И на Солнце бывает Весна
Шрифт:
Впрочем, и по этому поводу он, выходя из машины, бурчал:
– Наверное, развалюху взял! Нет, чтобы со мной посоветоваться! Веди уж, показывай хоромы, - он вручил мне два пакета, в одном что-то душевно позвякивало.
– Ну и что же, если бы я с тобой стал дом смотреть? Думаешь, если бы он тебе не понравился, я бы не стал его покупать?
– Вот вечно ты ершишься!
– Нет, это ты вечно! Нормальный дом, сейчас сам увидишь.
– А Генин вон тот ведь был?
– Конечно, а ты уже забыть успел? Мой совсем близко. Если б дядя Гена был жив, мы бы теперь стали соседями.
Папа придирчиво обошел мою дачу, поднялся на второй этаж, постукивал по стенам, что-то бормотал. Хотя
Я разложил продукты, поставив по центру столика бутылку коньяка, предчувствуя, что нас ждет теплый душевный вечер под звездным небом.
– Рыбачить-то поплывем?
– спросил отец и взял в руки спиннинг - лишний раз проверить исправность.
Я закончил нарезать бутерброды и оценил натюрморт:
– Давай немного поедим, и в бой.
Сосед, что приходил ночью и встретился на берегу, шлепал мимо, и я ловким движением убрал под стол бутылку, улыбнувшись тому, как быстро учусь премудростям "коммунальной" дачной жизни. Тот, с ленцой взглянув на закуски, зевнул и, покачиваясь, пошел мимо, как-то недоверчиво поглядывая на отца.
Мы сидели на крыльце, расслабившись. Минуты текли неспешно.
– Матери позвони хоть, а то и объявляться перестал.
– Да. В лодке ей наберу, - я потянулся, и стал с ленцой убирать со стола.
– Что, плыть уже надо?
– сказал отец, будто рыбалка ему, расслабленному, теперь была в тягость.
– Хочешь, я тебя посажу на тачку и отвезу в лодку? Я у соседа видел, отличная, просторная, - засмеялся я.
Мы неспешно погрузились, и отец занял место у кормы, закурил, собрал спиннинг. Пока мы не отплыли на глубину, он задумчиво смотрел на высотки левого берега, храм вдалеке, думал о чем-то. Мне хотелось разогнать негу и полусон, и я стал быстро грести.
– Давай не так шибко, я на "дорожку" хочу попробовать, - сказал отец, и сел ко мне спиной.
Ветра почти не было, небольшие пенистые волны бились о борта, и я плавно работал веслами, словно занимался на тренажере, смотрел на сутулую фигуру отца, седой затылок, жилистую руку и желтый от курения палец, замерший на старомодной ленинградской катушке.
Напротив сидел самый близкий мне человек, на которого я был так сильно похож и внешне, и душой.
Если и есть во мне что-то хорошее, то взял я это у него. Разве мы не конфликтовали? Еще как! До дыма и дрожи! И дело не в извечном споре "отцов и детей", о котором говорят и пишут все, кому не лень - от старика Тургенева до нынешних коуч-тренеров по семейной психологии и других аферистов. Конфликт - противоборство интересов и взглядов, это нормальное явление. Я знал семьи, и немало, где споров почти не возникало - только потому, что люди жили под одной крышей, наплевав друг на друга. Вернулся сынок в час ночи, побитый и пьяный - и никакой ругани, потом задержался непонятно где отец, или мать с кем-то говорит, странно улыбаясь, второй час по телефону, и ничего. Бесконфликтное общество возможно - города хиппи, например, по такому принципу и устроены. Я уважаю твою свободу, ты мою, никто не переходит за черту. Умрешь от передозировки - это твой выбор. Твоя смерть - проблема тебя одного. Разве это не идеология наплевательства?
Бойкий темно-зеленый окушок, зажав во рту тройник блесны, пролетел мимо моего носа, несколько капель слетели мне на лоб с его подвижного хвостика.
– Ну ты и подсекаешь, - засмеялся я.
– Чуть в лицо мне рыбой не ударил.
– А ты не расслабляйся!
– папа снял рыбешку и отпустил за борт.
– Зря. Еще таких с десяточек поймать, и знатная получилась бы уха.
–
– Вечером самое то!
Эх, папа! Я стал жить самостоятельно для того, чтобы сберечь наши отношения. Если бы я тогда сдался под твоим натиском, остался с вами послушным домашним мальчиком, то, поверь, от этого потеряли бы все. Не сразу, но ты смирился, стал помогать мне во всем и обижался, если я что-то делал, не посоветовавшись с тобой. Извини, уж таков я. Говорят, точная копия тебя самого. Обо всем этом мы ни разу не говорили, и никогда не будем, понимая всё без слов. Я знаю, ты помнишь обо мне каждую минуту. Любишь без слов - а иначе и нельзя, любовь не говорлива. Я, как сын, стараюсь быть достойным тебя, не стыдить нашу фамилию. Спасибо, что приехал и сейчас со мной.
Поверь: ты для меня - самая лучшая кампания.
– Опять окунь?
– я смотрел, как согнулся кончик спиннинга. Я перестал грести, чтобы не создавать сопротивления. Видимо, попалось что-то хорошее, щука, а может даже, судак? Отец умело наматывал на блестящий диск катушки толстую леску. Мгновение - и он достал крупную ракушку.
– Ах, как жаль, триумф не получился. Ну что, а ее то мы уж не отпустим, зажарим, пап?
– Обязательно, в майонезно-коньячном соусе, по-французски, - ответил он.
– Это что-то новенькое.
– Нет, старый рецепт парижских студентов.
– А сапог, который ты сейчас следом поймаешь, как замаринуешь?
– В гуталине.
Да, папа, мы с тобой люди разных взглядов, и багаж, который за плечами у каждого, несравним. Я складывал пластмассовые разноцветные буквы и считал палочки, когда ты на снежном ветру торговал этими проклятыми покрышками, что выдавали вместо зарплаты. Помню, как ты приехал и привез мне кожаный ранец. Я обрадовался, но ведь не знал, каких трудов он тебе строил. А также форма, тетрадки, хлеб на нашем столе. Ельцинская власть под лозунгами свободы рынка унижала тебя, но ты выстоял достойно, без ропота. Со смирением ты вытягивал баржу нашей семьи. Ради чего так напрягался? Ради меня и матери. Ты - советский человек по восприятию мира, честный, и остаешься таким, но ты при этом - подлинный христианин... И вот сидишь ты ко мне спиной, куришь, смотришь на кончик сделанной еще при Горбачеве, а может, и раньше, снасти, и ничего тебе от жизни больше не нужно, для счастья то есть. Молодец ты, не то, что я...
Сменился строй, ход времени, иными стали люди... разными, в большинстве своем, конечно, неглубокими, как эта отмель, что мы проплываем сейчас - все гниловатые водоросли до самого дна видно. Ни ты, ни дядя Гена не приняли новый мир и его порядки, и, может быть, вы правы по-своему. Я и сам порой чувствую себя чужим в этом обществе, где большинство, увидев тонущего, начнут снимать его на камеру телефона и выкладывать в интернет, а не спасать. Ты живешь по старым правилам - и в плохом, и в хорошем смысле. Меня ты, конечно, осуждаешь за покупку дачи. Раз я скопил деньги, то лучше бы потратил с умом, сберег на "черный день". Но я не собираюсь готовиться к плохому "завтра", даже если от будущего стоит ждать только бед. Я хочу, чтобы мне, и тебе, было хорошо здесь и сейчас.
Вот Звягинцев, в трагическую минуту расставания посмотрел в глаза отца. Больно? Больно... Спасибо Богу за то, что у меня всё иначе. Сейчас смотрю не в глаза, а в спину, и уверен, что так даже и лучше. Я верю, что и у меня будут дети. Обязательно. Как только найду девушку, у которой не вбита гвоздем в мозг доктрина "Мужик должен!" И если будет у меня сын, или дочь, то главное, к чему буду стремиться - строить мост понимания.
– Долго еще? Ты что, ловить собрался в тундре?
– видимо, отец заскучал, ведь больше на его заветную снасть никто из подводных обитателей не искусился.