Хроники вечной жизни. Иезуит
Шрифт:
Вернувшись домой, Андреа пришел в ужас от содеянного. Слепая ярость, охватившая его после назначения Надьо епископом и расторжения брака Камилло с девицей Винчини, прошла, и теперь он пребывал в растерянности. Похоже, разум у него и впрямь помутился, раз он решился на такое. Священник, убивающий женщину прямо на улице, где кто-то мог его увидеть… А если бы его схватили там же? Подумать страшно. А грех-то какой! Одно дело мелкие пакости, и совсем другое — убийство.
Андреа не был уверен, что остался незамеченным, и потому подозревал — Надьо может узнать, кто виновник его горя. И решил подстраховаться.
Несколькими днями позже, похоронив любовь, Стефанио сидел у камина и невидящим взором смотрел на огонь. На лице застыла уже почти забытая горькая усмешка. Кто-то постучал в дверь, служанка побежала открывать, но он этого не слышал: все думы его были о Лукреции.
— Здравствуй, — раздался резкий голос.
Стефанио поднял голову и оцепенел — перед ним стоял Андреа. Кипенно-белая колоратка бросалась в глаза на темном фоне сутаны.
— Ты?! — взревел епископ. Зубы его заскрежетали, руки сами собой сжались в кулаки.
— Я.
— Как ты посмел прийти сюда после того, что сделал!
— Подожди, — тихо сказал Кальво. — Если ты думаешь, что я убил твою сестру, то ошибаешься.
— Я не думаю, я знаю! — прошипел Стефанио. — Она успела тебя описать. И эту твою проклятую родинку — тоже!
Поняв, что обман не удался, Андреа усмехнулся.
— Ты можешь выдумывать, что хочешь. Доказательств у тебя нет.
— А они мне и не нужны. Я задушу тебя без всяких доказательств!
Стефанио двинулся было на врага, но Кальво предупредительно выставил руку.
— Вот для того, чтоб ты не сделал этой глупости, я и пришел. Знай, у меня есть завещание. Все, что я имею в Корреджо, оставлено… Марио. И если теперь что-то со мной случится, дознаватель сразу поймет, что это дело твоих рук. Или… — он сделал эффектную паузу, — твоего щенка. Так что молись, Надьо, молись день и ночь, чтобы со мной ничего дурного не произошло.
Андреа резко развернулся и вышел, а Стефанио еще долго стоял, с ненавистью глядя ему вслед.
Через две недели Стефанио покинул Рим. Невыносимая боль владела им. В ней смешалось и горе от потери Лукреции, и сознание того, что она погибла из-за него, Стефанио. Если бы не эта кафедра! Благодаря ей пострадала его возлюбленная, почти жена. Как мог он, зная мстительный характер Кальво, не позаботиться о ее безопасности?! А теперь и Марио под угрозой! Мало того, что он, Стефанио, не может убить негодяя, так сейчас ему и в самом деле нужно молиться, чтобы с врагом ничего не случилось. Поистине иезуитский капкан поставил им Кальво!
— Дядюшка, — спросил однажды Марио, — вы ведь поняли, кого описывала мама перед смертью?
— Эм-м… Возможно. Почему ты спрашиваешь?
— Я убью его! — крикнул мальчик, сжав кулаки.
Стефанио посмотрел на сына долгим взглядом.
— Я сам его убью.
Ни одной ночи, прошедшей со смерти Лукреции, Стефанио толком не спал. Он вспоминал их знакомство, свидания, ночь карнавала, когда она впервые отдалась ему… Одна за другой вставали перед мысленным взором картины их жизни. Лукреция! Красивая, страстная, полная жизни и достоинства, она всегда и во всем доверялась ему. А он ее не уберег!
Боль переполняла сердце. Сидя в постели, он сжимал ладонями виски, раскачивался из стороны в сторону и тихо выл, не в силах переносить эту боль молча.
Стефанио не желал покидать дом, где они с Лукрецией прожили восемь лет. Ему казалось, что жилище, в котором они были так счастливы, связывает его с умершей возлюбленной. Но Папа торопил с отъездом: в конце ноября Треви ежегодно отмечал день Святого Эмилиана, покровителя города. Встречать такой праздник без епископа было невозможно.
И теперь, измученный бессонницей и опустошенный горем, Стефанио ехал в Треви.
Вдали от Рима ему стало легче. В епископском доме, скорее напоминавшем небольшой дворец, ничто не напоминало о Лукреции.
Его новое жилище и в самом деле было роскошным. Двухэтажный особняк с чердаком, черепичной крышей и двумя крыльями, расположенными под прямым углом к центральной части, был построен из желто-рыжего камня. Стефанио насчитал четырнадцать прекрасно обставленных комнат, включая кухню и подсобные помещения. Здесь было намного просторнее, чем в Ватикане, бархатные диваны с изогнутыми позолоченными ручками, изящные шкафы и секретеры красного дерева, резные столы и стулья наполняли дом радостной, почти праздничной атмосферой.
Треви раскинулся на одноименной горе. На самой вершине, возле рыночной площади, стоял небольшой Собор Святого Эмилиана, построенный в романском стиле. Но Стефанио больше понравилась расположенная неподалеку, впритык к старой дозорной башне, церковь Святого Франческо. Центральная часть города была опоясана невысокой и очень старой — с античных времен — стеной. К ней примыкал дворец семейства Лукарини, самого знатного рода в Треви. Все строения в городе были маленькими, почти игрушечными. Узкие улочки, словно ручейки, сбегали вниз по склону горы.
Стефанио понравилось в Треви. К радости Марио, здесь нашлась даже небольшая художественная школа. Оставляя мальчика там, отец был за него полностью спокоен.
Немного оправившись от тяжелейшего удара, Стефанио начал думать, как защититься от нависшей над ними угрозы. Возможно, не так уж и плохо, что Кальво нельзя убить — эта кара для него слишком слаба. А вот лишить его того самого имущества, которое он завещал Марио…
«Получится ли? — размышлял он. — Почему нет? Ведь сумел же я передать Урбино под власть Папы. Хотя это довольно опасно».