Хвала и слава. Книга третья
Шрифт:
— Здешний кельнер, — объяснил Анджей, который хорошо знал всех в ресторане.
Он тоже подсел к столику. Геленка, отодвинув штору, выглянула в окно.
— Что делают твои ребята? — спросила она Анджея.
— Ждут. Им еще предстоит дело.
— Ночью?
— Вероятно.
— Мы не должны были драться ночью, — заметил. Губерт.
— Кто их там разберет. Сначала должны были только ночью, потом только днем.
— А потом оказалось, что и ночью и днем, — сказала Геленка.
Она отошла от окна, присела к столу и налила себе рюмку коньяку. Анджей улыбнулся.
— Неплохие запасы в этом ресторанчике. Откуда у них коньяк?
— Роза… — вздохнула Геленка.
— Роза? Через своего немца?
— Так у этой Розы есть немец? — спросил Губерт с полным ртом.
— Был. Неожиданно уехал. Конечно же, она предупредила его.
— Предупредила? Об операции? Ну, тогда пуля в лоб.
— Брось. Не торопись. Она сама не знает, что делает. Идиотка.
— А может?..
— У тебя что, руки чешутся стрелять в женщин? Не прикидывайся.
Анджей заметил, что правая рука Губерта, в которой он держал вилку, слегка дрожит. Он не подал вида, что заметил это. Но Геленка была не так деликатна.
— Что это у тебя рука так трясется, — с ехидцей, своим низким голосом проговорила она.
— А у тебя голос изменился, — отпарировал Губерт.
— Вероятно, оттого, что я вижу тебя голым.
— Ну, не совсем, — засмеялся Губерт.
— К сожалению.
Все, что они говорили, звучало как-то холодно и неестественно. Они говорили, словно твердили заученные роли. Будто в любительском спектакле.
Погас свет.
— Начинается, — сказал Губерт.
— Давно уже началось, — отозвалась, как во сне, Геленка.
— У них тут огромный запас свечей в кладовке. Дальновидные хозяйки! — Анджей встал. — Сейчас принесу.
Губерт и Геленка посидели немного молча. Они не видели друг друга. Губерт почувствовал, как Геленка, наклонившись, гладит его по спине.
— У тебя хорошее тело, — проговорила она сдавленным голосом.
— Все равно сгниет! — В темноте голос Губерта показался глуше, чем обычно.
Геленка отдернула руку.
— Сколько этих тел, — прошептала она.
Анджей возвратился с двумя свечами в двойном подсвечнике. Поставил его на полку у стены. В комнате немного посветлело.
— При свечах мы выглядим совсем иначе, — сказал Анджей, усаживаясь на свое место и принимаясь за еду.
— Как победители? — спросил Губерт. Ему никто не ответил.
Когда они умолкали, устанавливалась мертвая тишина. Она казалась особенно невыносимой и мертвой после трех часов беспрестанной стрельбы, которая то усиливалась, то затихала в городе. Они не привыкли к выстрелам, и после этих боев у всех еще звенело в ушах.
— Где тебя стукнуло? — спросил Анджей. — На площади?
— Перед самой почтой.
— Хорошо, что только в руку, — заметила Геленка.
— Чему быть, того не миновать, — вздохнул Губерт.
Заглянула Эльжбета.
— Есть тут у вас свет? Ну и хорошо, — проговорила она.
— Ты не дала бы моим чего-нибудь поесть? — спросил Анджей.
— Они там, в подворотне, греют себе чай. Костер разожгли.
— Светит ярко?
— За воротами не видно. Кое-кто прихватил запасы из дому.
— Пикник, — сказала Геленка.
— Ты была там у них? — спросил Анджей.
— Была. Могу дать им хлеба. У нас не так уж много осталось. — Эльжбета вошла в комнату. — Вот принесла вам, — она поставила на стол три куска торта на декоративной бумаге. — Ешьте, это, вероятно, последние.
Анджей с каким-то отвращением посмотрел на торт.
— Предпочитаю водку, — сказал он и налил большую рюмку.
Эльжбета вышла.
— Что с тобой, Анджей? — спросил Губерт.
— Ты еще спрашиваешь! — пожала плечами Геленка и, снова подойдя к окну, выглянула во двор. — Знаешь, свет от костра виден, — сказала она Анджею.
Тот пожал плечами.
— А, пусть их там! — проговорил он. — Пусть делают что хотят.
— Ты не боишься налетов?
— Ночью? Нет.
— А днем?
— Посмотрим. Они были бы идиотами, если бы не прилетели.
— А ты где был? — спросил Губерт.
— Здесь. Мы сдерживали эти танки.
— Вам хоть это удалось, — с горечью заметил Губерт.
— Первый раз видел танки в бою, — тихо проговорил Анджей. — Это чудовища. Но наши малыши ни капельки не боялись.
— Много потерял?
— Много.
Снова воцарилась тишина. Во дворе вдруг раздался одинокий выстрел. В этой тишине он прозвучал как взрыв.
— Винтовочный, — проговорил Губерт. — Патроны только тратят без толку.
— Трофейная винтовка, — с оттенком гордости в голосе проговорил Анджей. И снова наполнил рюмку.
За дверью вдруг послышался топот. В комнату вбежал молоденький паренек с мокрыми волосами, в мокрой куртке. Он, видно, был напуган. Но все же застыл по стойке смирно.
— Пан поручик… — крикнул он Анджею. — Разрешите доложить… — И запнулся. — Докладываю… — И снова запнулся.
Анджей поднялся, но ноги плохо слушались его.
— Кацусь, что стряслось? — спросил он.
— Докладываю, — собрался с духом малый, — убита женщина.
— Какая женщина? — вышел из себя Анджей.
Но малый продолжал уж совсем по-штатски и чуть не плача:
— Женщина во дворе. Не знаю, кто такая. Капрал Жбик пробовал трофейную винтовку. Выстрелил, и женщину убило… там, в углу…
— Ладно, ладно, — буркнул Анджей. — Возвращайтесь в роту. Я сейчас приду.
Парень, топоча ногами, вышел. А Анджей осушил еще одну наполненную до краев рюмку.