Хуан Дьявол
Шрифт:
– Следуй своим путем! Не нужно беспокоиться. Я никогда не нуждалась в охране. Удачи, Хуан Дьявол!
9.
– Баутиста! Баутиста! Коня, немедленно! Ты спишь, идиот?
Со сверкающими глазами, сжатыми кулаками, возбужденными вспышкой ярости в душе и теле, проходил Ренато просторную галерею старинного господского дома, направляясь в библиотеку, где был кабинет его отца, а за ним шел Баутиста, удивленный и униженный.
– Сеньор Ренато, я несколько часов вас ищу, сеньора приказала…
– Скажи, что не нашел меня!
– Дело в том,
– Я прекрасно знаю, что это и чему служит! Беги и приготовь мне коня! – отбрасывая футляр из полированного дерева, Ренато взял два одинаковых пистолета, вынутых из ящика, и рассмотрев их, опустил в карманы. – Это единственное, что должно тебя занимать! Думаешь, я и так не потерял много времени? Исчезни! И приведи их без шума, по лестнице с этой стороны! Ни слова больше, Баутиста!
– Как прикажет сеньор.
В одиночестве Ренато мерил нервными шагами широкую библиотеку в полумраке, и порылся в книжной полке, пока не нашел то, что почти позабыл. Снова и снова он наполнял маленький стакан жгучим выдержанным ромом, который сделал известным Кампо Реаль, а жаждущие губы алчно впитывали, пробуждая еще большую жажду. Его колотила свирепая ярость, огнем сжигала мысль о Хуане. Он должен пойти ему навстречу, должен взыскать кровью за унижение, которое заставило его страдать. Каждая проходившая минута заставляла его измерять и считать превосходство, которое у того есть. Как далеко зайдут в своем безумии Моника и своей смелости Хуан? Пока он пил, до дна истощая бутылку, его нервы успокоились, ярость стала глубже и холоднее, и в ней проглядывали жестокие инстинкты, как острия копий. Сердце переполняла злоба; уже больше, чем любовь к Монике, его притягивала месть Хуану. Дверь открылась, и на пороге показалась робкая фигура старого Баутисты.
– Возблагодарю Сатану, что ты наконец явился, проклятый!
– Минутку, сеньор. Сеньора…
– Уйди, идиот!
Грубым толчком Ренато отодвинул в сторону старого управляющего, и прыжком вскочил на приведенного жеребца. Он вонзил шпоры в бока необузданного животного, напряженно направляясь на неровный подъем. Он следовал к ущелью, срезая берега и поля. Он был уже у хижин работников. Оттуда доносились могильные жалобы. Не было горящих костров, чувственных танцев. Два негритянских очертания бились в эпилептическом припадке, омрачаемом траурными звуками большого барабана. Это по хозяйке Айме. Они плакали, молились за нее, или возможно, взывали к ней, чтобы предотвратить возможную месть, тень смерти над долиной.
Ренато вонзил шпоры еще свирепей. Он хотел сбежать от этого, перепрыгнуть, а беспокойная дрожь бежала по спине. Все осталось позади, но он все еще слышал. Яростно он наказывал коня, требуя все больших усилий, и его ноги поскользнулись и проволокли всадника до дверей ветхой хижины. Он поднялся, не чувствуя боли от ушибов. Перед ним возникла темная тень, высокая и тощая; она отошла к двери хижины, пока не зашла туда. Не зная зачем, он пошел за ней.
– Ты Кума, правда?
Волшебница ответила неопределенным выражением. Она встала на колени. Ренато пристально смотрел на черное лицо, блестевшие большие глаза с выражением наивысшего страха, и почувствовал какое-то чудовищное удовольствие, видя, как несчастная
– Ты Кума, которая использует и эксплуатирует Кампо Реаль для своей бурды, мазей и всякой лжи. Ты помогаешь довести до скотского состояния и отравляешь идиотов батраков, и даже слуг моего дома.
– Я не продаю яда, мой хозяин; я продаю хорошие лекарства из полевых трав. Продаю средство для бедных, исправляю кости, смягчаю несварение желудка и помогаю освободиться от плохой тени покойников, которые имеют раскаяние в душе. – Она посмотрела на Ренато, рискуя всем в своей хитрой смелости. Она увидела, как тот побледнел, и поняла, что попала в мишень, подняла сложенные руки, швыряя на карту все: – Если душа хозяйки Айме преследует тебя, появляется в снах, заставляя напомнить о содеянном, если слышишь, что она говорит на ухо, и чувствуешь позади холодок…
– Замолчи, идиотка, мошенница, обманщица! – кричал Ренато вне себя. – Меня не преследует никакой призрак и никакого голоса я не слышу! Тени Айме не за что меня упрекнуть, потому что не убивал ее! Я не виноват в том, что она убилась! Но тебя я убью!
– Нет, хозяин. Не бейте меня больше…! – умоляла Кума испуганным криком.
Ренато отступил, вздрогнул, словно очнулся, словно внезапно понял, что делает. Впервые он плохо себя повел, впервые ударил женщину. Шатаясь от паров алкоголя и гнева, он отступал, пока не нашел дверь. В этом момент появился спешащий Баутиста, и воскликнул, увидев его:
– Сеньор Ренато! О, Слава Богу! Ваша лошадь вернулась в конюшню. Я вышел искать, опасаясь… благословен Бог, что ничего не случилось! Вам нужно было приехать сюда, сеньор?
– Нет! Я еще еду. На любой лошади. На которой ты приехал… – он одним прыжком утвердился в стременах, взял поводья, заставил повернуть кругом лошадь, и указывая Баутисте на хижину Кумы, приказал: – Заставь ее уйти из долины! Выгони с моих земель! Пусть она покинет Кампо Реаль, и никогда не возвращается!
– Хуан, сынок. Ты уехал, как безумец, а вернулся, как глупец. Я выбежал, когда Колибри сказал, что твои лошади в конюшне. Я искал тебя повсюду, где только мог, а в результате ты вот здесь, такой молчаливый и тихий, как будто тебя отгородили забором.
Скрестив руки, сжав зубами трубку, Хуан стоял неподвижно, погруженный в мрачные размышления с тех пор, как вернулся из монастыря. Он передал коляску в руки Колибри и появился в дверях скромного дома нотариуса Ноэля.
– Ты расскажешь, что случилось? О чем ты думаешь, Хуан?
– Я лишь думаю, что Моника скоро будет свободна; потому что Ренато уже свободен, похоронив Айме; и она любит его, Ноэль, все еще любит…
– Этот вывод ты сделал, совершив поездку? Она не хотела ехать с тобой, да?
– Она поехала со мной. Я привез ее…
– Силой; и конечно же, этот подвиг не мог доставить никакого удовольствия и удовлетворения тебе…
– Нет, Ноэль. Она поехала со мной, потому что хотела. Она попросила об этом, заставила. Понятно, что эта победа не моя. Она нашла в критический момент способ увезти меня, чтобы помешать возможному насилию к священной персоне Ренато.
– Она сказала, что любит его?
– Конечно же не сказала. Вам нужно дать первую премию за простодушие, Ноэль. Как она могла сказать? Он был мужем ее сестры. Она добровольно отвергла его на всю жизнь. Вся гордость, все достоинство Моники скрывают эту любовь, прячет ее внутри. Возможно, даже она сама отрицает это.