И снова утро (сборник)

Константин Теодор

В связи с готовностью отряда принять участие в борьбе за ущелье положение окончательно прояснилось, и Матеяну должен был информировать об этом румынское командование. Но поскольку он не сумел установить связь со штабом армии по радио — то ли потому, что армия сменила длину волны, то ли потому, что она двинулась дальше к Бухаресту, — ему не оставалось ничего другого, как послать курьера в штаб механизированных войск в Бухарест. Он назначил для этой миссии одного из унтер-офицеров, и, пока отряд готовился к маршу, Матеяну принялся писать донесение. Весть об отправке курьера молнией облетела офицеров, солдат, и вскоре у унтер-офицера оказалась охапка военных открыток, писем или просто клочков бумаги,

на которых большинство из солдат вывели карандашом только домашний адрес и две-три строчки: «Я жив! Теперь мы воюем вместе с русскими против немцев!»

— Что мне делать с ними, господин полковник? — спросил унтер-офицер.

— Захвати с собой. Возьми вещевой мешок и положи все письма туда… Подожди, я тебе тоже дам письмо.

В его распоряжении оставалось лишь несколько минут, чтобы черкнуть пару строк Ноне. А как много он хотел сказать ей и детям! Он никак не мог сосредоточиться, чтобы наскоро изложить на бумаге те мысли и чувства, которые испытывал. В результате и он ограничился скупой формулой солдат: «Любимая! Я жив! В другой раз расскажу все, что мне пришлось пережить. Сейчас я со своим отрядом вступил в бой вместе с русскими против немцев в Трансильвании. Нона, дорогая, надеюсь, с вами ничего не случилось? Береги себя и детей! Когда встретимся с нашими в Трансильвании, возможно, я все же вырвусь в Бухарест. А пока обнимаю вас всех и целую!»

— Любой ценой ты должен пробиться! — сказал он, вручая письмо унтер-офицеру. — Если не сможешь вернуться, оставайся в штабе, увидимся потом в Трансильвании…

Орудия теперь били еще ближе, эхо разрывов подхватывалось и усиливалось в горах. Воздух глухо дрожал. На горы опускались синие сумерки. День заканчивался, как всегда, яростной дуэлью батарей. «Поспеем как раз, когда они успокоятся, — обрадовался Матеяну, — и застанем их врасплох!»

И действительно, грохот орудий вскоре смолк и воздух вдруг словно опустел. В ущелье установилась непроницаемая и холодная тишина. Вершины гор постепенно скрывались в сумерках. Это был момент, когда немцы еще могли обнаружить приближающуюся к ним колонну, но колонна тоже была начеку. Голова ее как раз достигла Паланку и свернула с дороги. Автомашины и орудия быстро отъехали на обочину или на другую сторону канавы, освободив дорогу танкам, которые пронеслись мимо Матеяну с командирами в открытых люках. Шоссе дрожало под их тяжестью.

Танки первого батальона под командой Олтяна быстро растворились в низкой и густой пепельно-серой темноте в горах. Остальные, с работающими двигателями, остановились как раз напротив Матеяну. Майор Михуляк спрыгнул с одного из танков и быстро подошел к полковнику, который тем временем связался по радио с Олтяном. Возле него появился и советский офицер, командовавший частью около ущелья. Несколько минут они прислушивались к шуму танков, устремившихся к ущелью. Шум нарастал, пока его не перекрыл грохот первого выстрела. В следующее мгновение все орудия перепуганных гитлеровцев открыли частый и беспорядочный огонь, пронизывая вспышками темноту в ущелье. Им ответили орудия танков, затем непрерывными очередями заговорили и пулеметы. Плотный огонь гитлеровцев остановил танки как раз у входа в ущелье. Там же, на линии советских частей, остановились и устремившиеся за танками горные стрелки. Один из танков, пораженный с первого выстрела, горел огромным дымным факелом, освещая скалы густым кроваво-красным светом… «Вся теснина забита их орудиями и пулеметами, — встрепенулся Матеяну. — Кроме того, дорога может быть заминирована!»

Полковник приказал Олтяну еще раз испытать оборону немцев, ведя огонь всеми орудиями вдоль узкого прохода между скалами. Через несколько мгновений горы загрохотали, будто обрушиваясь. В ущелье взвились вверх

и зажгли ночь белым металлическим светом десятки ракет. Скрытые орудия немцев грохотали безостановочно с отчаянной яростью. Матеяну быстро остановил атаку и приказал танкам отойти, прикрывая друг друга. Он сдержал также пыл Михуляка, который все время рвался к ущелью. «Ущелье длинное, восемьдесят километров, — аргументировал Матеяну свое решение. — И немцы могут даже позволить нам войти в него, чтобы таким образом поймать все танки в ловушку. За полчаса мы можем потерять все танки!»

Советская артиллерия из леса и долины начала обстреливать ущелье, а Матеяну, пользуясь этим, смог отвести всю колонну в укрытие, слева от ущелья. Все более ожесточенная артиллерийская дуэль между русскими и гитлеровцами продолжалась до тех пор, пока немцы не убедились, что противник временно отказался от мысли проникнуть в ущелье. Немцы превратили ущелье в узел обороны, но Матеяну знал, что он должен любой ценой прорваться по ту сторону гор, и ему пришла в голову мысль обогнуть ущелье танками с юга.

— Как с юга? — недоуменно спросил Лейтман. — Через горы?

— Да, через горы. Мы проберемся с танками через горы!

— О! — воскликнул Лейтман и замолчал.

Михуляк и даже Олтян, более дерзкий и горячий, чем Матеяну, командиры батальонов горных стрелков, привыкшие штурмовать горы, — все были ошеломлены, узнав о замысле Матеяну. Горы были высокие, дикие, с крутыми обрывами, покрытые лесом. Другой дороги, кроме той, что проходила через глубокое ущелье, не было. Пытаясь перейти прямо через горы, танки могли застрять в лесу или в каком-нибудь овраге, могли повиснуть над высокими обрывами или свалиться в пропасть. То же самое могло случиться и с противотанковыми и зенитными орудиями, с машинами, нагруженными солдатами, боеприпасами и провизией. Однако Олтяна через несколько мгновений уже захватила высказанная Матеяну идея.

— Представьте себе, — шепнул он, и глаза его загорелись, — что будет, когда немцы обнаружат у себя в тылу танки!

— Господин Лейтман, — пытался Матеяну убедить советского офицера, — согласитесь, что попытка прорваться в ущелье танками равноценна самоубийству…

— Надо действовать не сразу, постепенно.

— Это значит атаковать двадцать раз и каждый раз терять по одному или два танка.

Самого Лейтмана замысел Матеяну и привлекал и пугал в одинаковой мере. Он все же связался со штабом советских войск, действовавших вблизи ущелья, но там и слышать не хотели о подобной операции. Румыны, если они хотят сражаться, как обещали, должны прорваться через ущелье и открыть, таким образом, путь через горы. Однако сумасшедшая идея Матеяну по-прежнему не выходила у Лейтмана из головы.

Матеяну поднялся из-за стола, за которым они изучали карту. Решение штаба не удивило его. Он ожидал такой реакции, любой штаб был бы так же удивлен и обеспокоен подобным предложением. Но именно потому, что, по общему мнению, для танков больше подходит шоссе, Матеяну укрепился еще больше в своем решении.

— Немцы ожидают, что мы будем действовать танками только по ущелью, и не думают, что мы можем повести танки через горы. Именно поэтому и надо осуществить этот маневр! — настаивал он.

Не отрывая глаз от карты, Матеяну вызвал командира отделения разведки, сухощавого, костистого унтер-офицера с желваками на скулах, с серо-стальными глазами, и приказал ему отыскать в селе проводника и быть готовым. Ему предстояло вместе с Матеяну отправиться в горы на разведку.

— Поищите генерала, — потом попросил он Лейтмана, — и скажите, что мне необходимо получить его согласие…

— Кто теперь может найти генерала? — высказал сомнение Лейтман. — Вчера его танкистов встречали цветами жители Бухареста.