И на Солнце бывает Весна
Шрифт:
В тот летний день мы еще долго сидели, прижавшись спинами к раскидистой липе. Ни о чем не говорили - просто слушали птиц, шум ветра в больших, как паруса, листьях. Рядом с этим человеком мне казалось, что я начал различать звуки, неведомые мне ранее - скрип лапок кузнечика в прыжке, тихое движение мохнатого тела гусеницы, призывные звуки сотен муравьев в их похожем на церковь большом домике.
Я был не одинок под нашим деревом. Именно нашим. Потом, когда приходил к нему один, я называл его только так. Также я понял, что старец Афанасий собирал спички и прочий мусор не просто так. Он часто вручал больным, врачам, или посетителям колонии эти огрызки, говоря
– Ищите родственность между предметами, привыкайте решать задачи.
Порой он как бы невзначай отвечал на мысли, говорил о том, что было на душе. В редких случаях он ясными словами предупреждал о каком-то событии или возможной беде. При этом старец со всеми был приветлив, словоохотлив, доброжелателен. Мне же старец не сказал ничего мистического, пророческого. Я лишь ощущал тепло от его присутствия, как от солнца, и он отдавал мне силу, помогая прийти в себя, вернее, вернуться к себе самому. Иногда мне становилось страшно, ужас налетал на меня, словно шквалистый ветер, и тогда старик, словно все чувствуя, странным образом находил меня, и ничего не говорил, а лишь смотрел и улыбался, будто лечил меня одним только взглядом.
Помню, как в один из дней ко мне подошел врач Лосев и стал что-то спрашивать о здоровье, и я захотел узнать от него про старца:
– Он очень хороший человек, - ответил молодой доктор.
– Раньше таких в народе называли юродивыми или провидцами, их не трогали, а наоборот, почитали. Из тех материалов, что есть у нас на него, я знаю, что он из Орла. Откуда родом - неизвестно, в этом городе он появился внезапно в годы гражданской войны, стал жить на колокольне. Было ему тогда лет тридцать, и никто не знает, что было с ним раньше, откуда пришел. Но сдается мне, что странным он был не от рождения. Когда его увидели на колокольне, он был босым и легко одетым, хотя время было зимнее. С высоты он сходил только лишь для того, чтобы попросить на пропитание. Слух об этом странном человеке дошел до местного священника, и он попросил подыскать среди верующих того, кто готов приютить блаженного.
– Неужели нашли?
– спросил я, слабо веря.
– Да, его взяла на поруки одинокая женщина. И он сразу стал у нее чудить, в первый же день принес в комнату ведро воды и стал плескаться, как гусь, все полы вымочил. Потом он стал бродить, собирать склянки, как делает и сейчас. Часто его видели бегущим по дороге с метлой, разметал так, что пыль столбом стояла, и кричал: "Кайся, окаянный грешник!" В картуз любил перья вставлять. Кстати, у старца хороший музыкальный слух, умеет играть на скрипке и на гитаре, к нему часто наш местный учитель музыки ходит, Мешковский. Говорит, что у Афанасия редкое дарование, он мог бы вполне играть если не в оркестре, то в ансамбле уж точно.
Я поднял глаза - в безоблачном небе над колонией кружилась стая голубей.
– Да, иногда он вскользь упоминает Варшавскую консерваторию и драгунский полк, но как это с ним связано, не уточняет, - продолжал Лосев.
– Афанасий не ест мяса и особенно терпеть не может яйца, говоря: "Трупы не кушаю". Однажды был случай, когда он случайно наступил на гнездо и раздавил яички, сильно потом переживал. Странностей хватает. Например, от ржаного хлеба тоже отказывается, хотя с начала войны никакого другого у нас просто нет, да и с черным, сам знаешь, какие проблемы. Вообще ест он странно, мы на него поначалу ругались за это, но потом привыкли. Любит, когда ему "суп" подают - он так сырую воду с солью и капустным листом называет. Вместо хлеба возьмет картофелину, и давай уплетать с аппетитом. Если есть сахар - может и его в свою бурду подсыпать.
– Сюда за все эти странности и попал?
– спросил я.
– Да вовсе нет, - ответил врач. Мимо нас прошел художник Яша, улыбаясь, и Лосев молчал, пока тот не скрылся за деревьями.
– Дело в том, что Афанасия в народе стали почитать за провидца, и много женщин за ним ходило. И не только о будущем, о жизни у него спрашивали, но вообще по любому вопросу советовались, а его ответы принимали как высшую истину. Например, стоит ли вступать в колхоз, интересовались. А старик им в ответ, нет, мол, держитесь своего двора и хозяйства, ничего хорошего в объединении нет, пойдешь в колхоз - свое потеряешь. Конечно, об этом довольно быстро доложили местному руководству.
Я подумал, что в наших со старцем Афанасием судьбах есть что-то общее. Лосев продолжал:
– Сначала его в камере держали, хотели повесить на него участие в церковно-монархической группе, или что-то подобное. Странно, но ничего доказать не удалось, и его просто отпустили, но ненадолго. Его довольно быстро забрали в психиатрическую лечебницу там, в Орле. Да вот беда - старухи-поклонницы стали к нему каждый день ходить толпами. Вот и приняли решение перевести его к нам, чтоб подальше от его, так сказать, паствы. Но бабушки и сюда к нам едут, я стараюсь не препятствовать, хотя Беглых настроен иначе. Старухи много добра привозят, еды, а Афанасий все больным раздает. Но Беглых неистов - он ведь и его, и тебя считает врагами советской власти.
"Да уж, этот Кощей проклятый", - подумал я, но сказал другое:
– Какой идейный врач Беглых, молодец.
– Да уж, - ответил Лосев, прекрасно зная мои мысли.
– Из Орла в Орловку, есть в этом каламбуре что-то интересное, - сказал я.
– Говорят, что он все свои мытарства по психбольницам предсказал, даже где и сколько находиться будет. Правда, общаясь со мной, он никогда не пророчествует и великих истин не произносит.
– Почему же он все-таки ходит и мусор подбирает?
– я размышлял вслух.
– Думаю, он так по-своему молится, - ответил врач.
– Про огарки спичек я его как-то раз спросил. Афанасий ответил, что нужно брать их десять, связать ниткой. Я не понял, зачем, а он только посмеялся. Кто знает, может, он десять заповедей имел ввиду, или еще что-то, не разобрать. Люди верят, что он с помощью огарков определяет судьбу.
– Сами в это верите?
– Я - врач. Мое дело - лечить, помогать людям, а не верить небылицам и предрассудкам.
К нам подошел один из больных, его звали Толя. Он был сухой, усталый, но с необычайно подвижными и нездоровыми глазами, из которых, казалось, вот-вот полетят искры:
– Мне нужно электричество, еще вода очень нужна.
– Зачем, Анатолий Васильевич?
– спросил Лосев.
– Чтобы подключиться!
– ответил тот.
– Разве не видите, у меня из живота идут провода, там у меня внутри протонная орбита, а еще магнит, который управляет мыслью. И глазами тоже. Я глазами фотографировать умею, но без воды и тока ничего не получается.
– Анатолий Васильевич, есть еще один вариант, как решить эту проблему, - ответил врач.
– Сходите к медсестре, она даст вам лекарство. И оно поможет.