Хватка
Шрифт:
Великой Германии, частью которой вы постепенно станете, требуется много сил на то, чтобы одной рукой добивать Красных, а другой восстанавливать все то, что они разрушили. Мы не сможем сразу все наладить, но с помощью вашей молодежи, тех, кому предстоит жить в новой Украине, мы восстановим промышленность в Польше, Франции, Белоруссии, Прибалтике, здесь, на Украине.
Наши рабочие вынуждены взять в руки оружие и воевать, но ваши дети займут их места. Парней обучат первоклассные инженеры и мастера. Они станут к станкам, получат специальности. Недолог тот час, когда они станут присылать вам часть своего заработка. Что же, в добрый путь, молодежь Украины!
(Укр.) ты слышал, что этот господин сказал? Всем рассказывали возле правления, и только к нам приходил сам поляк.
О Петрухе спрашивает и тут же: "У Пустовых мать болеет, придется забирать дочку на работу, если никто не согласится подменить". Так-то, год-два, с едой и заработком оно для молодого парня и не плохо, но что-то очень круто берут.
(Укр.) Чш! Что ты старый расходился. Не буди малого. ...Оттого и не сказали тебе, что подскочил бы и побежал сразу с тем паном драться. ...Тут не отмахнёшься. Слышал, не в этот раз, так в следующий всё равно заберут его, как и других. Видно опять пришло время отрабатывать панам повинность. Ну хоть не лес рубить в Сибири. С собакой продержится и год, и два...
(Укр.) Ещё не знают к добру или худу что-то делается, а всё одно сразу плакать бросаются.
Может еще гостинцы слать тебе оттуда будет? Веди парня. Ждут немцы, спрашивали уже…
(Нем.) Отнесите и бросьте его в толпе! Сразу возвращайтесь назад...
часть 3 глава 1
ЧАСТЬ 3
Хватка.
ГЛАВА 1
— Посмотрите на него, Дитрих! Год мы в нем ковыряемся, вкололи чертову уйму препаратов, а этот парень все еще жив.
Устало глядя поверх повязки на бездыханное тело русского мальчика, хирург Дитрих Вольтц молчал, продолжая собирать разбросанные на столе инструменты. Лишь бросив в ванночку последний испачканный кровью зажим, он ответил:
— Будь моя воля, за этот год я сменил бы десятка два таких же, а этого парнишку оставил бы для более тонкой работы. Экспонат, на самом деле хорош, ты прав. Сколько раз он впадал в кому?
— Раз пять-семь, — с нескрываемым уважением отзываясь о двужильном парне, попытался вспомнить ассистент Вольтца, Клаус Бремер. — Но, боюсь, что в этот раз он все же покинет этот мир. Такое не переживет даже он. Жаль, ведь нам его дали…
— Нам его дали в нагрузку! — не дал договорить коллеге Дитрих. — Собака жива, целехонька, и стала принимать пищу сама, без помощи этого «балласта». Нам же на счет парня указаний не было, верно? Приказано — пса беречь, …пассивно исследовать, но беречь! А парень был нужен лишь для того, чтобы его кормить. К тому же, поэкспериментировать
— Я только высказал предположение, — развел руки в стороны Бремер и улыбнулся, — но кто мог знать, что вас это увлечет настолько, что в конце концов ваш изощренный ум решит поставить перед организмом этого мальчика неразрешимую задачу — перелить в него критичную часть собачьей крови.
Устало направляясь в комнату отдыха, Вольтц кивнул помощнику и, снимая на ходу шапочку, пригласил следовать за ним:
— У собак восемь групп крови, Клаус, — назидательно поднимая палец к потолку, заметил он, — но мы-то с вами доподлинно знаем, какого уникального пса притащили нам из России, у него фактически девятая! Я уверен, большевики не могли с ним такого сделать, это какая-то врожденная мутация.
Вы — мой помощник, как никто другой знаете, что кровь этой собаки и год назад была похожа на человеческую, а ведь за прошедшее время ее состав еще больше склонился в направлении адаптации к людской! Иначе, как чудо этого не назовешь. Грех было не попробовать. Жаль, что нам нельзя экспериментировать с самой собакой, но, с другой стороны, никто не запрещал нам брать ее кровь? Официально ее забор делался для анализа.
Заниматься этими исследованиями в крайней степени любопытно, Клаус. У нас во всем Рейхе не найдешь ксенофузиолога. Эта наука сейчас по-прежнему совершенно не развита, а напрасно. Воюющим солдатам нужно много крови…
— Им вполне хватает и крови пленных, — возразил Бремер, — сейчас мы можем отправлять ее на фронт хоть цистернами, если бы только могли сохранять долгое время «живой».
— То-то и оно, — согласился Вольтц, — а так, кто знает? Возможно, в скором времени появится пара каких-нибудь новых адаптирующих препаратов, и живые, четвероногие контейнеры с кровью будут ждать своего донорского часа в каждой нашей части. И, заметьте, в таких хвостатых «сосудах» кровь не портится! Черт побери, еще пару лет назад, это звучало бы как фантастика, а теперь? …Вполне реальные вещи. Ну разве не стоит здоровье наших солдат того, чтобы для него пожертвовать пусть даже несколькими такими молчаливыми парнями?
М-да, Клаус, мы с вами живем в счастливое время для медицины. Никогда еще нам не представлялась такая редкая возможность настолько плотно работать с живым материалом. Нам попросту развязали руки! Помните, в Освенциме? По сути, любые фантазии, проекты, исследования. Да за несколько тысяч лет медикам не предоставлялось таких широких возможностей! А вы говорите... Я лишь воспользовался одной из них. Впрочем, парня на самом деле жалко. Возможности его организма просто поражают. Сколько раз мы его уже заочно похоронили? Вспомните! Три недели назад, когда он снова, как мы думали окончательно, отключился, санитары рассказали, что он встал из кучи ожидающих сожжения, разбухших на солнце, смердящих трупов. Да, этот парень просто уникум.
Забыл вам сказать, Клаус: в конце недели, наконец, приедут за собакой. Геллер говорил, что ей нашли множество «невест» среди сучек наших вождей. Я, кстати, попросил шефа, если этот украинский юноша не подохнет, его, возможно, оставят за нами. Очень уж интересный материал…
…Петрок и в этот раз не умер, хотя в какой-то момент ему снова было так плохо, что он уже мечтал об этом. Очнувшись холодным зимним утром в своей подвальной клетке, первым делом он подполз к прутьям и, еще не в силах держать нормально голову, не глядя, просунул между ними руку. Дунай обнюхал ее и стал осторожно лизать.