Хроники Перепутья
Шрифт:
На дне колодца тоже сидела тьма. Ведьма служила лишь временным пристанищем магии, тогда как Матерь Ночи сама была древней, изначальной силой, не договорившейся с тьмой, но рождённой из неё и для неё. Если бы она получила девчонку, ведьма никогда не смогла бы править ни в одном из миров. Матерь Ночи забрала бы себе и Машин мир, и Перепутье, и даже тот, что раскинулся за Перепутьем: огромный, беспредельный, непознанный, густо заселённый теми, кто был и кто будет.
Игрой случая ведьме помог свет, посланный Хранителем. Ведьма даже не удивилась. Она лучше других знала, что добро очень часто, само того не ведая, расчищает дорогу злу. Браслет остался на девчонке и облегчал задачу. Тьма коснулась избранницы.
– Думаете, вы у цели? – Ведьма рванула все нити разом.
Дом заскрипел.
– Думаете, Исток вам поможет? Вы не знаете, что такое Исток! С какими мыслями по лабиринту к Водам дойдёшь, такую правду они и откроют! А я вам помогу дойти, ой как помогу!
Ведьма выбрала из закутка откормленного кролика. Она закинула зверька в ждущий, распахнутый на животе рот.
– Ешь! – завопила она.
Сила пришла сразу. Закололо кончики пальцев, вспыхнули глаза, лоб покрылся испариной. Вопль перешёл в пение. Ведьма завязывала узлы под напевы заговора.
Глава четырнадцатая. Лабиринт
Маша считала повороты и размышляла над историями про лабиринты. Почти во всех известных ей легендах лабиринты полнились хитроумными ловушками, тупиками и непобедимыми чудовищами: драконами, сфинксами, минотаврами, многоголовыми гидрами или на крайний случай львами. Так что им с Егором повезло: лабиринт ничего подобного не подсовывал. Изгибался поворотами и закутками, вёл себя вполне мирно. Если бы камень не повторял без умолку «оставь меня» и не терзало смутное подозрение, что за ними идёт кто-то невидимый и опасный, то кружение по лабиринту было бы даже увлекательным. Камень Маша сжимала в ладони, приглушая надоевшую просьбу, а вот подозрение заглушить не удавалось. Она слышала, как кто-то напевает странную песню сразу на два мотива и с разными словами, перекрывающими друг друга.
Петляет, петляет, петляет дорожка, Устали у бедного зайчика ножки, Ему бы на тёплом остаться пригорке, Капустки найти или, может, морковки. Ему бы за ушком хоть кто почесал. Зачем же из дома малыш ускакал?Первый мотив звучал весело. Звал подпевать, подпрыгивать в такт. Маша привыкла, что на пути то и дело встречаются кролики и зайцы, в разговорах или, как на ярмарке, в виде игрушек. Из-за кроликов она попала сюда, и Перепутье считало своим долгом напоминать об этом. Маша воспринимала кроликов как знак, что скоро вернёт Костю. Но поверх радостной мелодии слышались другие слова:
А что скажет мама? А что скажет мама? Когда ты вернёшься под вечер одна. А ты скажешь: «Мама, тебе меня мало?» «Ни мало, ни много», – ответит она. А что скажет папа? А что скажет папа? Нахмуренный– Ну уж нет, – возмутилась Маша. – Ты слышишь? – Она остановилась, и Егор тут же врезался в неё.
– Что? Ты выход нашла? – спросил Егор, когда Маша, оглядевшись, уставилась на него.
– Кто-то поёт. – Маша посмотрела за плечо Егора.
– Я ничего не слышу. Думаешь, кто-то за нами вошёл в лабиринт?
– Он дразнится. Поёт всякую ерунду про пропажу и про кроликов.
– Про кроликов? – Егор почесал нос, его глаза забегали. – А что он поёт про них?
– Что из дома убежал один, – отмахнулась Маша.
Позади Егора никого не оказалось. Маша прислушалась. Ни шороха, ни звука шагов, ни песни.
Браслет жёг сильнее прежнего. Маша стягивала его, тёрла зудящую кожу.
– Оставь меня, – умолял камень.
– Ох… надоел! – прикрикнула Маша. Приложила камень к губам и громко приказала: – Замолчи!
Камень замолк. Он бы запыхтел от обиды, но не мог ни пыхтеть, ни обижаться. Да и говорить умел лишь короткие фразы, то ли просьбы, то ли приказы, которые девочка не стремилась исполнять.
– На, – Маша раздражённо пихнула жестокосердного Егору, – неси. Устала!
Егор отстранённо взял камень, и Маша ощутила раздражение. Она вымоталась. Прилив сил от встречи с Нагай-птицей отступил. Однообразные повороты лабиринта наводили тоску. А тут песня, уколовшая прямо в сердце несправедливыми обвинениями в том, что Маша не очень-то и хочет вернуть Костю и ей нравится быть единственным ребёнком в семье: мама, папа, я – дружная семья. Камень этот постоянно чего-то требует. И Егор за время путешествия превратился в испуганного… зайца!
Лабиринт не заканчивался, досада прибывала, Маша мрачнела и сильнее вдавливала пальцы в стену в надежде, что та поддастся и упадёт, открыв зелёную солнечную равнину и Исток.
– Оставь меня, – жаловался камень Егору.
– Ещё чуть-чуть, – пообещал Егор камню, – скоро дойдём.
Егор сам едва не плакал. Он слышал шёпот ведьмы, повторявший: «Предатель, предатель, предатель». Ведьме вторили желтоглазые тени. Они ждали его. Ведьма, чтобы наказать за непослушание. Тени, чтобы укрыть во мраке пещеры. Егор время от времени трогал уши, проверял, не превращаются ли в кроличьи. Человеческий облик скрипел и разваливался. По крайней мере, Егору так казалось. «Лучше бы я остался кроликом. Ни на что бы не надеялся, жил бы себе, ничего не подозревая, у ведьмы. Лучше бы» Он чуть не подумал: «Лучше бы я не встретил Машу», но остановился.
«А если Маша сейчас исчезнет? – пронзило его. – Я останусь один! Что я буду делать?»
«Вернёшься, – подсказал голос ведьмы. – Как все предатели. И даже если не вернёшься по собственной воле, когда девчонка узнает, кто ты, она откажется от тебя. И ты вернёшься, потому что некуда будет деваться. Не лучше ли прийти домой сейчас? Может быть, я прощу тебя».
Егор обернулся. Пройденная часть лабиринта невероятным образом выгнулась, стены расступились. Он увидел пологий склон, яблоневый сад, маленький домик с соломенной крышей. Жилище ведьмы. Она была рядом, стоило повернуть назад.