но даже нет и жизни небесной, этого бытия, созидаемого воображением и только веками утверждаемого?".
За поэзией следовала историческая проза философа шотландской школы Жуфруа "Fragmens d'une histoire de la revolution Grecque". Он
Кто это, разряженный и унизанный крестами академик в шитых белых панталонах? "Это Сантини, возвратившийся из Италии", - отвечали мне. На академический праздник явился и женевский ботаник Декандоль, великий номенклатор и регистратор прозябаемого царства, воспетый в юности своей Делилем, певцом садов и природы, за какое-то важное открытие в физиологии растений. Он, с помощию сына, продолжает заниматься внесением в свой ботанический каталог всех и повсюду открываемых растений и очень доволен корреспондентом своим на Кавказе. Сын его едет скоро в Англию, чтобы оттуда снова обогатить отцовский травник новыми растениями из-за океана. Я когда-то заметил уже, что для составления системы природы Линнею достаточно было около семи тысяч растений, тогда известных. Теперь женевский ботанический кабинет Декандоля и каталог его вмещают уже до семидесяти тысяч описанных им растений!.. Эти цифры красноречивы. Декандоль напоминает Кювье любезностию в обществе и всеобъемлющею своею ученостию. Но недавно, разговаривая со мной о своем друге и сотруднике в изучении и описании природы, он признался, что с глазу на глаз Кювье приводил его всегда в некоторое замешательство и что, встречаясь с ним весьма часто и несмотря на дружеские с ним сношения, наедине, в кабинете великого испытателя природы и восстановителя допотопных созданий, он приходил в какую-то неодолимую робость. Может быть, велеречие одного многоглаголивого Гумбольдта не подвержено было сему влиянию.
Простите. В Тюльерийском саду кипят толпы народа под вешним солнцем, которое стоит нашего летнего.
Заметьте, что вчера, под тюльерийским балконом, с которого король кланялся народу, опять гремела музыка "Марсельский гимн" и песня "Парижанка" (la Parisienne).
2
10 мая/28 апреля 1839. St. Beuve уехал в Неаполь к весне в гости, У Рекамье нового чтения не было; но о тебе справлялись. В камере суматоха по-прежнему. В книжных лавках кое-что новое, например брошюра Ламене; {9} сатира m. Barthelemy "Sur la coalition". Это не Мери и Бартелеми, {10} а только их соименник. Поэт-хлебник Ребуль издает здесь "Le dernier jour", но сам в Ниме, где он как лилия
В пустыне расцветает,
И в хлебне закисает!
11 мая/29 апреля. Вчера спросила меня Рекамье: "Видели ли вы мой новый кабинет?" - и повела меня в ту комнату, где была некогда ее спальня и ее приемная и где в первый раз я видел ее. Так как доктора запретили ей жить в малой комнатке, то она перешла в те покои, где ты бывал у нее, а из прежнего кабинета-спальни сделала библиотеку и музей дружбы и лучших воспоминаний жизни своей. В одной стене сделан шкаф, уставленный книгами; стена, которую занимала картина Жерара (Коринна), заставлена мебелями, и на ней портреты: Шатобриана, добродетельного Комис-Жордана, герцога Матвея Монморанси; на простенке близ камина портрет m-me Stahl вместе с портретом герцогини Броглио в детском возрасте (и гения, и ангела не стало!). Другой силуэт матери лежал на столе: m-me Stahl, но еще в пудре. Этот портрет подарен Рекамье герцогом Матвеем Монморанси. Тут же вид дачи, принадлежавшей Шатобриану, близ Sceaux; вид древнего исторического замка Chaumont, где m-me Stahl провела часть своего изгнания из Парижа во время грозного и для нее Наполеона, с избранными друзьями и с m-me Recamier; вид замка Coppet на Женевском озере. Хозяйка рассказывала мне жизнь свою и подвела к столику, на коем лежала рукопись в несшитых листах… Как прекрасно устроила она вечер жизни своей! Все ее житейское искусство - в душе ее, в любви к изящному, которую она умела уберечь во всех искушениях жизни - c'est le soir d'un beau jour! Эта жизнь прошла и проходит не в одних наслаждениях ума, но и сердца - в благодеяниях. И вчера хлопотала она о бедных затворниках _братства молчания_, у коих отнимают собственность - весь приют их. Давно я не был так растроган, как в эти незабвенные минуты: мне хотелось удержать в памяти эту милую улыбку, с которой она подавала мне руку свою, "cesourire serieux d'amour et de grace, qui exprime a la fois la confiance et la pitie pour les peines de lepreuve, pour les ennuis d'un exil qui doit finir; presage doux et serein, ou se lit, des a present, la ceititude de nos esperances infinies, la grandeur de nos destinees definitives" (Баланш о ней). И вот еще несколько строк Баланша о ней же: "Cette femme, dont je veux taire ici le nom, que je veux laisser voilee comme fit le Dante, est douee de toutes les sympathies. genereuses de ce tems. Elle a visite, avec le petit nombre, le lieu qu'habitent les intelligences: c'est dans ces lieux de paix immuable, d'inalterable securite, qu'elle a contracte de nobles amities, ces amities qui ont rempli la vie, qui, nees sous d'immortels auspices, sont egalement a l'abri du tems et de la mort, comme de toutes les vicissitudes humaines". Я бы желал, чтобы Ste Beuve написал Рекамье биографию. Кстати о нем. Я купил сегодня IV и V часть его "Critiques et portraits"; первые три давно уже в Симбирске. В них собраны все его статьи биографические и литературные, в разных Revues напечатанные, за исключением двух последних - "Sur les recueillemens poetiques" Ламартина и о нашем графе (Хаvier) Мейстере, коего Ste Beuve узнал здесь лично.
Я кончил день вечеринкой (едва ли не последней?) у английского посла. Посетителей было более обыкновенного, ибо полагают, что Гранвиль, с переменою английского министерства, должен будет удалиться от дел. Тут был и богатырь коалиции, крошка Тьер. Меня уверяли, что Моле и Тьер более получаса друг с другом беседовали в этот вечер. Я нашел здесь и знаменитого Бовринга, некогда сближавшего народы литературою, теперь сближающего их либеральной системой торговли.
Я был в академии и не зевал! Я не помню, чтобы с тех пор, как принимали в академию Ройе-Колара, ротонда института когда-либо была так наполнена, как сегодня: в центре и в боковых ложах не оставалось ни одного праздного места, даже и на bancs reserves, кои сберегаются обыкновенно для семейств членов института или для министров. Когда все места на скамьях были заняты, принуждены были прибегнуть к стульям и к табуретам, коими заставили все промежутки, оставляемые обыкновенно для спасающихся заблаговременно от академической скуки. Я пришел с моим товарищем, без билета, полагая, что собрание отделения нравственных и политических наук будет в обыкновенной зале института. К счастию, привратник почтил во мне усердие, с коим я посещаю академические собрания, и впустил нас. Приятели и приятельницы оратора, сослуживцы его по министерству иностранных дел, депутаты, канцлер Пакье, юные отрасли фамилии
Ровно в два часа председатель Дюпень открыл заседание обнародованием наград, назначаемых по программам, предложенным академиею. Но так как по двум главным задачам, кои были предложены в конкурсе к 1839 году, из шести диссертаций ни одной не присуждено предположенной награды, то академия снова предлагает их к разрешению. Первую из сих задач "Examen critique de la philosophic allemande" трудно решить ученым Франции, ибо предмет оной не обратил еще достаточно их внимание - и кто из них углублялся в системы германской философии? Едва две или три книги зарейнских мыслителей переведены на французский: Кант невполне, Танеман, недавно Штраус - и сии переводы не выдержат строгой критики по своей неточности, особенно в философической терминологии. Прежде Дежерандо и Виллярс несколько познакомили соотечественников с немецкою философиею; Порталис, министр духовных дел Наполеона и отец нынешнего экс-министра и пера Франции, воспользовался удалением своим из революционной тогда Франции и написал несколько страниц о немецкой литературе тогда, когда философия занимала в ней первое место; и потом Кузень, по внушению коего академия, вероятно, задала сии вопросы, справляется иногда об успехах немецкой философии, заглядывает на досуге от камерных прений и от жарких состязаний университетского совета в Брукера и Канта и пишет предисловия для чужих переводов с немецкого. Но я забыл упомянуть о лучшем знатоке немецкой философической литературы во Франции - о Штапфере из Швейцарии. Он здесь укоренился. Его биографические статьи о Лейбнице, о Канте и о других дают лучшее понятие о сих корифеях германской мыслящей деятельности, нежели все краткие очерки различных систем в книге Танемана и даже в путевых записках Кузеня о беседах его с гейдельбергскими и берлинскими мудрецами (см. "Revue Franchise" прошедшего года). Вот подробное означение программы: "Examen critique de la philosophic allemande. Faire connaitre par des analyses etendues les principaux systemes qui ont paru en Allemagne, depuis Kant inclusivement jusqu'a nos jours (безделица!). S'attacher surtout au systeme de Kant qui est le principe de tous les autres. Apprecier la philosophic allemande; discuter les principes sur lesquels elle repose, les methodes qu'elle emploie, les resultats auxquels elle est parvenue. Rechercher la part d'erreurs et la part de verites qui s'y rencontrent, et ce qui, en derniere analyse, peut legitimement subsister, sous une forme ou sous une autre, du mouvement philosophique de l'Allemagne moderne". Я вижу в сей задаче, особливо в последней половине оной, всего Кузеня, робко теряющегося в генерализациях, в неопределительных выражениях неясной мысли, в смутной, эклектической голове его образовавшейся, для которой немецкая философия более, нежели когда-либо, "темна вода во облацех". Упомянув уже особенно о Канте, вопрос обращается снова к общей оценке немецкой философии, и к началам, на коих она основана, и к методам, ею употребляемым, и проч. Но у каждого оригинального философа своя метода, хотя и не всегда свои начала. Кант и Якоби, Фихте и Шеллинг имеют каждый свою методу, хотя все они входят в исторический и логический состав немецкой философии. В заключение вопрос становится еще затруднительнее своею неопределительностию и, должно сказать, смелостию требования. "Rechercher la part d'erreurs et la part de verites qui sy rencontrent" и проч. Но немецкая, или, если хотите, истинная, философия объемлет весь мир, духовный и вещественный, во взаимном отношении человека к тому и другому: психология, от земли возносящая человека к небу, и философия природы, рассматривающая природу в коренных началах ее, коими связует она человека с природой, чтобы снова первого сблизить с первоначальным его источником, возвратить его к океану жизни:
Al mar…
Dove dei lunghi errori
Spera di reposa…
Сии две главные части или отрасли общей философии (не национальной, т. е. не германской, не французской, не шотландской) имели каждая свою методу; каждая из них в своих подразделениях, как например в философии права и проч., имела свои результаты, обогатившие область ума и ведения; каждая следовала особым, частным законам развития умственной деятельности - и какой Бэкон или Аристотель новейших времен определит и взвесит сущность того, что останется, уцелеет из умственной лаборатории всей Германии, в самую деятельную эпоху мыслящих сил ее ("Се qui pourra, en derniere analyse, legitimement subsister du mouvement philosophique de l'Allemagne moderne")? Лучшее, существеннейшее приобретение от сего движения умов, от сих напряжений души и сердца, от сих духовных возношений к источнику жизни и света - лучшее благо заключается в самой сей умственной, душевной и духовной деятельности.
Другой вопрос, заданный академиею по завещанию епископа Грегуара (Gregoire), был следующий: "Les nations avancent beaucoup plus en lumieres, en connaissances qu'en morale pratique: rechercher les causes et les remedes de cette inegalite dans leurs progres". Вот задача для истинной, прагматической истории человечества; вопрос, достойный занимать Гердеров и Кантов, Гегелей и Шеллингов. В точности самого факта сомневаться, по несчастию, невозможно. Науки уже в самой древности имели своих Аристотелей, но нравственная философия Аристотеля несла печать и пятно века. После средних веков просиял свет наук; успехи умственного просвещения определили также нравственное возрождение народов. Мы имели уже Бэконов и Декартов, Лейбницев и Филанжиери, но ни общественные установления, ни нравственность частной жизни не отвечали той степени, которой достиг гений науки во всех отраслях европейского просвещения. Давно ли начали помышлять об улучшении тюрем, об уничтожении лотерей, домов разврата, публичных игр и проч.? Здравые теории давно были угаданы гением, но давно ли начали приводить их в действо? Две диссертации были одобрены и заслужили награду по равной части. Одна из них написана дамой Bayle-Mouillard. Она доказывает, что человек совершенствуется скорее и вернее, безошибочнее в порядке идей (idees), нежели в порядке нравственных чувств (sentimens), законы, по коим действует ум в области наук, открываются легче, нежели законы, коими совершенствуется нравственность, общественная и частная. Для уравнения успехов в ходе наук и нравственности г-жа Bayle-Mouillard предлагает три средства: "Le sentiment religieux qu'il faut developper par une education morale et non pas seulement par Г instruction; 1 education des femmes, qui, en developpant leur intelligence, les rend propres a concourir a l'oeuvre de la civilisation, enfin elle demande que le grand principe du respect de la vie humaine cesse de n'avoir que des applications imparfaites". Состязатель сей дамы в разрешении вопроса, m-r Rapet полагает также в воспитании, и особенно в нравственном улучшении низших классов, главное средство уравнения успехов ума с успехами нравственного просвещения.
Дюпень, желая, чтобы отчет его не имел всей сухости программы (la secheresse du programme), обратил особенное внимание на вопросы, на которые получила академия наиболее диссертаций.
После Дюпеня сошел на кафедру Mignet, бессменный секретарь академии нравственных и политических наук, директор архива иностранных дел, друг Тьера и вместе с ним некогда последователь политических доктрин Манюэля, изгнанного из камеры депутатов во время ресторации, {Ресторация - реставрация.
– Ред.} историк французской революции и войны за испанское наследство, обрабатывающий свое сочинение по оригинальным актам дипломатического архива: он пишет теперь историю реформации, для коей собирает материалы из архивов, не исключая и Ватиканского, еще более, нежели из библиотек; жаль, что язык Лютера и Меланхтона "_не додан ему_".