Хватка
Шрифт:
Конрад поднимался по самолетной лестнице с трудом, но никто из сидящих в салоне бойцов и офицеров не двинулся с места для того, чтобы ему помочь. Вся сводная группа примолкла, понимая, что задачи их миссии в данный момент резко изменятся. Левая рука «крестьянина» была подвязана к шее, а на предплечье, через повязку, проступало хорошо заметное бордовое пятно.
Взобравшись в притихший салон, он подошел к Винклеру и, не поздоровавшись, достал из полевого планшета пакет. Фридрих, стараясь выглядеть естественно, побежал глазами по тексту. «Да уж, — рассуждал он, стараясь сдержать разыгравшиеся эмоции и не пропустить ни слова из секретного приказа, — чего теперь стоит эта, еще вчера казавшаяся катастрофой, головомойка Зельмы по сравнению с распоряжением руководства СС»?
Подпись и штамп канцелярии Гиммлера в одну секунду переворачивали все с ног на голову. Отныне старшим сводной группы назначался Бауэр, а стаявший выше по офицерской лестнице Винклер с его ребятами, целиком переходили к нему в подчинение. Полученные ранее инструкции признавались недействительными, и с ними следовало поступить…, это уже было неважно.
Выходит, что с самого начала руководству СС все это было известно, а Винклер служил лишь фактором, отвлекающим на себя внимание? В пособии диверсантов, высадившихся на территории противника, подобные действия называются «двойная петля»…
— Сколько в нашей команде человек? — напомнил о себе Бауэр, прерывая размышления коллеги.
Фридрих тяжко выдохнул и ответил:
— Двадцать один, включая меня. Экипаж…
— Экипаж не в счет, — поворачиваясь к открытому проему двери, не дал ему закончить «Крестьянин», — Шефер! — крикнул он своей группе. — Этим рейсом полетит оборудование и десять человек. Будем играть с числом 31. Остальные прилетят завтра, вас будут ждать. Грузите ящики!
Бауэр шагнул в сторону, давая возможность своим сотрудникам втолкнуть в открытый проем поднимаемое снизу оборудование, но в этот момент из кабины выглянул кто-то из летчиков:
— Господин оберштурмбанфюрер, — обратился он к Винклеру, — много берем людей и груза. Можем не оторваться от полосы. Даже если взлетим, дальше с таким весом тоже будут проблемы.
Фридрих поднимался так, словно к его конечностям были привязаны пудовые гири. Понимая, что все внимание сейчас обращено на него, он снял фуражку, поправил волосы и громко объявил:
— Внимание, группа и …экипаж! С этой минуты ввиду особого распоряжения руководства, командиром сводной группы назначается…
— Нет, — оборвал его едва начавшийся монолог Бауэр, — не совсем так. Секретным распоряжением руководства СС для выполнения особого задания сводная группа переподчиняется мне, гауптштурмфюреру СС Конраду Бауэру. …Экипаж, готовьтесь к взлету и закройте кабину.
Терпеливо дождавшись момента, когда растеряно переглядывающиеся летчики захлопнут за собой дверь, «Крестьянин» окинул бойцов и командиров оценивающим взглядом, после чего продолжил:
— Винклер, пока идет погрузка, возьмите у летунов ведро, выйдите и сожгите все старые инструкции. Слышите, группа?! У вас ничего не должно остаться на руках из носителей информации, ни единой бумажки. В этой миссии мы не можем позволить себе никаких документов, поэтому я лично проверю каждого, да, и сожгу при вас распоряжение о моем назначении.
Итак! Вы военные люди, а мы, моя группа, все же больше ученые, поэтому с данного момента ваша основная задача состоит в том, что бы охранять тех, кто сейчас грузится на борт и тех, кто прибудет в …нужное нам место завтра. Детально вам все расскажут только на месте дислокации. Я прилечу и присоединюсь к вам только в конце операции, слышите, Винклер?
Фридрих, молча, кивнул в ответ.
— А сейчас, господа, — продолжал Бауэр, — все проверьте свои карманы. Любые документы, записки, какие-то пометки на бумаге — вон! Если я обнаружу у кого-то какие-либо записи, книги, стихи, чистые листы бумаги или даже на фото любимой девушки, говорю открыто — вы будете расстреляны ввиду предоставленных мне, особых полномочий. Итак, все у кого есть что сжечь — на выход! Идем греться, господа. Дважды я повторять не стану…
Бойцы группы Бауэра помогли ему спуститься вниз, подождали всех, кто сошел за ним, и только после этого поднялись на борт.
Оказавшись возле заботливо принесенного кем-то старого, испачканного каким-то черным маслом ведра, Фридрих, пребывающий в данное время в каком-то неопределенном состоянии, начал разгружать свой портфель. Ловя краем глаза силуэт «крестьянина» и бросая вниз ставшие ненужными документы, он лишь задавался вопросом о том, действительно ли у этой миссии был настолько велик гриф секретности, или «Крестьянин» попросту не пожелал с ним остаться один на один?
В полыхающее недалеко от крыла самолета ведро несколько раз подливали топливо. Бумага и фото упрямо не хотели гореть. Наконец, черные, обугленные остатки перемешали палкой и, убедившись в том, что ничего из брошенного в ведро не уцелело, пошли к самолету.
Разыгравшийся на большом, открытом пространстве ледяной ветер, проскальзывая под качающимся в его порывах фюзеляжем, и без того не давал дышать, а застывшие на холоде двигатели, сплюнув черный дым и взревев, еще существенно добавили ему прыти. Пышущее жаром ведро повалилось, и с грохотом разбрасывая обгорелые ошметки бумаги, тут же унеслось по бетонке, пропадая с поля зрения. Дверь захлопнулась, «Юнкерс» начал выруливать на взлетную полосу.
Первую ночь в усадьбе фрау Шницлер Петрок спал на голом полу, в углу, прижавшись спиной к Дунаю. На новом месте не было усиленной охраны и толстых, стальных решеток. Это был старинный кирпичный сарай, все двери которого внутри и снаружи были намертво вмонтированы в арочные, высокие своды. Казалось, что ты находишься в подвале замка какого-то короля, как на картинках в книжках со сказками. Петруха впервые видел подобное. Подтянувшись поутру и глядя во двор поверх толстой двери, не достающей до арки свода, он сразу же подумал о том, что, наверное, если составить в квадрат все сараи их села, они все равно не заняли бы всю обозримую площадь этого двора.
По рассказам деда — так жили когда-то богатые паны. Во дворе, занятые своими крестьянскими делами, ходили люди. Конечно же, они замечали торчащую над воротами беловолосую голову, но почему-то упрямо не подходили к Петрухе. Дунай все утро не лаял, а только принюхивался, переходя от одного края ворот к другому. Он словно искал что-то в воздухе своим чудо-носом, сравнивая запахи с той и с другой стороны.
— Ну что? — спросил Петрок собаку, привыкнув к тому, что за последний год разговаривать ему больше было не с кем. — Вырвались, да? Мне сегодня опять снился великан, говорил, что мы уже в берлоге, и это хорошо. Наверное, — предположил юноша, теребя за ушами овчарку, — эта берлога где-то здесь, рядом с селом. Глянь, Дунай, вокруг. О-то ж нам не те сырые подвалы. Здесь во дворе нормальные люди ходят. Одно плохо — холодно, ой как же ночью холодно, братко ты мой. У тебя хоть шуба есть, а я замерз...