Хвала и слава. Том 1
Шрифт:
Виктор тоже поднялся.
— Знаешь что, — сказал он, — тебе не хватает такой добродетели, как любовь к ближнему, — charitee.
Ариадна подняла на него удивленный и полный недоумения взгляд.
— А тебе? — спросила она.
— Я никогда не скучаю, — возразил Виктор.
— Потому что упиваешься самим собой, — сказала Ариадна и обратилась к Янушу: — Я позвоню тебе послезавтра утром. Мне бы все-таки хотелось поговорить с тобой.
Януш слабо улыбнулся.
— Как хочешь, — прошептал он, — но стоит ли?
Виктор посмотрел на них с легким удивлением, словно только теперь заметил, что этих людей что-то связывает. Но тут же спохватился и поцеловал Ариадне руку.
— Au revoir, madame [55] , — сказала
— Au revoir, comtesse [56] , — ответила старуха Гданская и с преувеличенной сердечностью пожала ей руку.
Виктор проводил Ариадну до передней и вернулся на прежнее место под распятие.
— Вы слыхали, граф, — обратилась Гданская к Янушу, — что эта сумасшедшая хочет уйти в монастырь?
55
До свиданья, мадам (франц.).
56
До свиданья, графиня (франц.).
— Мама, — сказал Виктор, — что ты говоришь?
— Я понимаю всякие причуды, — сказала мама Гданская, — но в монастырь! Ну и ну!
— Действительно, — заметил Януш. — А вы не знаете, как это пришло ей в голову?
Виктор зевнул.
— Не думайте, что у нее легкая жизнь. Parmi cette facticit'e… [57]
— А вам не кажется, что это тоже «factice»?
— Ах, она просто сумасшедшая, — пожала плечами Гданская. — Вот уж не хотела бы я, чтобы мой Виктор на ней женился. Хоть она якобы и графиня.
57
Среди этого притворства… (франц.).
— Она почти такая же графиня, — сказал Януш, — как и я. Ее отец был полицмейстером в Одессе!
— Tant pis [58] , — проворчала Гданская, — а она хочет здесь делать la pluie et le beau chour… [59]
— Le beau temps, — поправил Виктор.
— Как этот Неволин сбежал от нее, — прошипела Гданская, — так она сразу в монастырь. На меньшее не способна — только в монастырь… Графиня…
— Да, кстати, — отозвался Януш, вдруг сообразив, что он проглядел самое главное в жизни Ариадны, — что случилось с Неволиным?
58
Тем хуже (франц.).
59
Погоду (франц. искаж.).
— Женился на молоденькой русской, — сказал Виктор, — теперь поет в хоре русской чайной в предместье Сент-Оноре.
— Ах, вот оно что, — протянул Януш. А сам подумал: «Господи, какой я идиот».
И Януш попрощался с Гданскими. Пани Юлия попросила, чтобы он сопровождал ее на какой-то благотворительный концерт, но Януш отговорился недостатком времени.
— Жаль, — сказала она, — но, я надеюсь, мы встретимся на концерте Падеревского? Правда?
— Да, я там буду. Моя сестра достала билеты через посольство.
— А мы еще два месяца назад получили билеты, — сказала Гданская. — Этот Сандро, приятель Виктора, такой предусмотрительный!
Януш очутился на улице, залитой теплым, даже слишком прекрасным солнечным светом.
«Господи, какой я глупец, — сказал он самому себе, — ведь я о ней ничего не знаю. У нее была своя жизнь все эти долгие годы, а я веду себя так, словно ничего не изменилось! Как я мог даже думать о ней!»
Но он думал о ней весь этот день и весь следующий, вплоть до ее телефонного звонка.
VII
Концерт Падеревского состоялся в просторном зале театра, который принадлежал
— Скажите королеве, чтобы она подождала нас. Мы спустимся тотчас же.
Спыхала, увидев посла с супругой, входящих в ложу для почетных гостей вместе с президентом и его «половиной», встревожился за судьбу королевы. Его опыт советника посольства подсказывал ему, что тут может получиться какая-нибудь неловкость, а этого, как всякий настоящий дипломат, он боялся пуще всего. Поэтому он устремился на входную лестницу, которая круто подымалась вверх, как в греческом храме.
Тревога Казимежа была вполне обоснованной. По широкой лестнице поднималась невысокая женщина, хрупкая и худощавая, но тем не менее величественная. На фоне огромной толпы, заполнившей вестибюль, она выглядела несколько сиротливо; широкая лестница была совершенно пуста, на нее, кроме королевы, никого не пустили. Гвардейцы, стоящие по обеим сторонам лестницы, узнав королеву, сами сообразили, что делать (префект полиции куда-то помчался встречать свое начальство), и приветствовали ее без приказа, вразнобой стуча и бряцая саблями, шпорами и каблуками. Спыхала, подойдя, склонился в глубоком поклоне. Королева подала ему руку. Спыхала извинился, сказав, что посол с супругой только что проводили в ложу президента. Это было уж совсем некстати. Королева пропустила мимо ушей тираду Казимежа и, грациозно шествуя по лестнице, обратилась к нему:
— Вы знаете, каждый концерт Падеревского для меня огромное переживание! Я так волнуюсь, словно сама должна выйти на эстраду. А предвкушая впечатление от музыки, начинаю волноваться еще больше. Особенно когда он играет Шопена.
— Majest'e [60] , — это великий артист, — сказал Спыхала, подымаясь по лестнице на шаг позади королевы.
«Вот бы отец меня сейчас увидел!» — мелькнуло у него в голове.
На верху лестницы появился польский посол в Брюсселе. Спыхала передал августейшую особу его попечению. Посол метнул на Казимежа такой взгляд, как будто это по его вине королева оказалась в одиночестве, и отнюдь не оценил того, что Спыхала, собственно говоря, кое-как спас положение.
60
Ваше величество (франц.).
Спыхала поспешил на свое место, так как концерт должен был уже начаться. Опустившись в кресло, он увидал на несколько рядов впереди себя Эдгара Шиллера. Его, как всегда, склоненная влево голова и почтительная поза, хотя он ни с кем не разговаривал, напомнили Спыхале Одессу и их беседу на пляже. С тех пор он словно бы хранил в своей душе какое-то предубеждение против композитора. И теперь поймал себя на том, что поглядывает на «profil perdu» [61] Шиллера с большой неприязнью.
61
Неполный профиль (франц.).