И танки наши быстры

Верещагин Павел

Она помолчала, сердясь на Бурцева, который втягивал ее в неприятный разговор, а потом все-таки заговорила, сначала с усилием, потом – все с большим и большим чувством.

– Он ведь был очень популярен лет пятнадцать назад. По всей стране. А уж в нашем городке – можете представить... У каждой девчонки над кроватью висел его портрет. И у меня висел... Но если другим девчонкам портрет был нужен для того, чтобы целовать его на ночь и млеть, то мне – совсем, совсем для другого.

– Если вам неприятен этот разговор, то вы можете не продолжать... – заметил Бурцев.

– Нет, отчего же. Раз уж начали... – упрямо проговорила Настя. – Конечно,

тогда я была самонадеянной и глупой... Но дело не в этом. Теперь я понимаю, что была влюблена не в него самого... Он для меня был воплощением другой жизни, знаком того, что эта жизнь достижима... Ведь как мы жили в нашем городке?... Учительница приходила в класс в сапогах по колено, потому что на улице грязь. Один фонарь на всю округу – и тот постоянно разбит. Кинотеатр с индийскими фильмами, а под ногами хрустит ковер из подсолнечной шелухи. На улицу после семи выйти нельзя – девчонкам опасно. А в телевизоре мы видели – есть другая жизнь. Автомобили, высокие дома, шум и по ярко освещенным улицам запросто ходят люди – и в том числе известные на всю страну. И вот я всегда знала, что когда-нибудь эта жизнь будет моей – и его фотография над кроватью напоминала мне об этом.

Настя замолчала. Бурцев подумал и кивнул. Так бывает. Кажется, что любишь человека, а на самом деле...

– Тогда он был очень популярен, – вспомнила Настя. – Это потом у него случились известные неприятности. Его втянули в политику, он выступил в поддержку людей, а они оказались негодяями. Вышел скандал... Его поливали грязью... Только ленивый журналистишка не трепал его имя. Он страшно переживал. Пропал из виду. Говорили, что навсегда оставил театр и кино... Ушел в бизнес...

Настя помолчала. И заговорила опять.

– А я между тем выросла. И дважды пыталась поступать в столичный вуз. И оба раза провалилась. А его стали забывать... И уже над кроватями местных девчонок висели другие фотографии. Кумиры меняются быстро... Лишь я... я по-прежнему оставалась ему верна... – сказала она.

Бурцев опять кивнул: это правильно.

– А потом мне выпал шанс переехать в этот город. И я переехала. – Настя запнулась, вспомнив что-то неприятное, и почему-то посмотрела на телефонный аппарат, стоящий на журнальном столике. – И первое время ходила по этим улицам так, будто со мной произошло чудо. Оттого что я все-таки здесь... И могу запросто пойти в этот театр или в этот музей. Или увидеть, как проезжает в машине известный всей стране человек. И даже случайно повстречать его, моего кумира... Я уже знала, как сложилась его судьба. Знала, что он по-прежнему живет в этом городе. И стал преуспевающим бизнесменом. После моей глубинки мне казалось удивительным, что я могу запросто пройти мимо офиса его компании, ставшей известной. И, может быть, увидеть у дверей его...

Девушка взглянула в глаза Бурцеву, и тот кивнул.

– А потом опять большая удача... В его фирму набирали новый персонал. Я пришла на собеседование – и меня взяли! Взяли почти никем, девочкой в торговый зал... И уже это было вообще невероятно! Если бы я рассказала кому-нибудь из школьных подружек – мне бы не поверили. Я по нескольку раз в день видела его в коридорах. Слышала его голос. Попадалась ему на глаза. Вблизи он оказался еще лучше, чем на экране... Такой интеллигентный. Деликатный... И в то же время сильный. А глаза – грустные-грустные... И седые виски. Я влюбилась по уши, уже по-настоящему...

Настя некоторое время сидела, глядя невидящими глазами перед собой. Потом накинула на плечи пуховый платок, зябко укуталась и заговорила опять:

– Я мечтала, молилась, колдовала, чтобы он меня заметил, – и он заметил. Я была такая свеженькая, такая непосредственная, веселая. К тому же землячка. Я ему понравилась... Он перевел меня в свою секретарскую группу, помощницей, я стала работать в соседнем с ним кабинете, общалась с ним по нескольку раз в день.

Она мимо Бурцева посмотрела на деревья за окном.

– А дальше... Дальше... Все эти двадцать он лет был женат на одной и той же женщине, с которой познакомился еще студентом. Интересная женщина, независимая. Дизайнер. Сама зарабатывает деньги. У них взрослая дочка. И вот мы узнали, что его жена увлеклась другим мужчиной... То ли продюсером... То ли режиссером... И оставила мужа. Ради этого режиссера. Она вообще такая... Отчаянная... И думает только о себе.

Настя посмотрела на Бурцева, и Бурцев почувствовал, как на дне ее глаз зарождается привычная застарелая боль.

– Все были потрясены. И он, конечно, в первую очередь. Перестал показываться в компании, все дела вел через заместителя... Говорят, пил... А я каждый день ходила в церковь. И молилась, молилась... Через несколько недель он появился, всего на несколько минут, чтобы...

Настя замолчала. Глядя широко раскрытыми глазами в пространство и думая о чем-то своем.

– Он пришел, чтобы поговорить со мной. Чтобы позвать меня к себе. И мы стали жить с ним вместе. И опять я не могла поверить своему счастью... Думала вот проснусь – и все исчезнет. Это была как сказка... Он решил на время оставить дела на заместителя и немного отдохнуть... И мы стали просто жить... И нам было так хорошо вместе. Он был внимательный... И благодарный. А я чувствовала, что родилась на свет именно для этого... Для того, чтобы готовить ему еду, гладить рубашки, и мне ничего в жизни не надо, только видеть рядом его удивительные глаза, чувствовать запах его одеколона, ночью доставлять радость, когда-нибудь потом, может быть, родить сына. И у меня нет другого предназначения. Мы ездили путешествовать. Ходили по театрам... Вели светскую жизнь... Но мне все это было не нужно, не обязательно... Даже мешало...

Она горько усмехнулась.

– И вот казалось бы... Если вспомнить ту смешную девчонку в маленьком городке, ожидающую на подоконнике мать с работы и мечтающую о знаменитом артисте... И потом меня, рука об руку с ним, влюбленным, где-нибудь на океанской яхте или в кафе на Елисейских полях... Какая счастливая судьба... Какой фантастический путь... Какая череда невероятных удач...

Она замолчала и постаралась справиться с собой. Но вопреки воле ее глаза стали медленно наполняться слезами.

– А оказалось... Оказалось... Что все эти удачи нужны были только для того, чтобы... – Она подняла лицо вверх, старясь, чтобы слезы затекли обратно. – Для того, чтобы потом все обернулось для меня таким ужасным несчастьем... Бедой... Пустотой...

– А что случилось? – осторожно спросил Бурцев.

– Сначала я стала замечать, что он как будто остывает, привыкает ко мне... Ему как будто иногда становится скучновато. Я пыталась что-то придумать, развлечь его. Может быть, ему нельзя было оставаться без дела? Теперь поздно гадать... Только я стала чувствовать, что я ему не так нужна, как раньше... А потом... Потом... Потом у его жены кончилось там... С этим человеком... Она позвонила и предложила моему любимому начать все сначала...