Хрустальное озеро
Шрифт:
— Великолепная панорама, правда? — небрежно сказала Кит, пытаясь отвлечь Филипа от двух неудобных тем: состояния отца и того, как она добралась до дома.
— Да… Похоже, мы, здешние, слишком привыкли к этому зрелищу. А сейчас мы с тобой сумели оценить его только потому, что оба живем в Дублине.
— Ты прав, Филип, — мягко ответила она. — Знаешь, если бы вы подстригли вон те кусты, вид был бы еще красивее.
Филип предлагал это родителям еще полгода назад, но те, как всегда, сопротивлялись любым переменам. Он тепло улыбнулся Кит, радуясь взаимопониманию. Они и в самом деле были родственными душами. Наверное, сестра Мадлен была права, когда говорила, что сердце Кит свободно. Видимо, вечеринка или танцы ничего для нее не значили, иначе она вряд ли ушла бы с них так быстро.
— Ну, не стану отвлекать вас своей болтовней. Завтракайте спокойно, — сказал Филип Макмагонам, и те посмотрели на него с благодарностью.
Перед уходом он услышал, как Кит сказала Море:
— Когда что-то случается, на Филипа всегда можно положиться. Я помню это с детства.
Если Мора и поняла, о каком давнем происшествии говорила Кит, то не подала виду.
— Я обещала твоему отцу, что все будет, как всегда. Но роскошный завтрак в гостинице обычным не назовешь, правда?
В голосе Моры слышались радость и облегчение. Она была счастлива, что Мартин скоро вернется домой.
Сестра Мадлен неторопливо шла вдоль берега озера. Она не стала подниматься по переулкам, которые вели к бару Лапчатого и гостинице О’Брайенов, а добралась до полицейского участка в обход. Этот маршрут был менее многолюдным.
Отшельница скромно стояла у стола, держа в руках пакет.
— Шин, он любит подовый хлеб, — неуверенно сказала она.
— Учту, — равнодушно ответил сержант.
— Может быть, мы с ним выпьем чаю и я за ним поухаживаю? Как в старые времена.
— Вы хотите оказаться с ним в одной камере? — усмехнулся О’Коннор. — Но он не такой, как прежде. Теперь он ведет себя как зверь в клетке. Бросается на всех и каждого.
— Все наладится, — промолвила сестра Мадлен.
Шин дал ей две кружки с чаем и положил на поднос куски хлеба с маслом.
— Послушай, ты, — сказал он арестованному, не называя его по имени. — Я привел твою подругу. Она хочет войти и посидеть с тобой — одному богу известно почему. Но если ты тронешь ее хоть пальцем, получишь так, что придется отскребать от стены.
Казалось, человек ничего не понял, но при виде сестры Мадлен его глаза наполнились слезами.
— Вы пришли забрать меня домой?
— Я принесла вам завтрак.
Монахиня и умалишенный сидели в камере, пили чай и ели толстые ломти хлеба с маслом. Шин О’Коннор следил за ними издалека. Они говорили о деревьях у озера, о том, что часть домика обрушил ветер. Сестра Мадлен сказала, что птицы улетели на зиму, но весной, как всегда, вернутся обратно.
Она произносила имя «Фрэнсис» с таким уважением, что Шин, обращавшийся к нему «эй, ты», почувствовал угрызения совести.
Фрэнсис отвечал ей, на сей раз внятно и членораздельно. Спрашивал про старую собаку, про то, есть ли у нее дрова для камина. Говорил, что очень промок и хотел бы посидеть у огня.
— Куда вы отправились, когда ушли от меня? — с интересом спросила монахиня. Она не собиралась отчитывать его или допрашивать, но знала, что сержант все слышит.
— Сестра, я спал в полях. Было холодно и мокро. Я не мог найти дорогу. Голова болела.
— А почему вы не вернулись ко мне? Для вас всегда нашелся бы кров.
— Теперь вернусь, — как ребенок, ответил он.
— Значит, ночью вы спали под дождем?
— Сначала я нашел сарай, но там были животные, и я испугался. А вторую ночь провел под деревом. Далеко я не ушел. Устал от ходьбы.
— А потом вы нашли кухню с плитой, верно? Здесь, в городке?
— Да, — понурился он.
— Зачем вы били добрых людей, которые не сделали вам ничего плохого?
— Они хотели снова посадить меня под замок.
— Вы причинили вред очень хорошему человеку. Мистеру Макмагону, который передал для вас бинт и полоскание для горла. А вы его ударили.
— Я испугался, — ответил Фрэнсис.
— Не надо бояться, бедный Фрэнсис. — Она взяла его за руку. — Страх только у нас в голове.
— Правда?
— Правда. Я знаю это, потому что тоже чувствую его.
— Я пойду с вами?
— Нет, вас отвезут туда, где люди присмотрят за вами и избавят от страха. Я этого не умею. — Сестра Мадлен встала.
— Не уходите! — взмолился он.
— Не могу. У меня еще много дел.
— У вас осталась моя сумка.
— Она у сержанта О’Коннора. Он обнаружил ее, когда пришел сказать мне, что вы здесь.
«Сестра Мадлен слегка искажает истину, — подумал Шин О’Коннор. — Она сама отдала мне сумку». Но он понимал отшельницу: Фрэнсис не должен был сомневаться в ее верности.
— Вы придете еще? — спросил бродяга.
— Я буду думать о вас и молиться за вас. Каждый день, Фрэнсис Ксавьер Берн. Где бы я ни была.
— Вы будете у себя в домике, правда? Тогда, когда я поправлюсь?
— Я буду думать о вас, где бы я ни была, — повторила сестра Мадлен.
После мессы Макмагонов окружила толпа. Все слышали, что случилось накануне вечером, и желали Мартину скорейшего выздоровления.
Кит заметила Стиви Салливана. В коричневом пальто с поясом и в твидовой кепке он выглядел совсем по-другому. Стиви разговаривал с группой мужчин. Минут через пять они спустятся по Церковной улице, свернут на Мэйн-стрит и отправятся к Фоули, О’Ши и даже к Лапчатому беседовать о делах, про которые ей рассказывал Стиви. Если сейчас она присоединится к ним, он этого не одобрит… Их взгляды встретились. Кит улыбнулась, помахала ему, но подходить не стала. Салливан извинился перед собравшимися и сам подошел к ней.