Художник и его окружение
Шрифт:
С Ниной был полностью согласен скульптор, который должен был разделить Верину участь. Кроме живописи в больнице предполагалась еще и скульптура. Со скульптурой выходила драма. К 40-летнему юбилею Великой Победы скульптором была почти закончена композиция – Раненый солдат, изображающая фигуру воина, которого выводит с поля боя санитарка. К юбилею скульптор не поспел, и опоздание оказалось роковым. Ажиотаж по празднованию Победы сменила антиалкогольная компания, и фигура раненого была признана нетрезвой. Отчаявшийся скульптор, правда, утверждал, что перед боем обязательно выдавали сто грамм (наркомовских),
То же самое решили на Художественном совете, куда Вера представила эскиз. Перспектива приемки работы на далекой периферии выглядела маловероятной. Но тут подросли и слегка заматерели выученные Верой художники. К ней было особое (снисходительное) отношение, и отвергать работу Совет не стал. В других случаях это было бы неизбежно, а здесь эскиз посоветовали доработать. Для начала, а там видно будет. Но, как всегда, когда дело касалось творчества, Вера проявила крайнюю неуступчивость. Менять что-нибудь в работе она отказалась категорически.
– Ну, что же, – решили мудрые люди (в Совете были такие), – зачем спорить. Пусть бухгалтерия заказчика подтвердит.
Людям, знакомым со всей этой кухней, хорошо известно, что самые неуступчивые люди сидят в бухгалтерии. Начальство может обещать (для вида), что угодно, но, если бухгалтерия скажет – денег нет, значит – нет. Иди проверь ее. Бухгалтерия заказчика была для художников мистическим местом. Зато, когда там утверждали, наступал праздник, теперь клиенту было не отвертеться.
– Мало ли, что главврач тебе скажет. – Вразумляли Веру. – Пусть дадут бухгалтерский документ. Только документ. Тогда будем разговаривать.
– Вера, – умоляюще взывал скульптор, – ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Но пойми, это сельская больница, а не Лувр.
– А какая разница? – Действительно, если по сути. Какая? На этот вопрос скульптор ответа не дал. И Вера поехала. С электрички она пересела на автобус и часа за четыре добралась до места. – Как здесь чудесно. – Умилялась Вера, любуясь здешним водоемом. – Только коровы вместо купальщиц.
Может, у коров была фигура, или у купальщиц фигуры не было, но противоречий Вера не нашла. В бухгалтерии ее встретила зареваная девушка. Лето, народ разошелся по огородам, девушка сидела одна. Ей не дали отпуск, был повод для страданий. – Вам что? – Спросила девушка раздраженно, разглядев на пороге странную Верину фигуру.
– Не кричите на меня. – Попросила Вера.
– Я не кричу. – Удивилась девушка.
– Я – художница из Киева. Пишу для вашей больницы картину. Мне нужно поставить печать на эскиз.
Девушка глянула на Веру уважительно, достала печать и с удовольствием оттиснула ее на обороте эскиза. – Главного нет. – Сообщила она. – Главный в отпуске.
– А кто за главного?
– Я. – Девушка, похоже, сама удивилась.
– Ну, так вы и подпишите. Вот здесь. Не воз-ра-жаю. И подпись.
– Не возражаю?
– Конечно. Вы сами видите. Чего возражать.
Вечером того же дня Вера была дома. Печать бухгалтерии заказчика давала надежную гарантию. Картина и скульптура были приняты Худсоветом (наступали новые перестроечные времена) и отправлены в больницу. Ждали денег, но деньги не шли. Скульптор разыскал Веру. Он был в отчаянии.
– Я к ним ездил. Это из-за твоих купальщиц. Секретарь райкома сказал, будет письмо писать.
– Пусть пишет. А деньги?
– Какие деньги. Я тебе говорю – скандал. Если сюда дойдет, Худсовет разгонят. Хлопцы просили, чтобы мы с тобой подъехали и тихо картину забрали, пока не поздно. Ты же сама видишь. Без денег полгода сижу. Алька болеет.
Это был запрещенный прием. При упоминании о детях сердобольная Вера сдавалась. – Я сама поеду. – Сказала она твердо. – Ты мне не нужен.
Свою картину Вера разыскала в хозяйственной пристройке, заваленой всякой рухлядью, рваным бельем и прочим, так называемым, мягким и твердым инвентарем. К счастью, картина осталась цела. Рассматривая ее, прислоненную к стене сарая на удачно выбранном, затененном от солнца месте, Вера погладила подобравшуюся козу и, удовлетворенная, решила, что ничего менять не нужно. Работа удалась.
– Вы же знаете наших людей. – Объяснял смущенный главврач. – Люди, знаете ли. Хотя я лично обеими руками…
К ударам художнической судьбы Вера привыкла. Попросила передать привет девушке из бухгалтерии.
– Обязательно. – Пообещал главврач. – Как только вернется из отпуска. Жаль, я ее раньше не отправил.
Вера вкусно поужинала в больничной столовой, переночевала в пустой палате, а на следующий день больничный фургон доставил ее к дому. Это было ее непременным условием. Тащить работу на себе было бы унизительным. Шофер внес картину в дом вместе с огромной сеткой яблок. Главврач отобрал лично. Через неделю пришла оплата за скульптуры, и конфликт был исчерпан.
– Он еще спирт предлагал. – Смеясь, рассказывала Вера искусствоведу Нине.
– И ты не взяла? – Ужасалась Нина.
– Зачем мне спирт?
– Верочка, – смиренно втолковывала Нина, – сейчас такое время, нужно брать, что дают. Представь себе, откроем салон, будут собираться наши.
О, эти лучезарные времена перестроечного идеализма…
А вот еще, по ходу темы… Неизвестно, от кого поступил заказ. Вера выполнила его с удовольствием. Тема была любимая. Балетная. Отнесла работу в Фонд и некоторое время не появлялась. Но заказчик оказался больно хорош (по деньгам), и вместо Вериной работы ему отправили другую, от своего человека.