Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...
Шрифт:
– Ни за кого. Впрочем, будь ситуация иной, я бы сказал, что Кири.
– Почему?
– Меч. Такой мог бы принадлежать одному из Великих мечников. Но именно такого я не помню, хотя и не учил никогда. Мог ошибаться.
Баки кивнул. Ситуация осложнялась, но допросить Гаару именно сейчас будет слишком сложно и травматично.
Подождать. Отдохнуть. Понять, что делать дальше.
А уж потом – Гаара.
День нападения на Коноху растянулся для Хинаты на недели. На месяц. Следующие же несколько суток слились калейдоскопом лиц, вопросов, голосов,
Допрашивали всех. Кто что видел, кто что знал. О шиноби Песка – ни слуху, ни духу, но их вроде не преследовали; но кто бы стал сообщать важные сведения слабому генину? Тсукикайбо был спрятан как можно дальше, ведь оружие приметное, в больницу к Юмии – если та ещё там была – Хината ходить не решалась, и вновь чувствовала себя беспомощной боязливой пташкой, боясь за Гаару и Шукаку, оказавшихся в опасности от жителей её родной деревни, и за Шио с Сейрам, которые просто испарились. Умом Хьюга понимала, что обе залегли на дно, сердце же билось вечерами часто и болело за всех пятерых.
Что-то говорил храбро вырвавшийся в схватку Киба-кун – Хината вспоминала тёмный и надломившийся взгляд такой сильной Сейрам.
Шино-кун рассказывал о странных слухах про заявившегося мечника Тумана – Хьюга с затаённым теперь восторгом думала о собственных крыльях и с болью и виной видела перед глазами кровь на бледно-серой коже Юмии.
Куренай-сенсей, не пострадавшая нигде, учила своих подопечных, объясняя политическую ситуацию вокруг Конохагакуре – тихая и с виду внимательно слушающая ученица мыслями искала Гаару, веря, что он жив, но не зная о его будущем.
Словно налаживалось всё в селении Листа, вдохнула деревня воздух без пепла и металла, не считая развеявшейся в воздухе серой пыли потерь, но бегая по мелким поручениям, которых свалилось на здоровых генинов уйма, Хината оглядывалась в сторону скалы Каге: где-то там, под землёй, в плетение лабиринта коридоров, находились темницы с пленными – Шукаку сдался добровольно, когда при множестве свидетелей передал её верному Ко и наказал стеречь лучше собственных глаз.
Шио тоже могла там быть, но не видели её в боях против Ото – не было за неё голоса.
Помог бы полёт – Хьюга не сомневалась. Но все на ногах, везде глаза и уши, в клане следят вдвойне пристальней, а в небе – сгущались тучи через день; грозовой сезон, длящийся от недели или больше, наступал на Коноху. Почему-то Хинате казалось, что не будь она одна, то решилась бы с радостным волнением лететь в грозовую тучу: испытать себя водой и громом, испытать крылья ветром…
Но не сейчас.
Сбегающее время сбилось с ритма вновь. Оно почти остановилось.
С пленными обращались без жестокости: постели сухие, камеры не затхлые, кормили регулярно. Шиноби Суны – кроме тех, кто успел раскусить капсулы с ядом – угрюмо глядели на Ибики и его подопечных, но не сопротивлялись
Морино сверял данные. Опытный, он каждого спрашивал по-разному. Солгать ему можно было, но вот составить общую лживую картину почти невозможно. Но все важные шишки ушли, а Митараши добавила новых сведений.
– Здесь и не бывало Казекаге. Мой сенсей, – презрительно и больно, но тихо; Анко неосознанно трогала шею в два раза чаще обычного, выдавая себя, – обвёл вокруг пальца всех нас. И сбежал, как всегда.
– Ещё ничего неизвестно, – спокойно и по уставу отозвался Ибики. Митараши он вполовину игнорировал. Эти сведения ни ему, ни Анко знать не положено.
Пленные послушные: работа шла споро, слишком ровно и немного скучно. С другой стороны, в переговорах они, несомненно, будут дополнительным аргументом.
– Да чего уж там, – женщина махнула рукой и пригубила саке. Выпивкой она даже готова была делиться, но Морино отказался. Анко он по старой полудружбе позволял творить, что ей вздумается, но будь ему чуть менее всё равно, Ибики посоветовал бы ей завязывать, а то вон – взгляд плавает, голову рукой подпёрла, плохо скоро станет. – АНБУ всё видели. Пока в барьере сидел, никто не понял, а как спал – так прошляпили. Измельчали мы…
– Измельчали, – для приличия согласился Морино.
Ни соглашаться, ни отрицать этого он не собирался. В АНБУ он знал многих славных, тихих, сильных, но вот умер Хаяте и забрал с собой Югао. Сколько раз и сколько народу говорило ему не заводить отношений.
Впрочем, Узуки, может, и выберется, раны не самые серьёзные… Только знал Ибики таких. Маску больше в жизни не наденет.
– И старика нашего убил, гадюка скользкая, – горько добавила Анко, стукнув рюмкой по столу. Немного прозрачной жидкости пролилось.
Морино неодобрительно покачал головой. Но даже у него тяжесть осела на плечах. Ситуация повелевала ими. Коноха не сможет начать войну – потрёпанная, осиротевшая, пускай Суна, возможно, в точно таком же состоянии.
Третий берёг детей селения, их сейчас много. Ибики может и смог бы, но с трудом, а у других и подавно не хватит духу вовлечь их в кровавый водоворот боевых действий с южными соседями, кто бы там первым ни нападал.
Хотя бы из уважения к их долго прожившему, но всё равно погибшему не в старческой постели старику.
В дверь еле слышно стукнули. Ибики собрал бумаги в папку и отодвинул в сторону. Анко скучающе фыркнула. Морино подумал, что будь она чуть моложе и чуть более пьяной, то, наверное, Хирузена б оплакивала.
– Митараши, убирайся, – произнёс он. – Я работаю. Тебе тоже увольнительных никто не давал.
– Ой, да что я там не видела… И у меня больничный. Типа.
– Тогда иди в больницу.
Митараши запрокинула голову и в два глотка уничтожила остатки алкоголя.
Неужели всё же уйдёт?