Хватайся! Рискуй. Играй. Умри
Шрифт:
Пот течет по телу ручьем. Ничего не слышу.
Напряженная тишина.
Черт, как же душно.
Не секунды, а вечность.
— Совсем недавно, друзья…
Не знаю, как сказать им правду.
Они смотрят. Они все смотрят на меня.
Волнение. Кажется, невозможно не услышать, как бьется мое бешенное сердце.
Путаюсь в словах и дышу в микрофон.
— Рак. У меня рак.
Я не собирался это говорить. Слова сами вырвались на свободу, освобождая душу от тяжелого груза.
Эти взгляды.
Поднятые головы зрителей из танцевального партера. Вижу телефоны, записывающие выступление. Вижу плакаты с признаниями в любви. Плакат с лицом Юры и словом «Помним».
— Рак поджелудочной железы. Пять месяцев или год. Все, что мне осталось.
Говорю:
— Я счастлив, что вы у меня есть. Вы — моя семья.
Говорю:
— Спасибо за все это время, что были рядом. А теперь давайте вспомним тех, кого уже нет с нами.
Беру с пола бутылку минеральной воды, полоскаю рот, делаю глоток. Готовлюсь исполнять песню «Слезы Юрия». Песню о том, как парень, разочарованный обществом и бессмысленной жизнью, решается на суицид.
Возвращаюсь к микрофону, добавляю:
— И простите, если сегодня лажаю.
Начинаю тихим голосом:
— Стою босиком я на снегу,
Мне холодно — значит, живу.
Сегодня домой я не приду,
С этой зимой точно умру.
Эндрю, голова нашей группы, не решается прикасаться к бас-гитаре. Он еще смотрит на меня. Шокирован, понимаю. Влад, Кейт и Анна — они переглядываются, не знают, что делать.
Где звук? Я должен петь без музыкального сопровождения?
Можно ли сорвать концерт, сообщив новость о неизлечимой болезни?
Кристи берет на себя смелость, ударом по райду дает знак всей группе, что надо продолжать.
Глава 3. Подари жизнь
Шум в плацкартном вагоне. Где-то за стенкой взрослые люди хлещут водку, смеются, хотя нет, не так, ржут во всю глотку. Водку, глотку. Я — рифмоплет. Мне не изменить себя, да этого и не хочу. Я желаю изменить общество. Но этот долгий, сложный процесс мне одному не под силу.
Еду в Арзамас, к бывшей лучшей подруге, к Кате 3.5. Мы не общались два года. Даже не знаю, не переехала ли она в другой город. Но точно знаю, что впустит к себе того, с кем когда-то делила мечты.
Сегодняшний концерт был потрясным. Мы доиграли оставшуюся часть как истинные профессионалы. И это заслуга Кристи — той, кому больше всех плевать на меня. С ее легкой подачи все сделали вид, что ничего не произошло.
Смотрю
Ребята не знают, куда Макс Остин исчез. Мы и словом не успели обменяться, как я умчался на вокзал сразу после завершающей концерт песни. Вероятно, ребята переживают.
Достаю смартфон и отвечаю на звонок. Говорю, что уехал к подруге и вернусь только завтра. На этом разговор заканчивается.
Им нужно время, чтобы принять и осмыслить новость. Потому и уехал. Я сам поначалу не верил, но врач оказался убедителен. Никаких ошибочных диагнозов. Рак. Он сказал, что мне повезло. Мол, симптомы появились только на последней стадии — меньше мучиться придется. Хотя, по его словам, все равно следует ожидать таких болей, что даже двинуться с места не смогу. Пока метастазы глубоко только в печени, а скоро они проникнут и в другие органы. Но что самое удивительное — сейчас я чувствую себя вполне живым и способным к какой-либо деятельности. Только легкая слабость и боли — с этим уже когда-то сталкивался.
И вот чем я хочу заниматься в последние дни жизни? Чем?
Дальше вопросительного знака лишь пустота.
Обычно в поезде я пишу стихи или тексты песен. Но на сей раз в вагоне слишком шумно: пьяные взрослые и кричащие дети. Русские не могут без бутылки. Всегда в любом вагоне одно и то же. Проводники и полиция на запрет распития алкогольных напитков в поездах так же закрывают глаза.
А еще я чувствую грусть. Почти неразличимые контуры флоры за окном нагоняют легкую безысходность.
Хочется заплакать.
Ну вот. Пять дней держался, а прорвало только сейчас. По крайней мере, теперь признаю, что плачу, нет, не так, реву.
Думаю о Владе, Насте. О тех, кого люблю. У меня есть огромное количество замечательных друзей. Но еду не к ним, а к той, с кем поссорился два года назад. Может, она съехала, и дверь мне не откроют? Может, ее уже нет в живых? Я еду в неизвестность.
Все мы туда едем.
Летняя сессия на втором курсе.
Чьи-то руки сзади обхватили мою шею. Я вцепился в рукава противника, благо, они у него были, потянул от себя, сам наклонился, правой ногой сделал шаг вбок и назад, левой ногой поставил подножку. Руки освободили из объятий, противник упал. Передо мной лежал двоюродный брат Игорь — мускулистый темный блондин девятнадцати лет от роду.
— Чего тебе?
Мой тон дал понять, что я настроен агрессивно. Но он оказался не менее злостен.