Художественная культура русского зарубежья. 1917-1939. Сборник статей
Шрифт:
29 сентября 1935 года в присутствии большого количества русских и чешских гостей состоялось торжественное открытие Русского культурно-исторического музея в Збраславе. «Для совершения молебствия, – вспоминал Новиков, – был приглашен епископ, который служил в своей живописной полной мантии и блестящей митре. Пел хор Архангельского, уже поредевший к тому времени, но еще сохранивший свое очарование… после богослужения и короткого акта, во время которого мы с владельцем обменялись приветственными речами, а вновь назначенный директор Музея Булгаков прочел историю его возникновения, нас ожидал приятный сюрприз. В одном из соседних залов был накрыт громадный стол, заставленный изысканными яствами, от которых давно уже отвыкла беженская публика» [425] .
425
Там же. С. 360.
Наиболее ценной частью собрания Русского культурно-исторического музея была картинная галерея, по определению В. Ф. Булгакова – «самое большое и единственное в одном месте находящееся собрание картин русских зарубежных художников» [426] .
426
ГАРФ, ф. Р-6784, оп. 1, д. 8, л. 423об. Письмо А. И. Юпатову от 28. 07. 1938.
427
Там же, д. 6, л. 223. Письмо В. Ф. Булгакова Л. С. Остроухову от 1. 12. 1935.
Центром художественной жизни русского зарубежья был Париж, куда и отправился в мае 1937 года директор Музея с целью пополнения художественной коллекции. Об этой поездке В. Ф. Булгаков оставил очень живые и интересные воспоминания [428] . Из его рассказов о визитах к художникам мы узнаем о том, в каких условиях жили они в эмиграции, как встречали директора первого национального музея, что дарили. Описывая посещение им Константина Алексеевича Коровина, который жил очень бедно, В. Ф. Булгаков с горечью замечает: «В его наружности, конечно, не было ничего общего с серовским портретом 1891 года. Напротив, наружность эта представляла с ним резкий контраст. Коровин одет был в простенький темно-коричневый халат и поверх халата, до пояса накрыт еще суконным, тоже коричневым, грубым «солдатским» одеялом» [429] . Но, несмотря на столь стесненные обстоятельства, художник с пониманием отнесся к просьбе Булгакова и подарил Музею несколько своих работ: эскиз декорации к опере «Князь Игорь», акварель: рисунок мужского и женского костюмов для полонеза в опере «Борис Годунов», этюд «Мост в Сен-Клу Париж», а также небольшой пейзаж своего сына – художника Алексея Константиновича «Весна под Парижем».
428
Булгаков В. Ф. Встречи с художниками. Л., 1969.
429
Там же. С. 192.
Тепло вспоминает Булгаков посещение им дома Александра Николаевича Бенуа, куда привел его друг семьи И. Е. Репина художественный критик В. Ф. Зеелер, хорошо знавший Бенуа. Гостей встретили радушно и провели в комнату где «чай был изящно, не по-эмигрантски сервирован на небольшом круглом столе». Подаренная Музею акварель «Каскады в Фонтенебло» представляла собой «исключительно ценный по непринужденному и совершенному изяществу рисунок» [430] . Побывал Булгаков и в доме племянницы А. Н. Бенуа Марии Черепниной, дочери его старшего брата Альберта Николаевича и жены композитора Н. Н. Черепнина, бывшего дирижера Мариинского театра и дягилевских балетных спектаклей в Париже в 1909–1914 годах. «Мария Альбертовна с большим интересом выслушала мой рассказ о пражском Музее, – вспоминает Булгаков, – и, принеся из другой комнаты папку с замечательными большими акварелями своего отца, перебрала их вместе со мной» [431] . В результате две акварели Альберта Бенуа «Сен-Рафаэль. Франция» и акварель, изображавшая закат солнца на море, пополнили коллекцию Музея. В Париже проживал еще один представитель талантливой семьи Бенуа – художник-акварелист Альберт Александрович, который также подарил для пражского Музея «очень тонко исполненную» картину-акварель «Остров Сен-Луи в Париже».
430
Там же. С. 176.
431
Там же. С. 179.
Борис Дмитриевич Григорьев жил в Париже в так называемом Доме художников, который был занят исключительно квартирами и мастерскими художников. «Я впервые встречался с такого рода учреждением, – писал Булгаков, – или, если можно так выразиться, коллективной художнической квартирой» [432] . Художник, ожидавший прихода владельца галереи Шарпантье, был несколько разочарован визитом Булгакова, но тем не менее показал ему выставку своих картин, предложив для Музея одно из своих полотен – этюд «В тропиках». О своем впечатлении Валентин Федорович пишет следующее: «…если бы Борис Григорьев ничего, кроме двадцати пяти или тридцати виденных мною океанских этюдов, не создал, то и это дало бы нам право считать его одним из талантливейших художников нового времени» [433] .
432
Там же. С. 219.
433
Там же. С. 222–223.
Настоящий «экзамен» был устроен Булгакову Петром Александровичем Нилусом. Но, убедившись в компетентности посетителя, художник подарил Музею свою картину маслом «Улица в Пасси». Нанося визиты художникам в Париже, не мог миновать Валентин Федорович и Н. С. Гончарову. Все созданное этой талантливой художницей, вспоминал Булгаков, отличалось вкусом и изяществом, как и работа, предложенная в дар Музею, – «прелестный, легкий и нежный, светло-коричневый натюрморт». Посетив мастерскую Натальи Сергеевны, Булгаков восклицает: «Я внутренне пришел в ужас от плодовитости этого творчества впрок… Ведь очевидно было, что русская художница продавала едва ли пять-десять процентов создаваемых ею картин и рисунков. О, эта судьба русских художников в Париже!» [434]
434
Там же. С. 240.
Путешествуя по Парижу и рассказывая о целях и задачах пражского Музея, В. Ф. Булгаков получил лишь один отказ в просьбе пополнить музейную художественную коллекцию. К. Сомов не счел возможным «раздавать свои рисунки бесплатно». В целом же, к чести русских художников, проживавших в Париже, следует сказать, что все они с пониманием и сочувствием отнеслись к начинанию в Праге, и в архиве сохранилась толстая папка благодарственных писем правления Музея русским художникам, принесшим свои работы в дар национальному Музею в Праге [435] .
435
ГАРФ, ф. Р-6784, оп. 1, д. 8.
Из Парижа Булгаков вывез семьдесят пять картин и рисунков, подаренных Музею, и уже 3 октября 1937 года в Збраславском замке была торжественно открыта выставка «Собрание картин русских художников Парижа» [436] . Французское собрание зафиксировало высокий художественный уровень коллекции пражского Музея, который мог теперь руководствоваться определенными критериями в отборе картин других художников.
Крупным пополнением художественной коллекции Музея были картины Николая Константиновича Рериха. В. Ф. Булгаков и Н. К. Рерих не были знакомы лично, но их связывала многолетняя дружественная переписка. В своем первом письме к художнику в 1936 году Булгаков рассказал о целях и задачах Русского музея и выразил надежду на возможное сотрудничество, а также упомянул и о своей работе с Л. Н. Толстым. Н. К. Рерих живо откликнулся на это письмо. Необходимо отметить, что еще с 1906 года Рерих неоднократно поднимал вопрос о создании русского музея за границей и по достоинству оценил титанические усилия представителей русской эмиграции: «Русский культурно-исторический музей в Праге есть явление глубочайшего смысла. Это – первый русский музей в Европе, маяк русского искусства и науки за рубежом», – писал он в Предисловии к изданному в 1939 году Альбому-каталогу художественной коллекции Музея [437] . К тому же имя Л. Н. Толстого имело особый смысл для Рериха, так как философия великого писателя во многом была созвучна его мировосприятию. Сближало Н. К. Рериха и В. Ф. Булгакова и одинаковое понимание того, чем в первую очередь должны руководствоваться работники культуры в своем нелегком труде. «Культурным работникам нужно научиться единению и взаимоуважению… люди особенно бережно должны охранять культуру на всех ее полях», – писал Н. К. Рерих [438] . Именно этот принцип был основным и в работе директора Русского музея в Праге.
436
Там же, д. 1, л. 48об.
437
В. Булгаков, А. Юпатов. Указ. соч. С. 11.
438
Цит. по кн.: Булгаков В. Ф. Встречи с художниками. Л., 1969. С. 260.
Между Булгаковым и Рерихом завязалась переписка, постепенно переросшая в заочную дружбу, основанную на духовной общности и продолжавшуюся до самой смерти художника в 1947 году [439] .
Н. К. Рерих подарил Музею в Праге пятнадцать своих картин и три картины сына Святослава – «Портрет акад. Н. К. Рериха», «Пастух Кулуты», «Гималаи. – Закат». Картины переправлялись из Югославии, из музея принца-регента Павла, и из Индии. Характеризуя сложный путь транспортировки картин из Индии, Николай Константинович писал: «Для того, чтобы отправить груз с наших гор, мы должны сперва перенести ящик на руках, а затем послать мотором и сменить три железные дороги, прежде чем груз достигнет парохода, а ведь после еще предстоит железная дорога. Все это складывает расходы самые внушительные» [440] . Необходимо отметить, что расходы по пересылке картин как своих, так и сына-художника в Русский музей в Чехословакии Н. К. Рерих полностью взял на себя.
439
Переписка Н. К. Рериха и В. Ф. Булгакова хранится в фондах ГАРФ (ф. Р-6784) и РГАЛИ (ф.-2226, ф. – 1355).
440
ГАРФ, ф. Р-6784, оп. 1, д. 8, л. 135. Письмо В. Ф. Булгакову от 31. 08. 1937
Присланные Н. К. Рерихом работы принадлежали к разным периодам творчества художника. Несколько картин было связано с именем Сергия Радонежского («Святой Преподобный Сергий Радонежский», «Часовня святого Преподобного Сергия», «Храм Святого Преподобного Сергия в Америке», «На путях в Гималаях»), одной из любимых исторических фигур Рериха: он смотрел на него как на одного из зачинателей русского культурного строительства. Эти картины относились к большому религиозному циклу, названному Рерихом «Учителя мира». К этому же циклу принадлежала и подаренная Музею картина «Тень учителя» (апокриф о Христе).