Хватка
Шрифт:
В воображении поплыли картинки подземного хода, мечи, Дунай…, постепенно стало тепло и уютно, Петрок засыпал. «Красивые мечи, — думалось ему, — наверное, булатные. Интересно, а что это значит — булатные? И что там булатное? Рукоять? Клинок? А еще: почему клинок? Потому, что в форме клина, или потому, что меч вклинивается между жизнью и смертью и разрезает …жизнь…?»
— Клинок, — где-то далеко загудел у него в голове чей-то голос и Петруха, находясь на грани сна и яви, отчего-то сразу же представил себе огромный череп великана и вспомнил свой вчерашний сон. Да, это был голос того, кто в том сновидении вел его под землей. — Клинок, — повторил голос, теперь уже близко, — ты клинок, а он — рукоять.
И вдруг, словно развеялся туман. Петруха стоял посреди большого поля, и все вокруг него было усеяно обломками копий, вросшими в землю шлемами и дырявыми щитами. Серые от времени, полуразвалившиеся кости щерились в низкое, заплывшее черным дымом небо, на краю которого полыхало зарево пожарищ.
Едва не упираясь головой в небосвод, прямо перед ним стоял великан. Сегодня он был в доспехах: на поясе пустые ножны, шлем в брызгах бурой, запекшейся крови, я. дымящиеся сапоги… Казалось, что он только что вышел из тяжелой, страшной схватки.
— Жаркий бой, — глядя куда-то вдаль, сказал исполин, — теперь и тебе пришла пора.
— Мне? — Не поверил услышанному Петрок. — Так ведь не взяли меня! Только по весне будет семнадцать.
— То не беда, что годами мал, — опустил усталый взгляд великан, и продолжил, — тяжко ныне бороться с ворогом. Тот не оставил своих темных Богов. Вы же поменяли своих, старых, на нового, а ныне и его отринули! Как же ратиться, коли защиты у вас нет от Темного мира? Приходится нам, кто еще цел, из курганов подниматься да снова из века в век ходить с вами на рать.
— Кто ты? — спросил вдруг Петруха.
— Я — Синегор. Дiд из вашего кургана.
— О ка-ак? — протянул оголец. — А в других курганах, что возле оврага, тоже Дiды похоронены?
— Нет, хлопче, там спят мертвые. Этих лучше не будить. А Дiд тут только я...
В наших землях много нас вот так же ждет своего часа. Случится беда на Руси, почует земля, как поливает супостат ее кровью внуков Божьих, тот час же мы, велением старых Богов, достаем свои мечи и идем воевать.
— А как же ты вернешься в курган? — обеспокоился Петрок. — Немцы тракторами его начисто с землей сравняли…
— Меня же не тронули, — хитро подмигнул Синегор. — Стою, как и раньше, во весь рост, за тем сараем, только голова чуть в стороне.
— А где же твой меч? Ножны-то пустые. Как ты дальше воевать-то без него будешь?
Великан, глядя на Петруху, неторопливым жестом ощупал пояс:
— А все потому, что ныне и я лишь ножны, — с улыбкой ответил он. — В этой сече ты будешь Божьим клинком, а пес, что поймал в бою и заключил в себе вышедший на волю ярый огонь, стал рукоятью…
— Я? — опешил Петруха. — Да как же?
— Я позвал тебя, ты отыскал вход в курган и сделал так, что ворог теперь сам понесет мой меч к себе в город-берлогу. С тем ему конец и придет. Да только…, на том война не завершится. Из этой берлоги уж давно ушел хозяин, а вместо него во множестве расплодились змеи. Разделится каменной стеной то место, что брошено сильным зверем, а растревоженные змеи расползутся по всему белу свету и напоят своим ядом многие реки. Воевать нам еще и воевать.
— Меня дед и мать не пустят воевать, — вздохнул Петрок, — да и хвораю я…
— А вот, — снял великан с пояса свою походную флягу в полведра и поставил к ногам Петрухи, — на-ка, пей, — отворачивая туго притертую пробку, приговаривал он, — сколь только одолеешь. Это сурица горная. После нее ни одна хворь тебя не возьмет. Ну же…
Петрок взялся за широкое горлышко, стал на колено и наклонил баклагу к себе. В нос дохнуло сладкими травами, медом и чем-то таким приятным, что губы сами потянулись к сурице. Он пил и пил, чувствовал, что уже напился, но все равно глотал чудесный напиток до тех пор, пока не уперся переносицей в холодный рубец горловины…
— Ой, да он же горит весь, — донесся откуда-то голос матери и Петрок открыл глаза.
В доме уже было темно. На лбу у него лежало мокрое полотенце, а рядом сидела мать и гладила его руку.
— Пропотел весь, — вздыхала она, говоря это куда-то в сторону.
— Перескочил значит, — отозвалась из темноты бабка Мария, — переберуся його і нехай далі спить. Тепер піде на поправку.
— А где дед? — попытался подняться Петрок. — Мне ему надо рассказать. Я такой сон видел!
— Спит уже дед, — успокоила его мать, — все спят. Завтра расскажешь, снимай рубаху…
(Польск.) Юноша.
Дiд — родовое божество у Славян, а отсюда дед — тот, кто со временем собирается стать Дiдом — родовым заступником потомков.
Во многих местах до сих пор слово Русь имеет древнее значение и означает — светлое место. Например, говорят: «пойду, поставлю квас на русь, пусть прогреется». Поставить на русь здесь — буквально, поставить на светлое место, причем само «светлое» используется во всех смыслах слова. Отсюда и слово русый — светлый. Заяц — русак и т.д.
Священный напиток, настоянный особым способом на солнце.
(Укр.) Переодень его и пусть дальше спит. Теперь пойдёт на поправку.
часть 2 глава 9
ГЛАВА 9
В эту ночь Петруха спал крепко и без сновидений. Утром, не в силах открыть глаза, он, словно откуда-то издалека, услышал шепот и тихий говор домашних: